«Тема популяризации еврейской культуры стала более рельефной»

Благодаря маме-дипломату директор по коммуникациям Еврейского музея и центра толерантности провела детство в самых разных странах. Опыт, полученный в сфере пиара, помогает ей наполнять религиозные праздники новым содержанием и проводить зажигательные массовые мероприятия. Разговор с корреспондентом «Еврейского журнала» о том, как дедушка из местечка овладел русским и хинди, можно ли проводить выставки в онлайне и чему можно поучиться у британских галерей.

 

Выйти из самоизоляции

– Пару месяцев назад чье-то пытливое око обнаружило объявление о поиске бармена в кафе при Еврейском музее и центре толерантности. Требования включали в себя «славянскую внешность». Потом выяснилось, что объявление составила фирма-посредник. Как вы лично восприняли эту историю?

– История грустная, потому что у людей в головах абсолютная каша. Авторы подобных объявлений часто по умолчанию ставят такое требование. Это как квартиры, которые сдаются только для людей славянской внешности. Ты на это смотришь и думаешь: «Вот я еврейка, интересно, подойду или нет?» Ужасный мусор в головах. В том числе и с такими ксенофобскими социальными явлениями работает наш Центр толерантности.

– Как официально называется ваша должность?

– Директор по коммуникациям Еврейского музея и центра толерантности. В этой должности я работаю два с половиной года, а в музее в общей сложности – почти четыре года. В музей я устроилась «по объявлению». До этого у меня был разный профессиональный опыт: и в пиаре на «Стрелке», и в МГИМО, также я участвовала в запуске одного медиа. Мысль о том, что было бы интересно работать в Еврейском музее, у меня появилась году так в 2014-м. А через пару лет подруга, которая живет в Израиле, прислала ссылку: Центр толерантности ищет PR-менеджера. Я прошла собеседование, потом концепция изменилась, и меня назначили PR-менеджером проектов музея, а не Центра толерантности. Через год меня назначили PR-директором.

– Можете рассказать о достижениях?

– В первую очередь было выстроено комплексное взаимодействие со СМИ, налажены стабильные связи со всеми – от федеральных телеканалов до районных газет. Сейчас у музея есть широкий пул надежных информационных и рекламных партнеров, дружественных изданий и блогеров. Мы оперативно и в полной мере обрабатываем все входящие запросы от журналистов, открыты для комментариев и совместной подготовки материалов – всё это ценят наши партнеры из СМИ. Наиболее показательные примеры – это наши вернисажи, на пресс-показы которых собираются все ключевые телеканалы, от городских до федеральных, радио, газеты, информагентства. А из последнего – мы вошли в основные обзоры прессы о работе музеев во время режима самоизоляции и сразу после него.

Поскольку работа по линии прессы была налажена, пару лет назад мы стали двигаться дальше, активно развивая онлайн-проекты: это сайты к выставкам, мобильные приложения и гиды, ролики и, конечно, активное присутствие во всех социальных медиа.

Так как музей расположен в памятнике архитектуры авангарда, два года назад, к шестилетию музея, наш отдел придумал и сделал карту-путеводитель по авангарду «Бахметьевский гараж и вокруг него», и сейчас мы ее переносим в онлайн, чтобы людям было удобнее гулять по району. По специальной ссылке карта будет открываться и с компьютера, и с телефона, можно будет прокладывать маршруты, узнавать историю зданий, которые, кстати, специально для проекта отснял профессиональный архитектурный фотограф.

Мне видится очень правильным привлекать внимание не только к музею, но и рассказывать про район, где находится музей, про его достопримечательности, наследие. Тем более многим кажется, что музей где-то в далекой Марьиной Pоще, поэтому важно повышать узнаваемость не только бренда музея, но и всего района.

 

Родео в Пурим

– Еврейский музей, судя по ощущениям, вышел за узко этнические рамки.

– Он давно вышел за эти рамки. Ведь с самого начала его работы проводились выставки и образовательные программы не только на тему культуры и истории евреев, но и посвященные авангарду или современному искусству. В последнее время, кстати, тема популяризации еврейской культуры стала более рельефной: мы немного переставили акценты, вследствие чего выросла посещаемость публичных мероприятий данной тематики. Во время самоизоляции мы, например, запустили представительство на просветительской платформе Arzamas, где рассказываем о еврейской культуре по мотивам постоянной экспозиции музея.

Вообще, в самоизоляцию мы вошли довольно подготовленными. Ставка на онлайн, которая была сделана еще пару лет назад, оказалась верной. Мы были готовы, в отличие от многих музеев, которым пришлось учиться с нуля. Онлайн-версия выставки «(Не) время для любви» вышла через неделю после того, как был объявлен режим самоизоляции. В итоге экспозиция, в том числе ее онлайн-версия, получила премию Московского урбанистического форума в номинации «Лучшая городская выставка».

Мой отдел также проводит большие массовые мероприятия. Прошлым летом мы организовали фестиваль «New Israeli Sound. Фестиваль современной музыки Израиля», привезли пять групп из Израиля. У них совершенно разная направленность, разная музыка. Проводили мы этот фестиваль на всей территории музея. На парковке разбили пляж, привезли сотню пальм, построили огромную сцену с отличным звуком, с видеорядом. Для нас это был первый опыт массовой продажи билетов: в музее 90% мероприятий – бесплатные.

– Получилось?

– Это был полный успех, люди покупали билеты и прямо в день фестиваля, по самой высокой цене. Посетители шли и шли, было почти 4000 человек, что стало, конечно, большим достижением для нас. Это тоже популяризация Израиля, еврейства и заметной части современной еврейской культуры.

После этого мы подумали: почему бы не отмечать еврейские праздники современно? Привлекать к ним совершенно разную молодежь – и еврейскую, и нееврейскую, при этом рассказывать, кто такие евреи, что такое еврейские праздники. Следующим по календарю праздником была Ханука. Мы тоже привезли группу из Тель-Авива, сделали световую инсталляцию, это всё было в лобби музея. Последним большим праздником был Пурим, который мы провели 8 марта этого года, прямо накануне самоизоляции. Выставочное пространство в тот момент было свободно, и мы устроили в нем настоящий карнавал и луна-парк, привезли аттракционы: там был родео-бык, батуты, чего там только не было, многие посетители приходили в костюмах. Также были две сцены, одна из которых в так называемом пати-басе. Мы загнали в пространство музея автобус, где диджеи играли электронику. На основной сцене диджеи играли более популярную музыку, а закончила вечер израильская группа. Мы тогда привезли еще один автобус – винтажный британский даблдеккер, в нем была зона отдыха. Все веселились, но умеренно, пили пиво. Наш пивной партнер – Московская пивоваренная компания, у них даже есть сертификат кошерности. Они нас поддерживают на наших больших мероприятиях. Думаю, что Пурим и его традиции запомнились даже тем, кто раньше о них ничего не знал.

– Ваш отдел сейчас работает из дома?

– 50 на 50. Мы договорились, что будем собираться раз в неделю, а в остальное время – по необходимости или по желанию, ведь многим сложно работать из дома. Никому не запрещаем, но и не призываем сидеть по восемь часов пять дней в неделю. Но всё равно больше работаем из офиса, чем из дома.

– График ненормированный?

У ивент-менеджера абсолютно ненормированный график, завязанный на монтажах и демонтажах, авральной подготовке мероприятий. У остальных большую часть времени он нормированный и стабильный. Но у нас нагрузка идет волнообразно. Готовишься к выставке – нагрузка возрастает и становится ненормированной, через пару месяцев после открытия – нагрузка выравнивается. Есть напряженные периоды монтажа или подготовки к мероприятиям, тогда мы с утра до ночи на работе.

– У вас есть любимый проект или любимая выставка, которая прошла в музее?

– Музыкальный фестиваль, конечно. Это было сложно, мы его делали с нуля, и ни у кого из нас до этого не было подобного опыта. Наш отдел на пару месяцев превратился в такой оргкомитет. Если говорить про выставки, то все выставки прекрасны, и я их все люблю, в каждой что-то есть особенное. Например, последняя выставка «(Не) время для любви». Представьте: открытие выставки, все живо общаются, но, когда заходят в само пространство выставки, там наступает абсолютная тишина. Люди были настолько потрясены и погружены в тему, что никто не произносил ни слова.

Один из последних масштабных выставочных проектов – это «Игра с шедеврами: от Анри Матисса до Марины Абрамович». Кураторы собрали 35 шедевров, сделали очень интересную застройку с входами, переходами, секретными комнатами. И по освещению в СМИ, и по посещаемости, и по своей неординарности, и по концепции, наверное, это была самая запоминающаяся выставка.

 

Профессор с родным идишем

– Работа в Еврейском музее влияет на ваше личное мировоззрение?

– Конечно. Тут сошлось много факторов. Во-первых, происхождение. У меня есть понимание еврейской жизни. В плане религии, наверное, не глубокое, но в целом культурное понимание есть. Во-вторых, у меня образование в области международных отношений, я училась в МГИМО, у нас было очень много исторических дисциплин: история международных отношений и внешней политики, этнополитическая история России, история региона, Восточная Европа, Польша… Я понимаю исторический контекст. Это помогает при подготовке контента к выставкам, при подготовке пресс-релизов.

– После МГИМО вы могли бы стать дипломатом. Не жалеете о смене вектора?

– Никогда не хотела быть дипломатом. Моя мама – дипломат, и я всё детство жила в посольствах. В Мексике, на Кубе, в Индии. После Индии я поступила в университет и вернулась в Москву. А мама еще работала в Казахстане, в Испании, в Литве…

После факультета международных отношений необязательно быть дипломатом. У меня была одна практика в российском посольстве в Варшаве, потому что в университете я изучала польский и украинский языки, помимо английского. Близко познакомившись с работой дипломатических представительств, я окончательно поняла, что это не для меня. На преддипломную практику я пошла в Русскую службу Би-би-си. На последних курсах и после окончания университета я много занималась переводами с польского языка.

Вообще, связь с МГИМО у нас потомственная, в третьем поколении. Дедушка Залман Мовшевич Дымшиц был одним из немногих профессоров-евреев. Родом он из Витебской области, из местечкa Яновичи. Родной язык у него – идиш. Средней школы в местечке не было, дедушку отправили в Витебск, там он выучил русский. После войны, которую прошел до Берлина, он поступил в Институт восточных языков и окончил его с красным дипломом. Несмотря на то, что он стал редким специалистом с хинди, урду и маратхи, его никуда не брали на работу – был расцвет «борьбы с космополитизмом». Подрабатывал переводами. Потом его наконец взяли на работу в МГИМО, где он проработал всю свою жизнь, стал профессором, заведующим кафедрой индийских языков. Несмотря ни на что, дедушка никогда не думал о смене фамилии или национальности в паспорте.

– А мама?

– Мама тоже окончила МГИМО, факультет международных экономических отношений. Затем занималась научной работой, защитила кандидатскую. Мама далеко не сразу стала дипломатом. В 1996 г. ей предложили поехать в посольство России в Мексике. И так началась ее дипломатическая карьера.

– Как она вас воспитывала?

– «Образование – наше всё», это всегда было краеугольным камнем в детстве и юношестве. С детства это были и Центр эстетического воспитания при Пушкинском музее, и языки. Для мамы стало большим расстройством, что я, окончив аспирантуру, так и не защитила диссертацию.

Я всегда понимала, что я – еврейка, через историю семьи. В годы Холокоста вся семья с дедушкиной стороны была уничтожена в Белоруссии. Я была единственным человеком в семье, кому бабушка рассказала, как ее отца репрессировали, забрали с дачи в Кратово, я запомнила каждую деталь того летнего дня 1937 г. Прадедушка Роберт Гуревич был блестяще образованным инженером-железнодорожником, учился в Бельгии и Польше, затем был доцентом соседствующего с музеем МИИТа. Его репрессировали как японского шпиона.

В семье у нас были застолья, фаршированная рыба, бабушкин форшмак, другие еврейские блюда, но Советский Союз какую-либо традицию совершенно вымарал из семьи, несмотря на то что дедушки-бабушки были абсолютно еврейские.

 

Уделять внимание цифровым технологиям

– Детство, проведенное в разных странах, повлияло на мировоззрение?

– Безусловно, влияет, когда ты с детства видишь, как живут люди в других местах, что везде свои традиции, которые надо уважать. Ты с детства толерантен, потому что много видел; ты знаешь, что может быть по-разному. Для себя, к примеру, я поняла, Индия – совершенно не моя страна. Я там жила два года с мамой, на каникулах мы путешествовали. Меня как человека светлокожего и светловолосого постоянно трогали на улицах, как считают индийцы, «на счастье». А вот от Кубы у меня остались отличные впечатления: веселые и добрые, хоть и очень бедные кубинцы, цветущая природа, море.

– Сколько языков вы знаете, кстати, кроме польского?

– Английский, с маминой подачи его я учила с пяти лет, затем поступила в гимназию с английским в Москве, в посольских школах он входил в программу, а также, конечно, в МГИМО. Когда мы жили в Мексике и на Кубе, я еще учила испанский, так что базово могу изъясняться и всё понимаю. В ограниченном формате я знаю еще французский и украинский.

– Ивритом заниматься пробовали?

– Есть желание, ему уже лет десять. Говорят, что там всё проще в плане грамматики и структуры, всё понятнее… после того как алфавит выучишь.

– Каким видится вам ближайшее будущее Еврейского музея и центра толерантности? Ориентируетесь ли вы в своей работе на зарубежные аналоги?

– Еврейский музей и центр толерантности состоит в Ассоциации еврейских музеев Европы, мои коллеги много обмениваются опытом на регулярных встречах. Если говорить о музеях, за которыми я наблюдаю, то это в основном крупные британские музеи, часть их опыта мы можем перенять. Меня восхищает то, как всё организовано в «Тейте» или Музее Виктории и Альберта, начиная от дизайна и заканчивая посетительским опытом. У них есть чему поучиться.

Пандемия показала, что нужно особое внимание уделять цифровым технологиям, надо в этом плане развиваться, осваивать новые форматы. Сейчас у всех музеев появится больше понимания, какие направления использовать. Несмотря на послабления, никто не хочет рисковать здоровьем посетителей, и все музеи продолжают публичные мероприятия в онлайне, так что цифровые технологии будут оставаться одним из ключевых направлений. В ближайший год пойдет борьба за посетителя, потому что во всём мире пандемия негативно повлияла на посещаемость музеев, люди возвращаются очень медленно. Потребуется определенное время, чтобы ситуация стабилизировалась.

 

Беседовала Белла ГОЛЬДШТЕЙН (jewishmagazine.ru)