«Меня всегда тянуло сюда…»

Однажды в одной из древних синагог Дагестана горские евреи с удивлением обнаружили необычного молодого человека, «белую ворону» – иностранца из Европы, говорящего с заметным акцентом. Выяснилось, что на этой солнечной и плодородной земле гость оказался далеко не случайно. Поговорив с ним, горожане узнали, что Матеуш Майман родился в Варшаве в 1989-м, является выпускником факультета востоковедения Варшавского университета (специальность – еврейские исследования и ивритская филология) и Колледжа еврейских исследований при Гейдельбергском университете, аспирантом Института истории и культуры евреев при Историческом факультете Мюнхенского университета им. Людвига-Максимилиана и в данный момент работает над диссертацией «Коллективная память о Холокосте у горских евреев Северного Кавказа» под руководством профессоров Михаэля Бреннера и Андреаса Реннера. На Северный Кавказ увлеченного историей европейского путника привело желание побольше узнать о своих корнях, найти могилы предков, познакомиться с ныне здравствующими близкими, а самое главное – собрать уникальные материалы для своей научной работы.

 

– Матеуш, расскажите, пожалуйста о своих еврейских корнях, о своих предках. Почему вы вообще оказались в этой гостеприимной южной республике?

– Мои махачкалинская бабушка Мошол Беньягуева, горская еврейка, и дедушка Лейбел Майман из Польши познакомились во время Второй мировой вой­ны, когда на Кавказ в надежде найти крышу над головой прибывали беженцы, в том числе и немало ашкеназских евреев. Лейбел и Мошол поженились и, прожив четыре года в Дагестане, отправились в Варшаву. Я родился уже в польской столице, в интеллигентной семье. Был единственным ребенком у своих родителей, в детстве с удовольствием лакомился блюдами ашкеназской и горско-еврейской кухни, понимая, что это не польские яства. О своих еврейских корнях узнал случайно. Могу читать и писать на иврите, а вот с горско-еврейским языком джуури дело обстоит похуже: пока запомнил из него лишь несколько ругательных фраз, которые произносила моя бабушка во время ссор. Русский язык изучал как дополнительный на востоковедческом факультете.

На Северный Кавказ меня привела в том числе и моя диссертация, изучение горско-еврейских общин России и Израиля. В рамках этой научной работы мне требовалось записать ряд интервью с членами общины в еврейском государстве и с горскими евреями Кавказа, для чего я искал своих собратьев, рожденных после вой­ны, детей и внуков людей, переживших Холокост, тех, кто во время вой­ны находился на территориях, которые не были оккупированы Германией. Мои собеседники оказывались родом из Дагестана, Моздока, Богдановки, из села Менжинское, из Нальчика и Пятигорска.

– Мы с вами познакомились, когда вы находились в Дагестане. Куда вы отправились потом?

– После Махачкалы я переехал в Пятигорск, остановился у своих родственников. Затем посетил Нальчик, провел два дня в Моздоке, осуществляя там свои научные поиски, проводил интервью с горскими евреями, трудился в архивах, выполнял полевые исследования на кладбищах. К сожалению, не смог попасть в архив Ставрополя, но много «копал» в старинных документах жителей Нальчика, искал необходимые для моей работы материалы, связанные с существованием местной еврейской общины в послевоенный период. Из Нальчика переехал в Моздок, потом в Богдановку, в станицу Курскую и в село Менжинское, где в 1942 г. нацисты расстреляли около 800 горских евреев.

– Матеуш, существует распространенное мнение о том, что в Шоа погибли в основном европейские евреи. Про уничтожение фашистами горских евреев до сих пор мало что известно…

– То, что пострадало очень много ашкеназов, это верно. Но пострадали не только ашкеназы, Холокост коснулся и горских евреев, которые погибли, например, в крымском евпаторийском колхозе им. Шаумяна (114 человек), на Ставрополье, в селе Менжинское, где проживало около 40 горско-еврейских семей, в станице Курская, в Богдановке (там обитало несколько сотен горских евреев – до 90% жителей села) и в Нальчике. Там мои собратья были отправлены на принудительные работы, несколько членов общины были расстреляны. Но до конца не ясно, убили их как евреев или как коммунистов.

В столице Кабардино-Балкарии я встретился с пережившими Катастрофу евреями, которые с октября 1942 г. по январь 1943 г. находились в Нальчике. Они рассказали мне, как в этот период выглядела жизнь в городе, каковы были отношения между немцами и горско-еврейским населением. Поразительно, что на оккупированной немцами территории несколько горско-еврейских общин, в частности в Нальчике и отчасти в Моздоке, уцелели. Эти устные истории оказались настоящими сокровищами для моей диссертации.

– Матеуш, а если бы не ваша научная работа, отправились бы вы в Махачкалу, Нальчик, Пятигорск?

– Не знаю. Могу лишь сказать, что меня всегда тянуло сюда, мечтал найти свои корни, поддерживать семейные отношения. Об остальном не задумывался (смеется).

– Много ли горских евреев осталось сегодня на Северном Кавказе?

– Меньше всего их сейчас насчитывается в Моздоке, там лишь несколько семей. В Буйнакске и в Хасавюрте наших людей тоже можно пересчитать по пальцам. Думаю, как ни жаль, но еще при нашей жизни в этих местах перестанут существовать еврейские общины. Недавно умер последний горский еврей, обитавший в дагестанском селе Маджалис, где до начала 1990-х существовала большая горско-еврейская община. В еврейской общине Махачкалы – около 1000 горских евреев, активных членов намного меньше, в основном в ней состоят люди преклонного возраста. Но я остался под огромным впечатлением от сильных, молодых общин в Нальчике и в Пятигорске. В последнем, например, активно функционируют еврейская школа, благотворительный фонд, офис «Сохнута». Эти города оставили весьма позитивные впечатления. В Нальчике сохранилось много евреев. Там на улице встретил одного удивительного представителя нашей нации, горского еврея Владимира Давидова, семья которого проживает в одном дворе уже 210 лет. Очень интересное явление, потому что в Дагестане большинство джууро переезжало с места на место. Они не задерживались надолго в одном месте, исключая Дербент – там большинство евреев являются коренными жителями. После этой поездки я понял, что горско-еврейские общины Северного Кавказа очень разные, и это стало для меня удивительным открытием. С другой стороны, я полагал, что мой еврейско-кавказский тур окажется намного тяжелее. Но, к счастью, несмотря на тревоги моих родственников в Израиле и в Европе, которые опасались Северного Кавказа с точки зрения какой-то неустроенности и прочих проблем этого «горячего» региона, могу сказать, что мое путешествие по этому дивному гостеприимному краю было огромным успехом и наполнило меня неописуемым счастьем. Я собрал большинство ценнейших материалов, которые планировал, и очень этому рад. Отмечу, соседство евреев и мусульман на Кавказе показалось мне очень гармоничным, все местные общины дружат друг с друг другом, сотрудничают на разных уровнях, и местному еврейскому населению там не грозит никакая опасность.

– Каковы ваши планы на будущее?

– Планирую продолжать свои научные исследования. В феврале или марте собираюсь еще раз приехать для работы в архиве Ставрополя. Возможно, со временем стану преподавателем в вузе. Сбудутся ли эти планы – покажет время.

– Насколько сегодня развита еврейская жизнь в вашей родной Польше?

– У нас сегодня активно функционируют различные еврейские общины – консервативная, реформистская, «хабадская». Проблема в том, что никто не знает, сколько евреев нынче живет в Польше, где, кстати, я никогда не сталкивался с антисемитизмом. В развитии польской еврейской жизни в течение последних нескольких лет произошел сильный скачок, у нас открылись различные молодежные еврейские клубы, работает студенческая организация «Гилель», иудейские общины, благотворительные фонды. Каждый еврей, живущий в Польше, может сегодня выбрать общину по своему вкусу. Часто бытующее суждение о том, что после вой­ны еврейская жизнь в Польше умерла, ошибочно. Напротив, последние 10–15 лет мы переживаем здесь настоящий ренессанс еврейской жизни.

– Почему для научных исследований вы выбрали именно тему Катастрофы? По чьей-то подсказке или это ваш личный выбор?

– Я самостоятельно решил писать работу на эту «неизбитую» тему, потому что, во-первых, исследование Холокоста само по себе имеет научную ценность. А во-вторых, уничтожение горских евреев во времена Шоа – не очень популярная тема даже среди историков. В-третьих, все это касается и меня лично, ведь многие мои родственники стали невинными жертвами нацистов в Богдановке. Ну а в-четвертых, я всегда стремился изучать историю моего народа, которая для меня гораздо более увлекательна, чем культурный аспект его существования.

 

Беседовала Яна ЛЮБАРСКАЯ