Очень Великая депрессия

После финансового кризиса 2007–2009 гг. дисбалансы и риски мировой экономики усугублялись политическими ошибками. Правительства не занимались устранением структурных проблем, обнаружившихся во время финансового краха и дальнейшей рецессии. Это сделало новый кризис неизбежным. Как написал на сайте project-syndicate.org известный финансовый аналитик Нуриэль Рубини, даже если нынешняя «Очень Великая рецессия» приведет к слабому восстановлению экономики уже в этом году, за ней последует резкий обвал «Очень Великой депрессии» в ближайшем десятилетии. Ее причины заключаются в следующих трендах.

• Дефицит бюджетов и сопутствующих рисков – долгов и дефолтов. В ответ на кризис, вызванный Covid-19, правительства принимают решения, требующие колоссального роста дефицита бюджетов, причем в тот момент, когда во многих странах госдолг уже достиг высокого уровня. Хуже того, потеря доходов многими домохозяйствами и компаниями означает, что долг частного сектора также станет непосильным, что приведет к массовым дефолтам и банкротствам. В сочетании с быстрым ростом госдолга это гарантирует более медленное восстановление экономики, чем десять лет назад.

• Демографическая бомба замедленного действия в развитых странах. Кризис, вызванный Covid-19, показал, что в системы здравоохранения надо направлять намного больше бюджетных средств, а всеобщий доступ к услугам здравоохранения и другим важным общественным благам является необходимостью, а не роскошью. Но большинство развитых стран – это стареющие общества, поэтому финансирование подобных расходов в будущем лишь увеличит скрытые долги их недофинансируемых социальных систем.

• Повышение риска дефляции. Нынешний кризис не только вызвал рецессию, но и привел к появлению огромных излишков на рынке товаров и труда, а также к краху цен на сырье. Это делает вероятной дефляцию долга, что увеличивает риски неплатежеспособности.

• Снижение стоимости валюты. Центральные банки будут пытаться бороться с дефляцией и не допустить резкого роста процентных ставок (из-за колоссального увеличения долга), поэтому монетарная политика будет становиться все более нетрадиционной. В краткосрочной перспективе ради предотвращения депрессии и де­фляции правительствам понадобится монетизация бюджетного дефицита. Однако со временем постоянные негативные шоки на стороне рыночного предложения, вызванные ускорением деглобализации и возобновлением политики протекционизма, сделают стагфляцию практически неизбежной.

• Радикальные цифровые изменения в экономике. В условиях, когда миллионы людей будут терять рабочие места или часть заработка, разрыв в размерах доходов и богатства будет увеличиваться. Для защиты от будущих шоков в производственных цепочках компании развитых стран будут возвращать производство из регионов с низкими издержками. Но это не пойдет на пользу работникам в этих странах, а лишь ускорит темпы автоматизации, создав понижающее давление на зарплаты и еще сильнее разжигая популизм, национализм и ксенофобию.

• Пандемия ускорит тенденции деглобализации и фрагментации. Процесс разрыва связей между США и Китаем ускорится, а большинство стран отреагируют на это усилением протекционистских мер. Этот тренд будет усиливаться недовольством демократией: лидерам-популистам обычно идет на пользу слабость экономики, массовая безработица и рост неравенства, когда есть мощный импульс объявить иностранцев виновниками кризиса.

• Геостратегическое противостояние США и Китая. Поскольку администрация Трампа прилагает все усилия для того, чтобы свалить на Китай вину за пандемию, КНР будет еще активнее заявлять о том, что США строит заговор с целью не допустить мирного подъема Китая. Разрыв китайско-американских экономических связей будет нарастать, а дипломатический разрыв создаст условия для начала новой холодной вой­ны между США и их противниками.

• Экологические изменения, которые, как показывает кризис Covid-19, могут вызвать даже больший экономический хаос, чем финансовый кризис. В будущем пандемии и экстремальные климатические явления будут более частыми, тяжелыми и дорогостоящими.

Эти риски были видны еще до пандемии Covid-19, а теперь они угрожают отправить мировую экономику в десятилетие отчаяния. Почему же, демонстрируя такие успехи в точных науках и технологиях, человечество не в состоянии эффективно управлять экономикой?

 

Всю жизнь я слышал слово «ракетостроение», когда кто-то хотел подчеркнуть сложность вещей, о которых шла речь (в английском существует идиома «rocket science», которая используется примерно как «бином Ньютона» в русском. – Ред.). Но как профессор экономики я утверждаю, что вопросы экономической и социальной координации во многих отношениях гораздо более сложны, особенно когда речь идет об управлении результатами.

Действительно, мы успешно запус­каем ракеты в космос, демонстрируя сносную способность решать технические задачи, но в то же время многие виды нашей экономической политики приносят больше вреда, чем пользы. И чем больше вы пытаетесь управлять экономикой, тем больше возникает проблем с информацией и управлением, тем менее эффективной становится политика и тем менее достижимыми становятся ее цели.

В определенном смысле ракетостроение – это просто наука о векторной сумме физических сил. Соответствующие отношения для создания тяги ракеты регулируются физическими законами, являются стабильными и описываются математически. Проблема заключается в точном измерении необходимых параметров и управлении соответствующими силами, то есть в управлении сложными вещами так, чтобы они работали, как задумано. В противоположность этому, до тех пор, пока существует проблема ограниченности ресурсов, существуют и некоторые вещи, связанные с людьми и их взаимодействием, которые составляют предмет изучения экономики и которые куда труднее «решить», чем взаимодействия в химии и физике.

В ракетостроении наука и технологии направлены на достижение известных целей. Это означает, что разногласия по целям не является основным ограничением. В отличие от этого, экономическое взаимодействие между людьми обусловлено тем фактом, что мы не можем прийти к согласию почти ни по одной цели, не говоря уже о том, кто должен платить. Вместо того, чтобы достигать согласованных целей, экономика фокусируется на достижении компромиссов между конфликтующими желаниями миллиардов людей и, в частности, на роли права в этом вопросе. И в этом радикальное отличие, это куда сложнее, чем совместная попытка достичь согласованной цели. Это причина того, почему размышления в духе «если мы смогли отправить человека на Луну, то сможем решить и социальную проблему X» всегда вводят в заблуждение.

Решение многих проблем ракетостроения и инженерии предполагает, что существуют физические константы, определяющие взаимоотношения величин, такие как универсальный закон тяготения и уравнения, которые являются стабильными и предсказуемыми. По мере развития вычислительных мощностей и технологий ракетостроителям стало гораздо легче управлять полетом. Однако, поскольку экономика имеет дело с людьми, здесь нет таких надежных констант и уравнений, точно описывающих отношения.

Например, закон спроса гласит, что при прочих равных условиях люди хотят покупать больше по более низким ценам. Но он не говорит, насколько больше. И эта величина изменится, как только другие условия, которые предполагаются равными, изменятся. Кроме того, в отличие от большого, но определенного количества переменных в ракетостроении, в экономических отношениях существует бесконечное количество потенциально важных «прочих условий», многие из которых будут в момент исследования неизвестны. И поскольку, в отличие от молекул, люди учатся на собственном опыте, отношения со временем изменятся, но мы не знаем точно, насколько и как быстро. Увеличение вычислительных мощностей не поможет в решении проблем такого рода.

Физика, лежащая в основе ракетостроения, также не позволяет причинно-следственной связи двигаться назад во времени. Результаты не могут предшествовать причинам. Но это часто не так в экономических отношениях. Результаты начинают проявляться, как только люди начинают предвидеть будущие события, а не только после их наступления. Например, курсы акций выросли еще до вступления в силу закона Трампа о снижении налогов. Таким образом, причинно-следственная связь может эффективно быть направленной из будущего в настоящее за счет изменения ожиданий, причем некоторые следствия будут происходить раньше причины.

В физике то, что произойдет в результате действия неких факторов, не зависит от того, что вы думаете об этом и верите ли вы в справедливость физических законов. Однако то, что, по мнению политиков и избирателей, будет достигнуто политикой, влияет на то, что будет сделано, даже если эти убеждения не соответствуют действительности (например, вера в то, что повышение минимальной заработной платы будет выгодно всем работникам низкой квалификации).

В физике не заботятся о правах элементов или проблемах справедливости по отношению к ним. В то же время, как утверждают отцы-основатели США, права лежат в основе социальных взаимодействий и управления, и их нарушения оправдывают революцию. И, в отличие от физических наук, где целью языка является точность, в социальных науках язык часто довольно расплывчат и непоследователен (например, современные версии «социальной справедливости» не соответствуют традиционному значению слова «справедливость»), делая общение и анализ гораздо сложнее.

В результате экономика не похожа на физические науки, а рассуждения и аналогии, основанные на физических принципах, часто вводят в заблуждение. Кроме того, они могут быть опасны для общества, особенно в устах тех, кто хочет подчинить других своему контролю. Вот почему Фридрих Хайек писал: «Любопытная задача экономики – показать людям, как в действительности мало они знают о том, чем, по их мнению, они могут управлять».

Другими словами, экономика – это наука, принципы и логика которой говорят нам, почему мы не можем знать достаточно для того, чтобы управлять людьми, даже если наших знаний достаточно для управления ракетами.

 

Гари М. ГАЛЛЕС

Перевод Наталии Афончиной

(mises.in.ua)