Запечатлевший ад земной

«Только постарайся уберечь душу свою от забвения вещей, что увидели глаза твои, дабы не покинули они сердце во все дни жизни твоей. И должен ты рассказать об этом детям твоим и детям твоих детей».

«Дварим», 4:9–10

 

Давид Олер – единственный художник в мире, который побывал в крематориях Аушвица-Биркенау. Он спасся и посвятил всю свою волю и талант тому, чтобы дать в своих картинах точный отчет о том, «что увидели его глаза». Картины и рисунки Олера, выполненные им после освобождения, стали данью его памяти о тех, кому не удалось избежать участи жертв Холокоста. Давид Олер считал, что обязан поведать миру об их страшной судьбе.

Олер родился в еврейской семье в Варшаве 19 января 1902 г. Его отец был врачом, мать – акушеркой.

Обладая не по годам развитым художественным талантом, юный художник в возрасте 13 лет получил стипендию и поступил в Академию изящных искусств в Варшаве, которую успешно окончил в 1918 г. После окончания учебы он переехал в Германию, в тогда немецкий Данциг (до 1919 г. находился в составе Германии, теперь Гданьск в Польше. – Э. Г.), а затем, в возрасте 19 лет, – в Берлин. «Он прожил в Берлине семь лет, – вспоминает внук Олера, Давид. – Учился в Баухаусе, потому что тогда это было лучшее место для учебы». Впоследствии он выставлял свои гравюры по дереву в галереях Мюнхена и Гейдельберга.

В 1921 г. Олер был приглашен режиссером Эрнстом Любичем (о нем см. стр. 34–35) в Europäische Film Allianz для создания декораций к фильму «Жена фараона». Но ему хотелось жить во Франции. Его манил к себе Париж, считавшийся тогда меккой искусства. И в 1923 г. он оказался там.

Как и многие художники того времени, он жил в районе Монпарнас, где познакомился с такими представителями «Парижской школы», как Макс Эрнст и Амедео Модильяни. Сумев быстро интегрироваться во французскую киноиндустрию, Олер стал работать художником-постановщиком, создавал декорации, костюмы и афиши для кинокомпаний Paramount Pictures, Fox Films и Columbia Pictures, а также преподавал в Académie de la Grande Chaumière.

После женитьбы на француженке, модистке Жюльетт Вентура в 1930 г. он переехал в парижский пригород Нуази-ле-Гран, где родился его единственный сын Александр. В 1937 г. Олер стал гражданином Франции.

С началом Второй мировой войны Франция проводила тактику пассивной обороны. Названная «странной войной», она продлилась с сентября 1939 по май 1940 г. В начале 1940 г. Давид Олер был призван в 134-й батальон французской пехоты в Лон-ле-Сонье, но вскоре был демобилизован и вернулся домой.

Тем временем 10 мая 1940 г. Германия начала форсированное наступление на Францию, и через месяц, 14 июня, Париж без всякого сопротивления был сдан врагу. Две трети территории страны были оккупированы нацистскими войсками. Началось массовое притеснение еврейского населения страны. Из-за принятия Францией ряда антиеврейских законов Давид Олер был лишен французского гражданства. К 1940 г. в стране насчитывалось около 150 тыс. французских граждан еврейского происхождения. Из них 15 тыс. человек, получившие гражданство до 1927 г., были его лишены. В их числе оказался и Давид Олер.

Ко всему этому 3 октября 1940 г. был принят «Статус евреев», по которому, наряду со множеством запретов, евреи не имели права работать в киноиндустрии. Олер остался без работы. Теперь он был обязан носить на одежде шестиконечную звезду Давида и надпись «еврей».

20 февраля 1943 г. Давид Олер был арестован французской полицией во время облавы на евреев и отправлен в транзитный лагерь Дранси, расположенный на окраине Парижа. Дранси был печально известен как «зал ожидания Аушвица». Через Дранси было депортировано в Аушвиц 65 тыс. евреев, из них 63 тыс. были убиты, включая 6000 детей. Когда 17 августа 1944 г. лагерь Дранси освободили союзники, они застали в живых всего 2000 человек.

Пробыв там две недели, 2 марта 1943 г. транспортом № 49, насчитывавшим около тысячи евреев, Олер был отправлен в Аушвиц II (Аушвиц-Биркенау). Ему повезло: он был отобран для работы, остальных же отправили в газовые камеры в тот же день вскоре после прибытия в концлагерь. В Аушвице Давид Олер был зарегистрирован как заключенный 106144. Этот номер впоследствии будет им указан на рисунках и картинах.

Его определили в специальную рабочую группу – «зондеркоманду», которая должна была опорожнять газовые камеры и сжигать тела, сначала в одном из бункеров, а затем в крематории. Условия существования членов зондеркоманды были лучше, чем у обычных заключенных. Им, например, выдавалось лучшее питание. Тем не менее большинство из них были уничтожены так же, как и остальные узники лагеря. Из общего числа 2200 членов зондеркоманды выжило только около 110 человек.

Давиду Олеру несказанно повезло. Он стал, к счастью, одним из немногих узников Аушвица, кому было суждено входить в темные помещения крематориев и газовых камер и остаться живым.

Члены зондеркоманды регулярно, каждые четыре-шесть недель, отправлялись в газовые камеры. Во избежание возможных разоблачений и для устранения свидетелей массового уничтожения евреев из числа членов зондеркоманд «предусмотрительные» немцы практиковали в лагере ликвидацию старых зондеркоманд и набор новых из числа прибывших заключенных. По воспоминаниям выживших, зондеркоманда Аушвица вынуждена была сжигать в крематории также и трупы своих «предшественников», отправлять в газовые камеры своих же родных и близких, прибывших с ними в одной партии. Невозможно себе представить, что чувствовали при этом эти люди!

Почти два страшных года довелось пробыть Олеру в этом логове смерти. Ему приходилось наблюдать за тем, как раздевались жертвы газовых камер, ожидая очереди в «душевые кабины», как сжигались тысячи тел несчастных стариков, женщин и детей, как нацистские ученые-медики проводили медицинские эксперименты над узниками, с какой садистской жестокостью эсэсовцы пытали людей и издевались над грудными младенцами. И всё это происходило ежедневно, под музыку лагерного оркестра, заглушавшую душераздирающие вопли и стоны несчастных жертв. После войны Давид Олер рассказывал, что не попасть на этот «конвейер смерти», не отправиться за теми, кого раньше он вытаскивал из газовых камер и загружал в крематорий, ему помогли художественные навыки и знание иностранных языков.

Администрация лагеря сумела оценить и использовать его способности: талант художника и дизайнера немцы использовали для оформления писем и открыток, посылаемых домой, на которых он рисовал рамки, виньетки, ангелочков и цветочки. Зарисовки того, что он видел в Аушвице, ему удалось сделать лишь в последние дни своего пребывания там, когда СС ослабило контроль над заключенными.

Кроме того, он владел многими иностранными языками: на идише он разговаривал с родителями в семье; живя и учась в Варшаве, выучил польский и русский; немецкий язык он выучил во время пребывания в Германии, а французский – проживая в Париже, к тому же он владел еще и английским языком. Знание английского помогло ему стать переводчиком. Служившие в лагере немцы, оторванные от мира и новостей, слушали, чтобы быть в курсе событий на фронтах, радио Би-би-си из Лондона. Олер же переводил им эти новости. Так он узнал об освобождении Парижа и Страсбурга.

7 октября 1944 г. в Аушвице произошло восстание зондеркоманд. Члены одной из команд, понимая, что им суждено умереть, решили взорвать крематорий К IV, в котором работали. Взрыв прогремел в 3 часа дня. Одновременно в другом крематории зондеркоманда бросила в горящую печь живьем двух эсэсовцев, нескольких убили, подожгли помещение и, прорвавшись через забор с колючей проволокой, покинули лагерь.

Подняв тревогу, СС расстреляло всех, кто оказался возле взорванного и горящего крематориев. Беглецов разыскали с помощью местного населения, вернули в лагерь и расстреляли. Из 663 работников зондеркоманд 450 человек были уничтожены. Давиду Олеру тогда чудом удалось избежать смерти…

С приближением Красной армии в январе 1945-го в Аушвице начали готовиться к эвакуационному «Маршу смерти». Всех заключенных, кто был еще трудоспособен, переправляли в концлагеря на западе. Как вспоминал Олер, это была ситуация, когда никто не давал гарантию, что ты выживешь, сказавшись больным и оставшись в лагере, или что тебя не расстреляют на новом месте. Впрочем, выбора у них не было.

Давид Олер был отправлен в концлагерь Маутхаузен в Австрии. Там ему приходилось рыть тоннели на германских военных заводах. Попав оттуда в подлагерь Маутхаузена Мельк, он работал в шахте и предпринял пять неудачных попыток побега. 7 апреля 1945 г. его отправили на принудительные работы в лагерь Эбензее. А 6 мая 1945 г. он был освобожден американскими войсками. Рисунки, выполненные им в Аушвице, он в день своего освобождения передал офицерам армии США.

В это же время из Варшавы к нему пришла страшная весть: всe его родныe были уничтожены. Потрясенный, с опустошенной и растерзанной горем душой, превращенный в «живой скелет», Давид уехал в Париж к своей семье, где прожил до самой кончины.

«Когда отец вернулся домой, в июне 1945 г., от него мало что осталось, кроме его глаз, – писал об отце сын Александр. – Он был совершенно истощен. Он не мог есть, потому что лишился зубов».

«Я знаю, что он очень любил свою жену, мою бабушку, – вспоминает его внук Давид. – Она была единственным человеком, который мог быть рядом с ним после его возвращения. С ним было сложно общаться, он ни к кому не проявлял ласки, внимания. Моя бабушка была такой любящей, и так заботилась о моем дедушке! Его нужно было кормить, как младенца, потому что у него не было зубов, и он очень мало ел. Некоторое время ему давали жидкую пищу каждые два-три часа. Она была терпеливой и внимательно слушала его. Но сначала она ему не поверила. Она думала, что он сошел с ума. Она была уверена, что он видел ужасные вещи, но не думала, что его рассказы могут быть правдой. Когда другие свидетели через какое-то время начали давать показания, приводить улики – только тогда она поняла, что он не сошел с ума, что он говорит правду, только правду, что это был не плод кошмарных галлюцинаций».

Ему выпало жить. А им, его родным в Варшаве или тем, там в Аушвице... Поэтому тогда, вернувшись в Париж, он имел только одну цель: сохранить память о погибших, рассказать миру о том, что было, и о том, что он сам видел, для того чтобы подобного не могло больше произойти никогда.

Он принял решение: рисовать то, что он видел, что хранит его память. Ведь те, кого не коснулась трагедия войны, ничего не знают о массовом истреблении евреев в лагерях смерти. Они не могут себе представить, что миллионы евреев в Аушвице и в других лагерях смерти стали дымом из крематориев.

«У него не было слов, чтобы описать то, что он видел, хотя он говорил на пяти языках, – рассказывает сын Александр. – Он стал это рисовать. Он создавал чертежи и планы крематориев с фотографической точностью. Почти всю свою последующую жизнь он посвятил свидетельству, изображению того, что он испытал в Аушвице».

Уже через несколько месяцев после своего возвращения домой он был уполномочен Верховным штабом союзных войск в Европе в Лувесьенe, недалеко от Парижа, представить исчерпывающие свидетельские показания о своем опыте с целью документирования нацистских преступлений. Позднее за предоставление исторически важных свидетельских показаний, за вклад в дело борьбы с нацизмом президент США Эйзенхауэр лично выразил художнику свою благодарность.

Несколько лет после возвращения Давид Олер создавал только рисунки. Им была создана серия примерно из 70 рисунков, которые позже послужили основой для шокирующих картин маслом. На его полотнах появляются те, кто не выжил, иногда в виде призрачных лиц свидетелей, наблюдающих за изображенными сценами. В своих картинах Олер зачастую представал в качестве духа, тихого печального свидетеля, наблюдающего со стороны за нечеловеческими сценами.

Его работы дают представление обо всех этапах ужаса «ада на земле»: высадка на пандус, отбор, смерть в газовых камерах и кремация трупов, сцены, которые никто не мог сфотографировать или снять на кинопленку. Решимость раскрыть каждую деталь сегодня неоценима для изучения массового истребления евреев в период Холокоста.

В последующие годы Олер переносил отдельные сцены рисунков на холст, создавая новые образы, отфильтрованные через его эмоции. Из-под его кисти выходили гигантские кричащие образы, несущие на себе отпечаток травматических переживаний.

Из-за полученных в лагере увечий он начал со временем терять зрение. Чем слабее становилось его зрение, тем крупнее были форматы его картин. «У него был только один глаз, – рассказывает внук Давид. – Другого он лишился в лагере. Так он всё делал одним глазом. Он рисовал планы с перспективой, как у архитектора. С габаритами. И мне, ребенку, разрешали наблюдать за ним».

Александр вспоминал: «Жить в нашем маленьком скромном доме в пригороде Парижа было нелегко. Гостиная, как и все остальные комнаты в доме, тоже была студией, и все стены до потолка были покрыты рисунками, набросками и эскизами полотен. Он по-прежнему оставался за „колючей проволокой“, и мы, снаружи, не могли дотянуться до него через эту „колючую проволоку“»...

Давид Олер выставлял свои картины-фотографии по всему миру: у себя во Франции, в Германии – на родине гитлеризма, в Америке, где не знают о войне. Но экспозиции эти зачастую проводились в полупустых выставочных залах, кассовые сборы музеев были мизерными. Ужасные сцены, представленные на полотнах, подавляли публику, инстинктивно вызывая ужас и неприятие у посетителей выставок.

«Сюжеты его картин были слишком жестоки, потому что чудовищно жестока была действительность, – рассказывает Беате Кларсфельд, немецкая журналистка и известный „охотник за нацистами“. – Не существует никаких фотографий, запечатлевших то, что происходило в газовых камерах и крематориях. Но Олер, обладая фотографической памятью и художественным мастерством, сумел передать весь ужас происходившего там. Поэтому люди, пришедшие на выставки его картин, испытывали страх».

«Люди не хотели смотреть на эти шокирующие картины, а главное, они не хотели принимать тот факт, что в картинах представлены реальные события», – рассказывает Александр.

Кроме того, на художника участились нападки со стороны отрицателей Холокоста, которые зачастую являлись верными слугами бывших нацистских преступников, пытавшихся скрыть свои смертные грехи. Это было для художника непереносимой болью. «Это в конечном счете способствовало кончине его как художника, который был не в силах смириться с миром, отрицавшим то, что произошло в Аушвице, не принимал его работы и даже бойкотировал его выставки», – писал об Олере Серж Кларсфельд, французский историк, адвокат, «охотник за нацистами».

Давид Олер вынужден был с горечью осознать, что его послевоенное творчество не было принято и не получило желаемого резонанса. То, что он считал своим предназначением, своей миссией в послевоенном мире, выполнить не удалось. Это стало его личной трагедией. Написание картин-фотографий, то, что держало Давида Олера в русле жизни, потеряло для него всякий смысл. В 1962 г. Давид Олер прекратил занятия живописью, перестал создавать рисунки и картины. И еще 20 с лишним лет прожил, оставаясь наедине со своими мучительными воспоминаниями…

Работы Олера находятся в Государственном музее Дома инвалидов и в Большом дворце в Париже, Еврейском музее в Нью-Йорке, Художественном музее Беркли, расположенном в Калифорнийском университете, и в Чикаго, а также в коллекции музея-мемориала Аушвица-Биркенау.

Ранее вдова, сын, а теперь и внук Давида Олера продолжали рассказывать миру правду об Аушвице, используя его рисунки и картины, выполненные после войны. В 1998 г. его сын Александр опубликовал в Париже каталог произведений художника «Свидетель: образы Аушвица», где представлены выполненные Давидом Олером карандашные наброски, репродукции картин и планы крематориев. А в 2004 г. в свет вышел альбом на немецком языке, подготовленный Александром и Давидом Олерами «Vergessen oder Vergeben?», где также представлено творческое наследие Давида Олера – старшего.

Работы Давида Олера имеют исключительную документальную ценность: он был единственным выжившим профессиональным художником – членом зондеркоманды. Газовые камеры и крематории Аушвица не снимались на фотопленку, и лишь воспоминания Олера, представленные им в рисунках и картинах, дают реальное представление о том, что на самом деле происходило в лагере смерти.

После кончины Олера его работы были использованы историком Робертом Яном ван Пелтом в качестве юридических доказательств для экспертизы на судебном процессе между писателем, отрицателем Холокоста Давидом Ирвингом и историком Деборой Липштадт для доказательства существования газовых камер в Аушвице. Этот процесс прoходил в Лондоне в апреле 2000 г.

21 августа 1985 г. в возрасте 83 лет Давид Олер покинул этот мир. В этом году ему должно было бы исполниться 120 лет. Согласно нашей традиции, это предельный срок жизни еврея. Но память срока не имеет. Пока она жива – жив человек... Так давайте помнить о Давиде Олере – художнике, борце с нацизмом и мужественном человеке, для всех нас запечатлевшем ад земной!

 

Эстер ГИНЗБУРГ

P.S. По словам внука Олера, Давида, его картины не нуждаются в комментариях. Они говорят сами за себя. Как фотографии. Фотографии, которые никогда не будут выполнены...