Музыкант из концлагеря

«Когда я играл, мир снова казался гармоничным, страдания вокруг исчезали. Я забывал о желтой звезде, пришитой у меня на груди, о стенах гетто, о голоде, об угрозе попадания в Аушвиц... Конечно, мы знали обо всём, что нас ждет, но забывали об этом, как только брали первые аккорды».

Коко Шуман

 

Музыка всегда была его жизнью. Он влюбился в джаз, когда «негритянская музыка» была запрещена. Подростком играл в берлинских джаз-барах на ударных и на гитаре. В годы Холокоста участвовал в пропагандистском фильме СС (см. «ЕП», 2016, № 7), будучи узником гетто Терезиенштадт. На плацу Аушвица в составе оркестра ему приходилось наигрывать популярный хит «Ла Палома», чтобы развлечь эсэсовцев и заглушить стоны, доносящиеся из газовых камер. Легендарный джаз-гитарист Коко Шуман чудом пережил три концлагеря. Он не мог говорить об этом в течение четырех десятилетий. После вой­ны он продолжил музыкальную карьеру, по праву считаясь виртуозом джаза. В последние годы жизни он решил бороться с забвением прошлого и рассказать о том, как музыка спасла ему жизнь.

•

Джазовый музыкант, гитарист, барабанщик и композитор Хайнц Якоб Шуман родился 14 мая 1924 г. в семье Альфреда и Хедвиг Шуман в Берлине. В жизни его называли Коко. Это прозвище, ставшее впоследствии его сценическим именем, дала ему подруга-француженка, которая не могла произнести его немецкое имя Хайнц.

Мать Коко – еврейка Хедвиг Ротхольц – была парикмахером, а отец, конвертировавшийся в иудаизм выходец из христианской семьи, – обойщиком и ветераном Первой мировой вой­ны. В 1942 г. родился брат Шумана, Юрген.

Коко с 4-летнего возраста мечтал стать музыкантом по примеру своего кумира – дяди Артура. Ударная установка дяди Lucky Stars с красной подсветкой изнутри приводила малыша в полный восторг.

С января 1933 г., когда к власти в стране пришел Гитлер, мать Коко, владевшая парикмахерским салоном, систематически подвергалась антисемитским нападкам. Коко как «полуеврея» заставили перейти в еврейскую школу, что побудило семью переехать в район Халензее, где жили евреи.

«Я ходил в еврейскую школу, – вспоминал Коко. – Наша шайка, как тогда говорили, была без ума от музыки. Ведь американские фильмы с Джинджер Роджерс и Фредом Астером в германских кинотеатрах показывали еще до вой­ны». Один из его учителей, заметив увлечение мальчика музыкой, стал обучать его первым аккордам на гитаре.

В 1937 г., когда Коко было 13 лет, друг показал ему новую пластинку американской джазовой певицы Эллы Фицджеральд «A tisk-it a task-it», что перевернуло для него весь мир. Слушать такую музыку в то время строго запрещалось. «Когда свинг запретили, – рассказывал Коко, – мы все равно покупали пластинки из-под полы. Тогда я впервые услышал Эллу Фицджеральд и сразу понял: вот это моe. Конечно, тогда я не мог и подумать, что однажды буду аккомпанировать ей».

•

В 1938 г., после «Хрустальной ночи», его дядя Артур эмигрировал в Боливию. Мать лишилась парикмахерского салона, и семья Шуман вынуждена была снова переехать, на этот раз в крошечную квартиру на Курфюрстенштрассе. В 1939 г. Коко окончил школу и был направлен на принудительные работы в сантехническую фирму.

Покидая страну, дядя оставил племяннику свою ударную установку, а двоюродный брат, призванный в вермахт, – гитару, чему Коко был безумно рад. Познакомившись с группой молодых людей, которые играли свинг – музыку Дюка Эллингтона, Чака Уэбба и Тедди Штауффера, Шуман начал появляться в ночных клубах и джаз-барах Курфюрстендамма – центральной улицы столицы. Обладающий музыкальным даром и прекрасным чувством ритма, он вскоре сам научился играть на гитаре и барабанах.

В декабре 1939 г. Шуман был принят на работу в качестве барабанщика в бар Hasenschaukel, а вскоре уже играл в различных джазовых группах. Там он познакомился с известными джаз-музыкантами Булли Буланом и Хансом Корсеком, у которых он при финансовой поддержке отца и в глубокой тайне от матери брал уроки игры на гитаре.

Так называемая «негритянская музыка» в нацистской Германии была официально запрещена. Охранники на входе предупреждали музыкантов о возможном контроле СС. «Сотрудники Имперской палаты культуры (Reichsmusikkammer) всегда приходили в кожаных пальто и шляпах, поэтому их было легко заметить, – рассказывает Коко. – В Groschenkeller, где мы играли джаз, находились студенты-охранники. Если тот, что стоял на входе, видел стукача, он сразу же свистел, и мы, музыканты, тут же переключились с джаза на „Розамунду“. Эсэсовцы также заказывали джаз. Это же были в основном молодые люди! Но вообще-то мы играли всё подряд, от вальсов до маршей. Правда, всегда была опасность, что кому-нибудь из них с перепоя исполнение не понравится. Тогда на следующий день в оркестре было одним музыкантом меньше...»

Для Коко, мать которого была еврейкой, каждое выступление было рискованным, т. к. «полуевреям» не разрешалось быть членами Имперской палаты культуры. Несмотря на это, до 1943 г. он, будучи несовершеннолетним, играл по поддельному налоговому удостоверению в оркестрах Эрнста ван’т Хоффа и Туллио Мобильи.

Коко, казалось, не смущали никакие нововведенные ограничения для евреев: он не боялся ничего, выражая открыто протест нацистскому режиму и играя при этом со смертью. Так, во время одного из рейдов СС он даже лично представился эсэсовцу, находившемся в баре: «Я подошел к аплодирующему эсэсовцу и прямо сказал, глядя ему в лицо: „Теперь вы действительно должны меня арестовать, ведь я несовершеннолетний“. Он согласился. „Я еврей!“ Он кивнул. „Я играю джаз!“ Он кивнул опять. И все они заржали и он – тоже! Неужели никто не подумал, что я говорю правду?»

Днем он был учеником сантехника с желтой звездой на лацкане, а по вечерам играл на гитаре в джазовых клубах и перекладывал звезду в карман, подвергая при этом себя опасности. Ему нравилось флиртовать с молоденькими немками, посетительницами бара.

•

Но вскоре ему пришлось расплатиться за свое бахвальство. В марте 1943 г. Шуман был арестован полицией и доставлен в гестапо. Его обвинили в том, что он играет запрещенную музыку, отказывается носить звезду Давида и якобы «соблазняет арийских женщин».

«У нацистов было такое понятие – „осквернение расы“. Я этим тоже грешил, и один тип, у которого я тогда отбил невесту, пронюхал, что я не носил желтую звезду с надписью „Еврей“. В марте 1943-го меня вызвали в отдел уголовной полиции на Александерплац. А оттуда мое дело передали в СС».

В 1943 г. Шумана депортировали в гетто Терезиенштадт, хотя первоначально предполагалась его депортация в Аушвиц. Отцу Коко – бывшему фронтовику – неимоверными усилиям удалось тогда это предотвратить. Но, как позднее оказалось, в Аушвиц он всe равно попадет...

В Терезиенштадте Коко находился в заключении до 28 сентября 1944 г. Туда же годом раньше депортировали его бабушку и дедушку. Мать была арестована гестапо, но ей удалось бежать вместе с мужем и младшим сыном Юргеном в Силезию, где они, к счастью, нашли убежище.

Терезиенштадт, куда был отправлен Коко, представлял собой своего рода «образцовое гетто», организованное нацистами в пропагандистских целях. Оказавшись там, Коко Шуман понимает, что только музыка спасет ему жизнь. «Какой-то человек подошел ко мне и сказал: „Слушай, мы играем здесь в джаз-оркестре Ghetto Swingers. Наш барабанщик был отправлен в Аушвиц на предыдущем транспорте“. Я говорю: „Я как раз на барабанах играю и на гитаре тоже!“ – „Вот и хорошо! Приходи завтра на репетицию“. Так я стал барабанщиком в Ghetto Swingers». Как оказалось потом, это был Мартин Роман, руководитель джаз-оркестра, ставший впоследствии большим другом Коко.

В 1944 г. музыканты джаз-оркестра приняли участие в фильме «Терезиенштадт: документальный фильм из еврейского поселения», более известный как «Фюрер дарит евреям город» режиссера-узника Курта Геррона. В фильме нацисты стремились «документально» показать всему миру, как замечательно живется евреям при новом режиме. Коко Шумана можно увидеть в короткой сцене фильма в роли барабанщика.

Коко вспоминает об этом так: «Представьте себе картину: Мартин Роман дирижирует оркестром. Музыканты в белых рубашках, темных брюках, черных галстуках и с желтыми звездами на груди. Перед ними пюпитры с нотами. Неподалеку танцуют молодые красивые пары... Эта картина так растрогала комиссию Красного Креста, посетившую Терезиенштадт незадолго до начала съемок фильма, что осталось лишь ее снять и отправить музыкантов и танцоров в Аушвиц на уничтожение. Что и случилось осенью 1944-го. После того как съемки завершились, вся группа была немедленно депортирована в Аушвиц, и многие из нас попали прямо в газовую камеру...»

•

В сентябре 1944 г. Шуман был в числе других музыкантов Терезиенштадта отправлен в Аушвиц-Биркенау, где ему пришлось пробыть пять страшных месяцев.

«Путь в вагоне для скота, – вспоминает Коко, – был кошмаром. Теснота была просто невообразимая. В какой-то момент я вдруг увидел, что мы как раз проезжали через берлинский район Халензее, причем крайне медленно. Поэтому я даже смог разглядеть родительский дом и вооруженного эсэсовца рядом...»

В Аушвице Коко предстал лицом к лицу перед доктором Менгеле, или Ангелом Смерти, как его там называли, проводившим селекцию прибывших узников.

«Мы знали об Аушвице только по слухам, – вспоминает Коко. – Но когда мы туда попали, это был для нас шок. При нашем прибытии Менгеле показал нам на ворота лагеря. „Это вход сюда“, – сказал он. Затем он указал на дымящиеся трубы, источающие странный сладковатый запах. „А это – выход отсюда“. Это было чудовищно. Но мне, к счастью, повезло. Немцам нужен был оркестр, и они искали музыкантов».

Коко Шуман в своих интервью рассказывал, что был спасен от газовых камер Аушвица, потому что один из лагерников узнал его – берлинского джазмена – среди вновь прибывших узников и устроил играть в лагерный оркестр.

«В Аушвице нас разместили в бараках, – вспоминает Коко. – В бывших конюшнях поставили много­ярусные кровати. Когда я это увидел, то подумал: это конец. Тут вдруг рядом со мной раздался голос: „Коко, это ты?! Я тебя узнал, ты играл в Groschenkeller и в баре Rosita в Берлине“. Я поворачиваюсь и вижу перед собой лагерного капо (бригадир рабочей команды. – Э. Г.). Выяснилось, что он был большим поклонником моего творчества, но, понятное дело, я не мог знать всех своих поклонников. Я понял, что это был мой счастливый билет. Он сказал мне тогда: „Они отправили в газовые камеры всех наших музыкантов-цыган из лагеря Е, и сейчас некому играть популярную музыку“. До этого он каждый вечер организовывал концерты цыган. Как только прибывал какой-нибудь музыкант, немцы не оставляли его в покое – музыка была единственной возможностью отвлечься. Как для нас, так и для них... Мне принесли новые крепкие туфли и гитару Selmer, взятые со складов, где хранились вещи, похищенные у депортированных. „Ты можешь сыграть нам сегодня же вечером“, – предложил он. Я согласился».

•

«Кроме музыки, – вспоминает Коко, – у немцев не было другого отвлекающего фактора, когда они посылали людей на смерть. Именно для этого она была им так необходима. То, что мы видели в те дни, было невыносимо, и всё же мы это смогли пережить, потому что играли ради спасения. Это была музыка в аду у лагерных ворот, через которые люди шли на работу в Буну (Аушвиц III. – Э. Г.). И эсэсовцы всегда заказывали популярный хит „Ла Палома“. Много лет для меня оставалось загадкой, почему они каждый раз просили сыграть именно „Ла Палома“. Тогда у СС „Ла Палома“ был главным хитом, хотя он был в годы Холокоста запрещен. Мы об этом не знали. И никто этого не знал. Возможно, из-за строки из текста „Однажды всё закончится…“».

Их оркестр играл на плацу по несколько часов ежедневно перед отправкой матерей с детьми в газовые камеры, и во время прибытия в лагерь новых транспортов, и во время ухода и возвращения узников с работы – в обмен на дополнительную еду. Коко вспоминает: «Дети в колонне смотрели мне прямо в глаза, и я также не мог отвести от них своих глаз... Они, как мне тогда казалось, знали, куда их ведут...» А вечерами эсэсовцы веселились под джазовую музыку. «Лагерный капо и староста блока устраивали вечеринки для эсэсовского начальства, и мы играли для них. Один раз они пришли в женской одежде и обуви. Потом сильно напились. Тогда один из них снял туфлю и мне было приказано выпить из нее шампанское... Мы заиграли, и, услышав звуки музыки, они начали плакать, как дети».

В Аушвице музыканты-узники находились в положении музыкальных рабов, их жизни зависели от сиюминутного настроения эсэсовцев и лагерного начальства. Пока музыканты были востребованы, они могли избежать гибели в газовой камере. И лишь нескольким из них удалось остаться в живых, дожив до освобождения.

•

В январе 1945 г. Коко Шумана доставили в Кауферинг, подлагерь концлагеря Дахау. Там он получил гитару Йиржи Тауссига – погибшего здесь тромбониста Ghetto Swingers, что позволило ему давать концерты и не умереть от голода.

«Когда в январе 1945 г. к Аушвицу подходили русские, – вспоминает Коко, – нас успели перевезти в Кауферинг, подлагерь Дахау в Баварии. А когда его ликвидировали – отправили на „марш смерти“. Эсэсовцы хотели нас расстрелять и уже зарядили свои пулеметы. Но, слава Богу, американцы нас освободили. Мне выдали документ об освобождении, по которому я смог проехать на поезде в Берлин».

30 апреля 1945 г. освобожденный американскими солдатами Шуман прибыл в родной Берлин – столицу побежденного нацизма, где встретился со своей семьей и старыми друзьями-музыкантами. Коко повезло – он остался в живых, хотя большая часть его семьи погибла во время Холокоста.

В Берлине он разыскал своих родителей. «Встретившись с родителями, я сразу же отправился на Кудамм. И что я увидел? Вывеску Ronny Bar, а на улице из окон была слышна музыка. Кто-то сообразительный снова открыл этот бар. Ведь американцы любили где-нибудь посидеть. Когда я вошел туда, воцарилась гробовая тишина... Там играли все мои прежние друзья и коллеги, уверенные в том, что я погиб в концлагере. Они все были поражены, увидев меня и всё время спрашивали: „Коко, дружище, неужели ты живой?“ И мы врезали джаз!»

После вой­ны профессиональная карьера Коко Шумана продолжилась. Через три дня после возвращения он снова выступал в джаз-барах Берлина. 22 августа 1945 г. Коко встретил свою будущую жену Гертраут Гольдшмидт, которая так же, как и он, прошла через Терезиенштадт, а затем была депортирована в лагерь Вулков. Они стали жить семьей, воспитывая ее маленького сына Петера.

В августе 1948 г. Шуман переехал в Гамбург и начал выступления в квартете известного скрипача Хельмута Захариаса, которого знал с юности и с которым дружил всю жизнь. Супруга Захариаса, Хелла, даже заложила свои драгоценности, чтобы купить Коко Шуману джазовую гитару Roger за 5000 марок. Коко долгие годы использовал ее в своих выступ­лениях.

Через год он всe же решил снова вернуться в Берлин и выступать самостоятельно. В марте 1950 г. им был организован джаз-бэнд Coco Schumann Combo, с которым он и начал выступления.

После вой­ны Коко Шуман одним из первых в Германии начал играть на электрогитаре джаз и свинг с так называемым «американским» звучанием. По этой причине его часто приглашали как студийного гитариста принимать участие в радиопередачах американской военной телекомпании AFN. Коко Шуману посчастливилось выступать в сопровождении таких величайших мировых звезд, как Марлен Дитрих, Элла Фицджеральд, Диззи Гиллеспи и Луи Армстронг, чем он очень гордился.

•

Время привносило в жизнь страны новые перемены. Из тюрем были освобождены многие нацистские преступники, занимавшие прежде высокие государственные посты, что порождало у семьи Шуман сомнения в окончательной победе над национал-социализмом в стране. «В Германии все нацистские клерки были восстановлены в должности. При Аденауэре статс-секретарем был нацист Xанс Глобке. Мы с женой больше не хотели здесь жить», –рассказывал Коко. В октябре 1950 г. их семья на корабле отправилась в Мельбурн.

В Австралии Шуман работал на консервной фабрике и продолжал выступления в танцевальных залах и барах. Он также гастролировал по континенту и дважды со своей джаз-группой принимал участие в фестивале Downbeat Big Band Bash.

Он прожил в Австралии четыре года, но в июле 1954 г. всe-таки вернулся в родной Берлин. Свое возвращение в Германию Коко объяснил так: «Ну, знаете, я здесь родился, и мои родители оставались здесь, они были уже не совсем молодые, чтобы эмигрировать. Так что я сказал жене: „Давай вернeмся. Австралия от нас никуда не денется“. Мы вернулись и навсегда застряли в Берлине».

Вернувшись, Шуман под псевдонимом Сэм Петрако играл джаз и танцевальную музыку, сочинял легкую музыку на латиноамериканский манер. В фильме Хайнца Эрхардта «Вдовец с пятью дочерьми» его можно увидеть в роли гитариста рок-н-рольной группы. В 1970 г. Коко Шуман начал выступать на круизных лайнерах, в Берлине он открыл Coco-Bar в районе Шарлоттенбург.

Осенью 1973 г. произошло знаменательное событие в его жизни: через 35 лет он наконец-то встретился в США со своим любимым дядей Артуром, который в то время проживал в Майами. Эту встречу Коко хранил в памяти всю свою жизнь.

В 1980-е гг. Шуман преподавал классическую гитару в музыкальной школе и продолжал время от времени давать выступления. В 1990-е ностальгическое возвращение джаза, которому он посвятил свою жизнь, побудило его стать основателем новой группы Coco Schumann Quartett, выступая с которой он обрел международный успех.

•

В течение 40 лет, не желая предаваться тяжелым воспоминаниям, Коко Шуман не рассказывал о пережитом им в эпоху Холокоста. Он не хотел оказаться в роли музицирующего узника концлагеря. «Я музыкант, побывавший в концлагере, а не узник, который играет музыку», – подчеркивал он всегда.

Лишь в 1986 г. тележурналист Пауль Каралус убедил Шумана нарушить долгое молчание. Он сумел уговорить Коко написать воспоминания и рассказать молодым людям о своей драматической судьбе. «Он спросил меня, вспоминал Коко: „Господин Шуман, почему вы всегда избегаете воспоминаний об этом?“. – „Я не хочу об этом говорить“. – „Если вы не хотите об этом говорить – Аушвиц может повториться снова... И кому же об этом рассказывать, как не вам, испытавшему это лично?!“» Тогда Коко вдруг вновь увидел перед собой глаза детей Аушвица... И этот вопрос был для него окончательно решен.

В 1989 г. за проявленное мужество и героизм в годы Холокоста Коко Шуман был награжден Федеральным крестом за заслуги. В 1997 г. вышла в свет его автобиография «Свингер из гетто», которая сразу же стала бестселлером.

Шуман выступал с джазовыми концертами до глубокой старости. «Пока я занимаюсь музыкой, у меня нет времени стареть», – любил говорить он. Музыка во все времена была для него жизнью и спасением, и он навсегда оставался верен ей.

Его как-то спросили о том, играет ли он что-нибудь из «терезинского» репертуара. «Нет... – ответил Коко. – И мои друзья, которые остались там, меня в этом поддерживают. Я их всё время слышу...» – «И что же они вам говорят?» – «Они говорят: „Коко, давай, покажи им наш класс! Положи их там всех на лопатки...“».

«Музыкант из концлагеря» Коко Шуман ушел из жизни 28 января 2018 г. в Берлине. Ему было 93 года. Мы будем помнить о нем...

 

Эстер ГИНЗБУРГ