Нетерпимость к нетерпимости

Сможет ли в будущем ислам, становящийся в западных странах все более массовым вследствие иммиграционных и демографических процессов, подобно христианству, теологически примириться со светским конституционным государством? И что делать в случае, если на это нет надежд? Эти вопросы скончавшийся в феврале философ права Эрнст-Вольфганг Бёккенфёрде поднимал в 2007 г. в своей лекции «Секуляризованное государство. Его характер, оправдание и проблемы в XXI в.», ставшей своего рода дополнением к его написанному еще в 1964 г. классическому тексту «Возникновение государства как процесс секуляризации». Тогда слова Бёккенфёрде удивили многих.

В 1964 г. ислам еще не рассматривался как вызов светскому конституционному государству. Для Бёккенфёрде этот вопрос стал важным после принятия в 2001 г. Центральным советом мусульман в Германии декларации, в которой говорилось: «Исламское право обязывает мусульман в диаспоре придерживаться принципов местной правовой системы».

С точки зрения Бёккенфёрде, в этом не было ничего проблематичного, так как либеральное государство требует от своих граждан верности светскому правопорядку, причем не обязательно из внутреннего убеждения. Но что, если такая религия, как ислам, «по мере возникновения политических возможностей, например благодаря получению численного большинства», «в долгосрочной перспективе будет противиться свободе вероисповедания, пытаясь тем самым ее разрушить»?

В 2007 г. Бёккенфёрде еще полагал, что ответ на этот вопрос выходит за рамки его компетенции. Однако уже пару лет спустя в рецензии на написанную в Бернском университете диссертацию Лукаса Вика «Ислам и конституционное государство», в которой рассматривались труды авторитетных современных исламских теологов, доступные только на арабском, «отрезвленный» Бёккенфёрде приходит к выводу, что в силу внутренних теологических причин ислам не способен принять светское государство. Отличная от этой позиция Центрального совета мусульман в Германии представляется ему «весьма противоречивой».

На базовую либеральную позицию Бёккенфёрде этот вывод не влияет. Живущие с нами представители ислама, подчеркивает он, должны, «несмотря на существующие у них оговорки против секуляризации и свободы религии, беспрепятственно участвовать в осуществлении прав, гарантируемых нашим либеральным порядком».

В то же время до тех пор, пока существуют вышеупомянутые оговорки, государство должно «посредством соответствующих мер в области свободы передвижения и миграции» обеспечить, чтобы мусульмане «оставались в положении меньшинства и, таким образом, были лишены возможности реализовать свой миропорядок путем злоупотребления открытостью демократической системы». Это не более чем «самооборона, в которой нуждается свободное конституционное государство».

Можно возразить: есть ли у демократического государства легитимацию для такой самообороны? разве демократия не базируется на мнении большинства? Нет, западные демократии – это конституционные государства, основанные на конституционной гарантии личных свобод. Они основаны на убеждении, что все люди независимо от религиозной принадлежности имеют одинаковую человеческую природу и достоинство. Именно это убеждение, провозглашенное Просвещением и являющееся предпосылкой светско-либерального понимания государства, отвергается исламом.

Для ислама человек по своей природе мусульманин, ибо каждый человек создан Аллахом. Поэтому исламские теоретики естественного права в западных странах называют немусульман «извращенцами» – вероотступниками, отчужденными от естественного человечества. Аналогичным образом исламские права человека, подобные закрепленным в Каирской декларации 1990 г., применяются лишь с оглядкой на положения шариата. Мусульманские реформаторы пытаются преодолеть представление о мусульманской человеческой природе, но их усилия противоречат исламской антропологии, которая до сих пор стояла на пути богословского признания религиозной свободы.

Христианские церкви пришли к богословскому примирению со светским конституционным государством, которое сформулировано в принципе «Богу – Богово, а кесарю – кесарево». Практикуемое христианством разграничение между духовной и светской властью формировало развитие европейской правовой культуры. Ислам же в попытках вернуться к своим истокам сталкивается с политико-религиозным порядком, основанным на его священных текстах и модели Медины (см. ниже). Соответственно внутриисламские попытки Просвещения неоднократно терпели неудачу.

Поскольку, по словам Бёккенфёрде, культура, поддерживающая светское государство, «в значительной степени сформировалась из определенных религиозных корней и традиций», возникает вопрос, может ли светское государство сохранить свою светскость, если «культурная база, на которой оно основывается, становится все более расчлененной, выхолощенной и утрачивает свою объединяющую силу». Его ответ: не может. Об этом Бёккенфёрде написал еще в 1964 г.: «Либеральное светское государство живет благодаря условиям, которые оно не может гарантировать». Но вот что оно может сделать, не противореча своей свободе, так это не допустить, чтобы религиозно-культурная сила, являющаяся антитезой к его «культурной базе», заняла в государстве господствующее положение.

И речь здесь вовсе не о национальной или даже этнической идентичности, а об ответственности за светский и либеральный политический порядок, его сохранении для будущих поколений и о совместимой с ним миграционной политике. Либеральное решение для Бёккенфёрде заключается не в закрытии границ для мусульман, а в трезвом подходе к нашей либеральной культуре и четкой иммиграционной политике. Наконец, это приглашение согражданам-мусульманам к интеграции.

Через 10 лет после лекции Бёккенфёрде аналогичными вопросами задается в своей новой книге «Вызов давата. Политический ислам как идеология и движение и способы борьбы с ним» политолог, научный сотрудник Института Гувера Стэнфордского университета Аайян Хирси Али. Нынешний критик ислама родилась в мусульманской семье в Сомали, в 2003–2006 гг. была членом парламента Нидерландов, где занималась вопросами интеграции неевропейских иммигрантов и защиты прав мусульманских женщин. Ниже мы приводим отрывок из книги.

 

Президент Трамп признает необходимость идеологической борьбы против радикального ислама. Это позитивное отношение, равнозначное смене парадигмы. Президент Буш говорил о «войне с терроризмом», но террор – это лишь тактика, которую можно поставить на службу различным идеологическим целям. Президент Обама объявил себя противником «насильственного экстремизма» и даже организовал международный саммит по этому вопросу. Тем не менее создавалось впечатление, что его больше беспокоит исламофобия, чем радикальный ислам...

Предметом моего внимания в данном случае является политический, а не радикальный ислам. Политический ислам – это не просто религия, но также идеология, правовой порядок и во многом военная доктрина, связанная с кампаниями пророка Мухаммеда. Политический ислам отвергает различия между религией и политикой, мечетью и государством, он даже отвергает современное государство в пользу халифата. Поэтому государственный строй политического ислама принципиально несовместим с Конституцией США.

Бессмысленно отрицать, что политический ислам как идеология уходит корнями в исламскую доктрину. Тем не менее термины «ислам», «исламизм» и «мусульмане» отражают разные понятия. Не все мусульмане – исламисты, не говоря уже о готовности к насилию, но все исламисты – мусульмане. Я считаю, что религиозный ислам можно было бы реформировать хотя бы для того, чтобы отделить его от политической идеологии исламизма. Но это задача самих мусульман.

 

От духовного наставника к политическому лидеру

После 11 сентября 2001 г. политики США совершили большое количество стратегических ошибок, настаивая на том, что радикальные исламисты не имеют отношения к исламу. Одна из таких ошибок – разграничивать крошечную группу экстремистов и подавляющее большинство умеренных мусульман. Я же предпочитаю проводить различие между мусульманами Медины и мусульманами Мекки. Для первых центральной является воинственная политическая идеология, разработанная Мухаммедом в Медине, для вторых – его религиозные проповеди в Мекке. Третья группа – реформаторы, открытые для любых мусульманских реформ.

Эти различия носят исторический характер. Становление ислама происходило в два этапа. За духовной фазой, связанной с Меккой, последовала политическая фаза после переезда Мухаммеда в Медину. Существует глубокое различие между преимущественно духовными кораническими стихами времен Мекки и стихами времен Медины, носящими политический, а зачастую и военный характер. Поведение Мухаммеда также отличается: в Мекке он был духовным проповедником, в Медине стал военно-политическим лидером.

Следует вновь и вновь повторять, что США не воюют ни с исламом, ни с мусульманами. Однако они обязаны противостоять тем политическим притязаниям мусульман Медины, которые представляют непосредственную угрозу нашим гражданским и политическим свободам. Они также обязаны обеспечить мусульманам Мекки и реформированным мусульманам такую же защиту, как и членам других религиозных общин, принимающих принципы свободного государства...

 

Запад под угрозой

Конфликт между США и политическим исламом возник самое позднее в 1979 г., когда активисты Исламской революции в течение 444 дней оккупировали посольство США в Тегеране и удерживали в заложниках 52 американца. В последующие десятилетия взрывы Всемирного торгового центра (1993 г.) и посольств в Кении и Танзании (1998 г.) напомнили американцам об угрозе политического ислама. Однако реальное внимание к этому явлению возникло лишь после терактов 11 сентября, вдохновителем которых была эта политическая идеология, уходящая корнями в ислам. Точнее, в его часть, берущую свое начало в Медине.

За время после 11 сентября 2001 г. затраты на боевые действия и восстановительные работы в Ираке, Сирии, Афганистане и Пакистане составила не менее 1,7 трлн долл. Общий бюджет на войны и внутреннюю безопасность в 2001–2016 гг. составил более 3,6 трлн долл. Хотя после 11 сентября погибло более 5000 военнослужащих и десятки тысяч солдат получили ранения, политический ислам продолжает распространяться по миру. Рост насилия – одно из подтверждений этой тенденции, но не единственное. Число джихадистских группировок растет, особенно там, где государство слабо и свирепствуют гражданские войны. Терроризм, вдохновляемый исламом, оказывает глобальное воздействие. Франция находится в постоянном чрезвычайном положении, в то время как США периодически потрясают теракты.

Самым ужасным за последние 16 лет был 2014 г., когда 93 страны пережили теракты, в которых погибли 32 765 человек. В 2015 г. число смертей составило 29 376. В 2016 г. 74% всех жертв террористов были вызваны действиями четырех радикальных исламских групп («Исламское государство», «Боко Харам», «Талибан» и «Аль-Кайеда»). Самое тяжелое бремя джихадистского насилия ложится на плечи самого мусульманского мира, но и Запад находится под угрозой.

 

Идеология насилия игнорируется

Насколько широко распространено в мире джихадистское движение? В одном только Пакистане, почти исключительно мусульманской стране, 13% респондентов (более 20 млн человек) считают, что бомбардировки или другие формы насилия против гражданских объектов оправданы для защиты ислама от его врагов.

Очень тревожен тот факт, что число джихадистов-мусульман, родившихся на Западе, возрастает. По оценкам ООН, в 2014 г. 15 тыс. иностранных боевиков из 80 стран присоединились к радикальным джихадистам в Сирии. Около четверти из них приехали из Западной Европы.

Укрепление политического ислама проявляется не только в росте насилия. Несмотря на то, что миллионы тратятся на военные интервенции, идеологическая инфраструктура политического ислама в США продолжает расти, поскольку власти сосредоточились только на насильственных преступных группах, игнорируя вдохновляющую их идеологию. По оценкам, 10–15% всех мусульман – исламисты. Поскольку в мире более 1,6 млрд мусульман (23% мирового населения), это означает, что речь идет не менее чем о 160 млн человек…

 

Неверный подход к проблеме

В академической литературе существуют два подхода к вопросу о том, как политики должны реагировать на угрозу радикального ислама. В одном из вариантов религия играет второстепенную роль. Его приверженцы убеждены, что причиной исламского насилия является сочетание бедности и политической коррупции. Для них учет религиозных мотивов является в лучшем случае неуместным, а в худшем – отвлекающим фактором. Они не интересуются идеологией политического ислама и ограничиваются отдельными актами насилия, совершаемыми от его имени.

Мнение второй группы становится нынче все более значимым. Они выводят радикальную идеологию из теологии, принципов и концепций ислама. Эти исследователи признают, что нищета и плохое управление имеют значение, но подчеркивают, что политики США должны серьезно относиться к религиозной идеологии, лежащей в основе исламского насилия.

Неудачные стратегии в борьбе с радикальным исламом после 11 сентября (и ранее) основаны на ложных предпосылках первого подхода. По мере провала этих стратегий становилось все более очевидным, что для достижения успеха необходимо бороться с идеологией, ведущей к насилию. Такой подход, безусловно, распространен не только среди западных исследователей. Сегодня во всем мире есть мусульмане, которые привержены идее давно назревшего реформирования ислама…

 

Методы политического ислама

Если исламизм – это идеология, то дават – совокупность методов, с помощью которых она распространяется. Слово «дават» описывает всю деятельность исламистов, с помощью которой они вербуют новых последователей и обязуются бороться за распространение шариата. Дават не является исламским вариантом религиозного прозелитизма: хотя он часто происходит под видом такового, но выходит за его пределы. В западных странах дават преследует двойную цель: немусульмане должны быть обращены в ислам, а мусульмане – проникнуться более экстремистскими взглядами. Конечной целью является уничтожение политических институтов свободного общества и замена их шариатом. Для достижения этих целей исламисты используют как насильственные, так и ненасильственные методы.

Для современных исламистов дават – это то же самое, чем для марксистов в XX в. был «марш по институциям». Это подрыв изнутри, эксплуатация религиозной свободы с целью ее отмены. Как только исламисты придут к власти, дават для них будет выполнять ту же функцию, какую нивелирование всех государственных, гражданских и социальных институтов выполняло для нацистов.

Конечно, есть и различия. Самым большим из них является то, что дават уходит корнями в практику обращения неверующих в ислам. Поскольку это в первую очередь религиозное миссионирование, в свободных западных обществах оно пользуется высоким уровнем правовой защиты, которого марксисты и фашисты никогда не имели. Что еще хуже: исламистским группам предоставляется не только защита, но и официальная поддержка государственных органов, которым они успешно «продали» себя в качестве представителей умеренных мусульман…

Важными стратегическими методами организаций, практикующих дават, являются:

• хорошо организованные исламские группы (такие, как «Братья-мусульмане») утверждают, что выступают от имени всех мусульман, и в то же время представляют диссидентов и реформаторов в качестве маргиналов;

• использование иммиграционных тенденций для продвижения исламизации Запада;

• ограничение роли женщин до функции репродуктивной машины в целях содействия демографическим изменениям;

• использование тенденции к инклюзивности, которой отдают предпочтение прогрессивные политические партии в демократических обществах, чтобы вынуждать их реагировать на пожелания исламистов в плане «мирного сосуществования»;

• инфильтрация движений, позиционирующих себя в качестве сторонников «прогрессивного освобождения»;

• усиление влияние на систему образования.

 

Чужие слабости

Исламисты наблюдают за обществом в своих «целевых» странах для выявления его слабых сторон. В США, например, основное внимание уделяется афроамериканским заключенным, латиноамериканцам и потомкам североамериканских индейцев. Активисты давата лоббируют частные организации, а также правительства и международные органы:

• призывая к свободе вероисповедания и защите прав религиозных меньшинств, они оказывают давление на правительства, чтобы те шли на поводу у исламистов;

• они призывают ООН и ЕС бороться с «исламофобией» путем фактического введения цензуры политиков и журналистов, а также и наказания несогласных с ними лиц;

• они требуют от медиа подчинять свой язык исламистским представлениям;

• они проводят кампании по дискредитации противников радикального ислама.

Глобальная инфраструктура давата имеет прочное финансовое обеспечение. В 1973–2002 гг. Саудовская Аравия выделила на эти цели 87 млрд долл. По оценкам Джоша Мартина, с 1970 г. различные ближневосточные фонды выделили около 110 млрд долл. Неправительственные организации в Катаре, Кувейте и Саудовской Аравии продолжают выделять огромные суммы на финансирование идеологической индоктринации.

Многие исламистские благотворительные фонды используют средства, поступающие от «зяката» (обязательная милостыня, которую мусульмане выплачивают раз в году), для увязки гуманитарной помощи с идеологической индоктринацией, закладывая тем самым основу для будущих нетерпимости, женоненавистничества и джихада даже при отсутствии краткосрочного насилия. Эти суммы могут ежегодно достигать сотен миллиардов долларов.

 

«Радикализация не наказуема»

Говоря без обиняков, программа исламистов в принципе несовместима с Конституцией США, религиозной терпимостью, равенством полов, толерантностью к меньшинствам и прочими основными правами человека. Самым большим вызовом для США в борьбе против политического ислама является использование им свободы вероисповедания и совести, находящихся под защитой Конституции. Иными словами, агенты давата используют в своих интересах свободы, которые исламисты немедленно ограничат, достигнув своих целей. В 2010 г. один из ведущих сотрудников разведки написал: «В США существуют известные нам проблемы, связанные с Первой поправкой к Конституции [о свободе выражения мнения]. Радикализация сама по себе не наказуема, она становится таковой только тогда, когда ведет к насилию... Поэтому Америка находится под угрозой, которая становится не только все более многообразной, но и все более интенсивной».

Всего один пример: имам из Мэриленда Сулейман Бенгарса публично поддержал «Исламское государство», опубликовал жестокое видео и похвалил теракты за рубежом. И он по сей день на свободе. Власти утверждают, что с ним ничего нельзя поделать, поскольку его нельзя обвинить в планировании конкретного акта насилия…

 

Даже ненасильственные исламисты опасны

Глобальная структура политического ислама впечатляет. «Братья-мусульмане» с их многочисленными союзниками на местах – важный, но далеко не единственный ее компонент. Сеть радикальных исламистских проповедников, благотворительных и других организаций, поддерживающих политический ислам, хорошо развита как в США, так и за их пределами.

Чтобы противостоять ползучему распространению политического ислама, нужно принимать меры не только против тех, кто пытается навязать свои цели силой (т. е. джихадистов), но и против идеологической инфраструктуры давата, как мы во времена холодной войны делали в отношении коммунистической идеологии. Недостаточно сфокусировать внимание лишь на тактике террора. К сожалению, мы игнорируем идеологические основы, на которые политический ислам опирается как в своем насилии, так и в ненасильственной деятельности.

Джихад – это не просто продолжение давата. Некоторые наблюдатели считают, что джихад – это тот же дават, только с помощью других средств. Иными словами, воинствующие и ненасильственные исламисты преследуют одну и ту же цель, применяя для ее достижения разную тактику. На институциональном уровне ненасильственные исламисты извлекают пользу из джихадистских террористических атак, поскольку на их фоне ненасильственные исламисты предстают в глазах западных правительств умеренными… Иными словами, дават должен встречать такое же противодействие, как и джихад.

 

Право быть нетерпимым

Но в сегодняшней ситуации противостоять давату практически невозможно, потому что его сторонники пользуются защитой Конституции, которую они без колебаний отменят, придя к власти. По этой причине Конгрессу следует предоставить президенту инструменты для демонтажа инфраструктуры давата в США и предотвращения распространения политического ислама внутри страны и за рубежом. Признавая, что наши свободы священны для нас, мы не должны забывать мудрые слова Карла Поппера о том, что он назвал «парадоксом терпимости»: «Неограниченная терпимость неизбежно ведет к исчезновению терпимости… Если мы распространяем понятие толерантности на тех, кто не толерантен, если мы не готовы защитить толерантное общество от нападения интолерантных, то толерантные будут уничтожены и терпимость вместе с ними. Это не означает, что мы должны подавлять высказывания интолерантных философов: до тех пор, пока можно противостоять им рациональными аргументами и держать их в узде благодаря общественному мнению, их подавление, безусловно, было бы неразумным. Мы, однако, должны оставить за собой право на притеснение, даже силой, если это необходимо, поскольку эти люди могут быть не готовы противостоять нам на уровне рационального мышления и вместо этого будут отвергать любой аргумент; они также могут запретить своим последователям слушать рациональные аргументы, поскольку те вводят в заблуждение, а вместо этого научить их отвечать на аргументы кулаком или пистолетом. По этой причине во имя терпимости мы должны сохранить за собой право быть нетерпимыми к нетерпимости. Мы должны утверждать, что любое движение, проповедующее нетерпимость, находится вне закона, и нам следует рассматривать подстрекательство к нетерпимости и преследованию как преступные деяния так же, как мы рассматриваем как таковые подстрекательство к убийству, похищению или возрождению рабства».