Что такое «доктрина Трампа»

Спасибо всем, что пришли!

Как и многих американцев, меня учили, что Уотергейт – это все, что нужно знать о Ричарде Никсоне. В школе нам ничего не рассказывали о тех потрясениях, которые он инициировал во внешней политике США. Например, мы не знали, что Никсон закончил войн­у во Вьетнаме менее чем за два года, установил отношения с Китаем, заложил основы мира между Израилем и Египтом и уменьшил доминирование СССР в Восточной Европе.

О том, как Никсон добился этих впечатляющих внешнеполитических достижений, следует рассказывать на уроках истории, поскольку это актуально и по сей день. Американский народ, завязший во вьетнамскую трагедии, был идеологически разделен на два лагеря: те, кто хотел, чтобы США отказались от своего глобального лидерства, и те, кто хотел, чтобы Соединенные Штаты расширили свои военные операции. Никсону, по словам Генри Киссинджера, нужно было найти третий путь между «отречением от престола» и перенапряжением сил. И он пришел к выводу о том, что существует разумный принцип, которым Соединенным Штатам следует руководствоваться в разгар холодной войн­ы, восстанавливая общественную поддержку, утраченную во Вьетнаме. Этот принцип получил название «национальный интерес».

То, что в большинстве других обществ считалось бы здравым смыслом, было трудно представить себе таким идеалистическим людям, как американцы. Долгое время они находились в состоянии опьянения, будучи убеждены, что история неумолимо движется к справедливости. Что, независимо от истории, традиций и ценностей той или иной страны, все общества в конечном итоге станут демократическими и рыночными. Со времен Вудро Вильсона американцы сжились с идеей о том, что Соединенные Штаты должны сделать весь мир безопасным местом для демократии. Для идеологических потомков Вильсона единственным вопросом был вопрос о том, следует ли США активно управлять этой неизбежностью или просто наблюдать за ней.

Однако такая миссионерская внешняя политика совершает две дорогостоящие ошибки мышления. Первая основана на предположении, что все иностранные общества в конечном итоге должны будут перенять американскую модель. Вторая и более опасная ошибка заключается в том, что американскую внешнюю политику необязательно адаптировать к нашим политическим, военным и финансовым возможностям.

Никсон видел, что эти две ошибки привели к поражению США во Вьетнаме и дезинтеграции социальной сплоченности внутри страны. В своем первом ежегодном докладе о внешней политике он нарушил эту традицию. «Прежде всего, – сказал он, – наша цель заключается в продвижении наших интересов в долгосрочной перспективе на основе разумной внешней политики. Чем больше эта политика основана на реалистичной оценке наших и чужих интересов, тем эффективнее мы сможем играть свою роль в мире. Мы участвуем в жизни мира не потому, что у нас есть соответствующие обязательства; у нас есть обязательства, потому что мы участвуем в жизни мира. Наши обязательства должны основываться на наших интересах, а не наоборот».

В то время американская политика превратилась в противостояние между теми, кто хотел ограничения вмешательства США в международную политику, и теми, кто требовал, чтобы мы более решительно вмешались во все, что происходит в мире. Никсон же предложил третий путь, основанный на национальных интересах как главном мотиве внешней политики США.

Никсон не осознал, что Соединенные Штаты по существу являются идеалистическим обществом, движимым перспективой лучшего будущего. Мы считаем, что все люди, а не только граждане той или иной страны, наделены неотъемлемыми правами, такими как право на жизнь, свободу и стремление к счастью. «Холодная» внешняя политика – некоторые могут назвать ее недобросовестной – основана исключительно на национальных интересах США, может не найти эмоционального отклика у народа, который делает ставку на надежду. Любые долгосрочные изменения во внешней политике, как и американцы, должны иметь сильную моральную основу. Без этого Никсон не смог добиться устойчивых изменений во внешнеполитическом мышлении, а Уотергейтский скандал способствовал тому, что его успехи были забыты.

В последовавшие за этим десятилетия Соединенные Штаты вновь перестали ставить национальные интересы в центр своей внешней политики. Пытаясь воспроизвести моральные победы Рейгана без его стратегического понимания, правительства Клинтона, Буша и Обамы сделали слишком много ложных выводов по окончании холодной войн­ы. Они совершили те же ошибки, что и многие поколения американцев до них.

Они исходили из того, что число демократий в мире неизбежно и необратимо возрастет. И они полагали, что новая эра демократизации сделает излишними старые концепции, такие как национальные интересы, геополитическая конкуренция и баланс сил. Таким образом, новое поколение проводило внешнюю политику, основанную на моральных и политических пристрастиях без реального учета национальных интересов США и обеспечения стабильности на стратегически важных мировых аренах. Поэтому мы подсчитывали иллюзорные «переходы к демократии». Мы осуществляли гуманитарное вмешательство, несмотря на неизбежные гуманитарные последствия. Мы подписывали резолюции и протоколы, которые не могли выполнить. И мы ввязывались в войн­ы, не имея четкого представления о том, с какими угрозами мы столкнемся или каких результатов мы сможем реально добиться. Опыт первых пяти лет войн­ы в Ираке в конечном счете убедил меня как пресс-секретаря представительства США в ООН в том, что дорогостоящая военная интервенция без явных преимуществ для американских граждан сопряжена с серьезными политическими и социальными рисками.

Сегодня мы видим последствия некоторых из этих ошибок.

Что касается России, то мы видим, что крах коммунизма был воспринят как длительный моральный триумф, а не как временная стратегическая победа, которую постоянно нужно защищать.

Что касается Китая, то мы видим недостатки предположения о том, что все режимы станут ответственными благодаря их включению в международный порядок и членству в таких международных организациях, как Всемирная торговая организация.

Что касается Ирана, то мы как раз сейчас наблюдаем за последствиями такого отношения к распространению ядерного оружия и экономическим санкциям, как если бы их можно было рассматривать отдельно от распространения террора и регионального баланса сил.

Десятилетиями вашингтонский истеблишмент проводил внешнюю политику, недостаточно учитывавшую национальные интересы, а затем извинялся перед миром, а не перед американцами, когда эта политика терпела неудачу. К 2016 г. американцам надоело терпеть, что им снова и снова твердят о том, что ориентация на национальные интересы является аморальной. И тогда пришел президент Трамп.

Мы много слышим о национализме и о том, что на самом деле означает это слово. Иногда этим термином манипулируют из личных интересов и используют его в качестве политического оружия. Но национализм или национальные интересы находят конкретное отражение во внешней политике. Как обобщающее понятие того, что я назвал бы «доктриной Трампа», он означает сочетание стратегии и моральной ясности, которой не удалось достичь Никсону.

Я хотел бы объяснить это, начав с определения: доктрина Трампа ставит безопасность и процветание американцев выше всего остального. Конечно, есть и другие важные цели нашей внешней политики, такие как права человека и демократизация, но ни одна из них не может быть достигнута за счет ослабления национальной обороны или снижения экономического процветания. Другими словами, президент Соединенных Штатов работает в первую очередь на американцев.

Такова доктрина Трампа. Она очень проста: преследовать национальные интересы США и не оправдываться за это. Это не просто разумная основа для внешней политики, это также нравственная внешняя политика. Я хотел бы назвать вам некоторые причины для этого.

Первая причина в том, что это чистая форма деятельности представительского правительства: оно ставит интересы суверенных и самоопределяющихся американцев выше всего остального.

Вторая причина заключается в том, что подобная политика заставляет лиц, принимающих политические решения, воспринимать мир таковым, каков он есть, а не таким, каким они хотели бы его видеть. Движение мира к большей свободе было и остается важной целью для американских граждан. Но доктрина Трампа заставляет политиков согласовывать наши цели с нашими возможностями, адаптировать наши цели к тому, что действительно достижимо в том мире, в котором мы живем. Если вы спрашиваете себя, почему это морально, задайтесь вопросом: как Соединенные Штаты могут создать больше богатства и возможностей в мире – пытаясь изменить внутреннюю структуру общества в других странах или стремясь к четырехпроцентному внутреннему экономическому росту?

Третья причина заключается в том, что честное признание наших национальных интересов придает нашей внешней политике большую стабильность. Четко определенная внешняя политика, основанная на национальных интересах, более последовательна и предсказуема, чем внешняя политика, основанная на текущих страстях и эмоциях.

В-четвертых, недавнее высказывание госсекретаря США Майка Помпео подтверждает, что речь идет о нравственной внешней политику: «„Америка прежде всего“ не означает, что успех Соединенных Штатов достигается за счет других. Это означает, что наш успех идет на пользу нашим гражданам и, следовательно, странам с одинаковыми с нами ценностями и стратегическими целями».

И это совершенно верно. Открыто преследуя свои интересы, Соединенные Штаты могут достичь консенсуса с другими странами, чьи интересы отражают идеалы и цели, схожие с идеалами и целями Соединенных Штатов. «Америка прежде всего» не означает «Америка в одиночку». Альянсы Соединенных Штатов являются одним из самых больших активов, которыми мы располагаем в период возрождающейся геополитической конкуренции с Китаем и Россией.

Это основа нашей политики в отношении Европы. Поскольку США и Европа разделяют общие ценности, такие как безопасность, мир и свободная торговля, мы просим наших европейских союзников разделить с нами и бремя трансатлантической безопасности. Мы ожидаем, что они уменьшат свою зависимость от российского газа, а не будут ее увеличивать. И мы хотим, чтобы они пересмотрели торговые соглашения с тем, чтобы наши отношения стали более сбалансированными и справедливыми. Вы ведь видите, что мы не просим Китай или Россию увеличить свои оборонные бюджеты. Мы просим об этом наших друзей. Соединенные Штаты хотят, чтобы Европа стала политической и военной силой, потому что они убеждены в том, что наши общие ценности могут подпитывать эту мощь.

Являясь крупнейшей экономикой и фактическим лидером в Европе, Германия в конечном итоге будет определять, насколько сильно НАТО и, следовательно, насколько безопасна Европа. Ради безопасности Европы мы и настаиваем на соблюдении нашими немецкими партнерами их обязательств в рамках НАТО.

То же самое касается и отношения президента Трампа к договоренности США с Японией в области безопасности или торговым отношениям с Индией. Он не сомневается в ценности нашего партнерства с этими двумя великими союзниками. Напротив, он хочет укрепить наших партнеров, с тем чтобы они стали более уверенными и играли более активную глобальную роль в отстаивании наших общих ценностей.

Независимо от того, признают они это или нет, но те, кто критикует этот подход, выступают за продолжение угнетения и пассивность наших союзников. С другой стороны, президент Трамп не верит, что американская или глобальная безопасность выиграет, если государства, разделяющие наши интересы, будут находиться в постоянной зависимости от нас. Соединенные Штаты могут продолжать эффективно играть роль глобальной сверхдержавы только в том случае, если они будут гибкими и будут иметь внешних союзников.

Что касается стран, не разделяющих наши ценности и цели, то президент Трамп не ждет, когда ход истории изменится. Он не выдвигает смену режима в качестве предварительного условия для переговоров. Скорее, президент полон решимости превзойти наших оппонентов, но он также готов заключать соглашения, если это пойдет на пользу безопасности Соединенных Штатов или всего мира. Он стимулирует наших оппонентов к изменению своего поведения, а не пытается их заменить. В настоящее время последствия этой политической стратегии можно наблюдать в режиме реального времени в Китае, Иране и Северной Корее.

Сила американской армии, динамика национальной экономики и финансовой системы, неоспоримая роль доллара США как резервной валюты и революция в производстве энергии вместе взятые дают Соединенным Штатам возможность реализовать совершенно новый подход в международной политике. Это позволяет президенту Трампу придерживаться двуединого дипломатического подхода: с одной стороны – «кнут» экономического давления, с другой – «пряник» переговоров без предварительных условий. Именно поэтому президент Трамп и снял ограничения, наложенные на американские власти морализаторскими соглашениями и институтами, которые не отвечают нашим интересам. Власть США должна быть использована прежде всего для того, чтобы сесть за стол переговоров с нашими оппонентами, даже если у нас имеются наиболее убедительные на этой планете средства военного сдерживания. Это, на мой взгляд, и есть доктрина Трампа. И именно так выглядит моральная внешняя политика, не оторванная от реальности.

Если наши ораторские способности превосходят наши ресурсы, когда наша политика выходит за рамки наших возможностей, когда наши ожидания затуманивают ясность наших суждений и когда наше желание изменить мир заставляет нас забыть свой долг перед американским электоратом, происходят бессмысленные и дорогостоящие войн­ы. Тогда сыны и дочери Америки подвергаются опасности, а у нас даже нет плана, как действовать далее. Тогда заключаются катастрофические торговые договоры и подписываются опасные ядерные соглашения. Тогда возникает крайнее неравенство и раскол общества. Это приводит к аморальной внешней политике.

Возможно, это трудно понять некоторым нашим друзьям из правящих классов. Но я думаю, для американского избирателя это звучит разумно. Национальные интересы или, как выразился президент, «Америка превыше всего», это просто наилучший способ обеспечить безопасность и процветание американского народа, работая с теми, кто разделяет наши ценности, и преодолевая сопротивление наших оппонентов. Это лучший способ заручиться общественной поддержкой, без которой никакая внешняя политика не может существовать долгое время. И это единственный способ с полным основанием обратиться за поддержкой к общественности, когда, как это уже бывало в нашей истории, нам нужна полная концентрация сил, чтобы одержать победу в противостоянии, в котором мы участвуем.

То обстоятельство, что под руководством правительства Трампа удалось победить террористическую организацию «Исламское государство», не используя сухопутные войска, не создавая конфликта с Россией и новой волны террора, является доказательством того, что эта стратегия работает. Она восстановила общественную поддержку, утраченную нашими предшественниками в Ливии, Сирии и Ираке.

Критики этой стратегии уже навесили на нее различные ярлыки – от «изоляционизма» до «фашизма». Поэтому в заключение я хотел бы сказать несколько слов о том, чем не является доктрина Трампа. Она не основана на выделении интересов какой-либо этнической группы, цвета кожи или религии. Она не защищает интересы одной группы американцев за счет другой. Она не является поляризующей, когда речь идет о демократах или республиканцах, городском или сельском населении. Эта доктрина не базируется на принадлежности к какому-то социальному классу или статусе, она не направлена на то, чтобы угодить членам элитарной профессиональной группы или вашингтонскому истеблишменту.

Напротив, доктрина Трампа основана на убеждении, что наше правительство должно положить в основу своей деятельности принцип равенства и равного достоинства каждого американца – от Мэна до Гавайев, от Техаса до Миннесоты, от Орегона до Пуэрто-Рико, и что это обязательство можно выполнить, лишь содействуя безопасности и процветанию американского народа, а не притворяясь представителем интересов всего человечества.

Для меня это значит «Америка прежде всего». Это и есть доктрина Трампа. Это и есть американская исключительность в XXI веке. Как бы новаторски это ни выглядело в наше время, на самом деле президент Трамп продолжает великую традицию в американской внешней политике.

Вспомните о том, как Вашингтон предостерегал от опасности впутываться в международные авантюры, идя на «искусственные союзы». Вспомните о предостережении Тедди Рузвельта о том, что «великой и свободной нации было бы глупо и противно лишать себя возможности защищать свои права». Или вспомните о Джоне Куинси Адамсе – первом американце, занимавшем тот пост, который я занимаю сегодня. Он говорил, что Америка «не ищет за границей монстров для уничтожения, а приносит всем добрые пожелания свободы и независимости». Было бы неплохо, если бы в минувшие годы мы приняли эти слова близко к сердцу. Сегодня, к счастью, мы это делаем.

Спасибо за внимание! Храни вас Бог! Боже, благослови Соединенные Штаты Америки!