«Наше поколение прошло закалку в экстремальных условиях»

13 сентября исполнилось 90 лет Владимиру Пинчуку, заслуженному строителю Украины, академику, лауреату Государственной премии. Много лет Владимир Яковлевич отдал работе в Еврейской конфедерации Украины, руководил строительством и реконструкцией ряда знаковых еврейских объектов. Мы поздравили юбиляра и с интересом побеседовали с ним о его долгой и насыщенной событиями жизни.

 

– Владимир Яковлевич, ваш юбилей практически совпал по времени с 25-летием Еврейской конфедерации Украины (ЕКУ). Возможно, следовало бы начать с вопроса о том, когда и как началось ваше сотрудничество с Конфедерацией. Но, наверное, давайте всё же сначала вспомним ваш жизненный путь. И там, по определению, мы непременно придем и к Конфедерации.

– Я родился в еврейской семье с очень глубокими киевскими корнями. Среди первых евреев, поселившихся в Киеве в XIX в., были и мои предки. Мои прадеды были николаевскими кантонистами, «забритыми» в солдаты еще в детском возрасте. Отслужив по 25 лет, они получили право на жительство вне «черты оседлости». Они женились на моих прабабках, и те произвели на свет одна – трех, а другая – десять детей.

Мой дед по отцовской линии, житомирянин Вольф Пинчук, погиб в 1914 г. на фронте Первой мировой. Бабушка осталась одна, ей нужно было как-то жить, кормить детей, и она поехала в село, чтобы обменять на продукты домашние вещи. Шел 1918 г., Гражданская война. В поезде ее изнасиловали гайдамаки и вышвырнули под откос – так она погибла, а дети, в их числе мой отец, остались сиротами.

Мама росла в большой еврейской семье. Мой дед кроил и сшивал заготовки для сапог, а бабушка перетапливала целебный гусиный жир. Жили они в Киеве, в доме по бульвару Тараса Шевченко, 4. В 1922 г. там размещался штаб анархистов, и им подбросили бомбу. Был большой пожар – подозреваю, что бабушкин гусиный жир ему изрядно помог, в итоге семья осталась без крова. Новое пристанище для своей большой семьи дед нашел на тогдашней киевской окраине в районе Евбаза (на углу бульвара Тараса Шевченко и нынешней ул. Симона Петлюры). Вот там я и родился.

Мама умерла рано, в 59 лет от онкозаболевания. Отец пережил ее и скончался в Нью-Йорке в год катастрофы на Чернобыльской АЭС. Я сам едва не умер еще раньше, до войны: пережил очень тяжелое воспаление легких. Спас меня сульфидин – первый антибиотик, американский, тогда он ценился на вес золота.

Война забрала много моих родственников. Тринадцать человек ушли в Бабий Яр, несколько человек погибли на фронте, один из дядьев – ополченцем, защищая Киев…

– Остались у вас в памяти события военных лет?

– Конечно. Я некоторые эпизоды жизни помню с двух лет, а когда началась война, мне было семь, так что помню всё. Эвакуация, скитания едва ли не по всему Союзу. В конце концов мы оказались в Алма-Ате. Ужасающий голод, холод или жуткая жара. Там я пошел в школу, причем сразу во второй класс: сказали, что для первого я слишком хорошо читаю и считаю. В Киев мы с мамой вернулись в 1944-м, а отец – только в 1946-м, его не отпускали с завода, на котором делали оружие для фронта. Рос я, как и все дети того времени, большей частью на улице. Учился нормально, но без фанатизма. Любил заниматься всякой техникой, что-то собирать, разбирать. Класс у нас был на две трети еврейский и, надо сказать, уникальный. Почти все ребята стали потом достаточно известными людьми, добились немалых успехов…

– Что обусловило ваш выбор профессии?

– Я хотел стать строителем, как мой отец. Он работал маляром, я еще школьником в летние месяцы работал вместе с ним, освоил профессию, стал маляром 6-го разряда. Но хотел быть инженером. Правда, поступить в Киевский инженерно-строительный институт мне удалось только с четвертой попытки.

– Дело было в «пятой графе»?

– На сто процентов. Мои одноклассники, неевреи, все без исключения поступили с первой попытки, набрав на экзаменах меньше баллов. А двенадцать мальчиков-евреев из нашего класса, поступавшие вместе со мной, остались за воротами вуза. Тогда я поступил в горный техникум. Оттуда меня забрали в армию, служил в Заполярье. Мне повезло: это был первый набор, которому уменьшили срок службы до двух лет. Вернулся, окончил техникум с красным дипломом. Кстати, вместе со мной учился будущий киевский мэр Александр Омельченко.

Поверил, что теперь в институт примут без всяких экзаменов. Но не тут-то было: изменили правила приема. Пришлось сдавать экзамены в четвертый раз, я разозлился и перестал готовиться к экзаменам – смешно было штудировать учебники в то время, когда я уже работал инженером производственного отдела 1-го треста «Киевгорстрой», куда пришел сразу после техникума.

Учеба в техникуме давалась мне легко, а в группе большинство ребят были сельскими, с очень слабой подготовкой. Практически я мог весь день проводить на спортплощадке и при этом ходить в отличниках. Я понял, что могу выйти из техникума с дипломом, но без знаний, и стал сам себе усложнять жизнь: решал задачи, читал внепрограммные учебники, выдумывал какие-то проекты и пытался их осуществить. И в армии я был картографом, что тоже пошло на пользу профессии.

Первым моим шефом был замечательный главный инженер – Александр Моисеевич Авербух. Посмотрев мой дипломный проект, он решил, что я ему подхожу. И взял в аппарат треста. С тех пор, с 1959 г., я работал на руководящих должностях в строительстве.

– Много объектов довелось построить?

– Много. Сначала был жилой массив напротив Бабьего Яра – десятки домов, улиц: Щусева, Демьяна Бедного (ныне – Ольжича), Ново-Окружная (теперь Олены Телиги)… Там были пустыри и землянки бывших сырецких лагерей, в которых в разное время был холерный карантин, держали советских заключенных, наших и немецких военнопленных. Я тогда лицом к лицу соприкоснулся с трагедией Бабьего Яра, познакомился с людьми, которые были свидетелями расстрелов, – они жили неподалеку, всё видели, слышали…

В 1961 г. мне впервые пришлось заниматься ликвидацией последствий чрезвычайной ситуации – речь о Куреневской трагедии. Мы оперативно построили новый квартал. Строить надо было быстро и качественно: объект находился под особым надзором руководства страны.

– Институт вы всё-таки окончили?

– Да, вечерне-заочное отделение: получил диплом инженера промышленно-гражданского строительства. Тянул и на красный, но это меня уже не интересовало. Я по-настоящему был увлечен работой, меня больше всего привлекали вопросы организации строительства. Как правильно организовать процесс, чтобы строить быстро и качественно. С первых лет работы на стройке и до сего времени я пытаюсь решить эту задачу. И кое-что удалось.

В те годы я под руководством Авербуха приобщился к научной работе. Он разрабатывал так называемую комплексную технологию производства строительно-монтажных работ и привлек меня к редактированию, подготовке графиков, иллюстрированию своей книги. Одновременно с этим у меня была возможность внедрять теоретические наработки на практике.

Но потом я ушел из «Киевгорстроя». На одном из пленумов ЦК КПСС было принято решение уделить особое внимание сельскому строительству. Организовали новое министерство, союзно-респуб­ликанское, как тогда говорили, а при нем инженерный центр – трест по разработке и внедрению новой техники в сельское строительство. Открывались большие перспективы для творческой работы. И я перешел на это новое дело. Как оказалось – на целых 22 года.

В тресте я прошел все должностные ступеньки (до замдиректора), в течение многих лет возглавлял группу подразделений, отвечая за решение проблем индустриализации сельского строительства в Украине. Министерство строило все крупные элеваторы и мельницы, птицефабрики и комбикормовые заводы, тепличные комбинаты и животноводческие комплексы в Украине, и ко всему этому имели отношение мои сотрудники.

Вне аспирантуры подготовил кандидатскую диссертацию. Но подать ее для защиты никуда не мог – из-за национальных моментов. Мне говорили: «Езжай в Москву, здесь всё равно тебе не дадут защититься». А в Москве тоже не ждали и говорили: «Защищайтесь в своей республике». Только благодаря личному участию моего научного руководителя Ивана Дмитриевича Беспалого удалось в 1975 г. найти ученый совет в Киеве.

В середине 80-х начались реорганизации, министерство фактически было уничтожено. А вскоре случился Чернобыль…

– И начался новый этап вашей жизни?

– Да, очень трудный, очень ответственный и интересный. В течение десяти лет, начиная с 12 мая 1986 г., моя жизнь и работа были связаны с ликвидацией чернобыльской катастрофы. Результаты работы отмечены званием заслуженнoго строителя Украины. Я два года строил поселки для эвакуированного населения, затем еще два года строил город энергетиков – Славутич, а потом мне доверили руководить всей чернобыльской строительной программой. Я отвечал за всё чернобыльское строительство и переселение в Украине. При этом еще успевал заниматься научной работой и работать над обобщением уникального опыта строителей. За эти работы, а также за подготовку специальной нормативной базы в 2001 г. мы получили Государственную премию Украины.

В 60 лет я мог со спокойной совестью уйти на пенсию, но мне предложили возглавить научно-техническое управление Министерства чрезвычайных ситуаций. Я согласился – и не зря. Снова была очень интересная, насыщенная и, смею надеяться, полезная для страны работа. Но уже в области, далекой от строительства. Здесь удалось создать стройную систему научной оценки биологических и медицинских последствий чернобыльской катастрофы, подготовить и провести группу основополагающих законодательных актов, разработать современные компьютерные программы для отрасли.

Проработав еще пять лет, я в 65 лет, согласно закону, расстался с госслужбой. А сил было много, «сидеть на печи» не хотелось, у меня было достаточно опыта и умения, которые могли пригодиться. В это время я познакомился с президентом VAB Банка Сергеем Максимовым, который вместе с легендарным Ефимом Звягильским (украинский государственный и политический деятель, прошедший карьерный путь от помощника начальника угольного участка до начальника шахты и директора шахтоуправления, депутат Верховной рады в 1990–2019 гг., доктор технических наук, профессор, Герой Социалистического Труда и Герой Украины, исполняющий обязанности премьер-министра Украины в 1993–1994 гг. – Ред.) и Евгением Червоненко (украинский политический и государственный деятель, предприниматель, автогонщик, депутат Верховной рады, с февраля по сентябрь 2005 г. – министр транспорта и связи Украины, затем глава Запорожской областной государственной администрации, зампредседателя Киевской городской государственной администрации, руководителя Департамента авиации Министерства по вопросам чрезвычайных ситуаций Украины. – Ред.) был со-президентом только что созданной Еврейской конфедерации Украины. Будучи советником президента банка, я в статусе технического директора ЕКУ включился в строительные проекты по объектам еврейской общинной инфраструктуры.

– А до этого вы как-то были вовлечены в еврейскую активность?

– Нет. Мое еврейство проявлялось только в контексте антисемитизма, от которого я немало пострадал. При этом я никогда не скрывал своего происхождения и гордился им. Но в общину вошел именно через работу в Конфедерации.

Мой первый объект – это Дом для одиноких людей пожилого возраста на улице Феодоры Пушиной (ныне – Ореста Васкула). Задача была довольно сложной: сначала нужно было добиться, чтобы город отдал недостроенный долгострой еврейским организациям, затем достроить его. Благодаря помощи Сан Саныча Омельченко это удалось решить. Изменив первоначальный проект, я смог применить здесь всё хорошее, что видел в аналогичных домах в Америке и Англии.

А вот второй объект был особенным, культовым: Главная синагога Киевской иудейской религиозной организации на Подоле – исторически первая и самая старая синагога города. Конечно, никакого опыта реконструкции и реставрации подобных сооружений у меня и главного архитектора проекта Владимира Константиновича Хромченкова не было, поэтому по моей просьбе к работе привлекли известного израильского архитектора Аарона Острайхера. Благодаря объединению наших усилий, ответственной работе строителей и ежедневной заботе «хозяев» объекта – рабби Якова Дов Блайха, Евгения Зискинда и Анатолия Шенгайта – удалось возродить синагогу во всей красе и блеске. Более того, мы реконструировали синагогу в том виде, в каком ее изначально задумал в конце XIX в. архитектор Николай Гарденин! Честно признаюсь, я горжусь этой своей работой.

Потом была Галицкая синагога: за год мы с Ефремом Басовым и Яковом Рафальским сумели превратить крайне запущенное здание в действующий молельный дом. Работы при весьма ограниченном финансировании от «Сохнута» удалось осуществить быстро и качественно. Многое в планировке – плод нашей фантазии, так как никаких старых документов найти не удалось. Но получилось очень хорошо.

А потом мы реализовали план рабби Блайха по строительству возле Центральной синагоги двух общинных зданий – Центрa еврейского образования им. профессора Владимира Шифрина и Киевскoгo еврейскoгo культурно-общественнoгo центрa им. Ларисы Роднянской… Всё это организовывал и финансировал Попечительский совет ЕКУ во главе с Марком Котляревским. В ЕКУ в те годы решались разные вопросы: занимались сохранением мест памяти, помогали восстанавливать синагоги, еврейские кладбища, организовывали большие иудейские празднества, много внимания уделяли международной деятельности, участвовали в работе Всемирных и Европейских еврейских конгрессов, кооптировали своих представителей в их руководящие органы…

– Вот и поговорили о Конфедерации…

– Да, это были десять лет интересной жизни и работы. Но потом дела в банке у Максимова пошли под уклон, и я почувствовал, что становлюсь человеком, получающим зарплату ни за что. Поэтому добровольно ушел в 2009 г., когда отметили мои 75 лет. Но опять же сил и энергии было много, и уже через три дня Борис Фуксман, тогдашний президент ЕКУ, привлек меня к строительству отеля «Хилтон», которoe осуществляла компания «Международно-деловой центр». Через пять лет отель сдали в эксплуатацию; стало понятно, что новых больших объектов нет, и мы расстались.

Сидеть без дела и в 80 лет не хотелось. И когда 15 февраля 2015 г. мне поступило предложение уникального характера от партнеров Бориса Фуксмана по строительству «Хилтона», компании «Сент София Хоумс», я, недолго думая, ввязался в абсолютно безумную авантюру. Нужно было за четыре месяца провести капитальный ремонт и реконструкцию детского санатория в Пуще-Водице, по которому не было проекта и никаких идей. В наличии имелся старый пансионат Госкомитета хлебозаготовок, который был заброшен, запущен, семь лет не отапливался, а развалины заросли травой и дикими деревьями. Это была адская работа, все вопросы решались на ходу, одновременно делали проект, строили, заказывали оборудование и мебель, но в срок успели, и за установленный заранее лимит средств не вылезли. Открывая детскую здравницу, наш мэр Виталий Кличко сказал, что это самый лучший санаторий города Киева.

– За счет чего удалось добиться такого результата?

– Разумная организация процессов при хорошем финансировании. Но главное – мой опыт в работе с проектами, за которые вообще нельзя было браться. А у меня такие проекты были, вот лишь два примера.

В мою бытность заместителем министра Минчернобыля (Министерство Украины по делам защиты населения от последствий аварии на Чернобыльской АЭС. – Ред.) это ведомство объединили со штабом гражданской обороны и создали МинЧС (Министерство по чрезвычайным ситуациям. – Ред.). Под новую структуру выделили здание бывшего штаба Киевского военного округа. Оно было построено еще в 1913 г. для Южнороссийского женского университета, а на момент передачи его нам в нем размещались какие-то тыловые службы ВВС. Министр дал срок переселиться через три месяца – и я решил эту задачу.

А еще раньше, когда я работал в Минсельстрое, нам передали обветшавшее здание на Печерске, где когда-то был тотализатор ипподрома и ресторан «Жокей». Мы два года одновременно в нем работали и реконструировали и реставрировали без проекта.

Так что вызов с санаторием меня ничуть не испугал. Зато после этого мне предложили работу в компании «Сент София Хоумс», где я и работаю по сей день. Среди наших проектов наиболее впечатляющий – жилой комплекс Crystal Park Tower.

– Из кого сегодня состоит ваша семья?

– Моя жена, Тамара Аркадьевна, моя опора и надежный тыл в течение 60 лет, к сожалению, ушла из жизни двенадцать лет назад. Ей было 78, онкология… Она тоже была строителем. Когда-то для моей, хотя и не очень религиозной, семьи (отец один раз в год ходил в синагогу, мать раз в год постилась) известие о том, что старший сын хочет жениться не на еврейской девушке, стало настоящим ударом. Но я был тверд, и свадьба состоялась.

Сыну Вадиму сегодня 57, он тоже строитель. Он сделал меня счастливым дедом и прадедом. Старшая внучка имеет двоих детей: моя правнучка-шестиклассница и четырехлетний правнук. Двоих младших внуков с невесткой в связи с войной эвакуировали из страны.

После смерти жены я между делом увлекся писательством, выпустил пять книг: две мемуарные, книгу повестей «Родом из детства», сборник «Белая книга» (ответ на известную «Черную книгу» Ильи Эренбурга и Василия Гроссмана) и рассуждения о сегодняшней войне «Записки комбата».

– В чем, на ваш взгляд, секрет вашего активного долголетия?

– Наше поколение, пережившее войну, прошло закалку в экстремальных условиях. Удивительное заключается в том, что я не один из своих товарищей, который дожил до таких лет. В прошлом году отпраздновал свое 90-летие мой одноклассник, с которым мы сидели за одной партой. Вокруг меня много людей в возрасте: дело не в том, что наше поколение было каким-то более здоровым, – просто мы все выжили после тяжелейших испытаний прошлой войны. Другой мой одноклассник, который тоже подходит к своему 90-летию, в студенческие годы входил в сборную Украины по слалому. Он еще и сейчас катается на горных и на водных лыжах…

Интересно, что живы только те мои одноклассники, которые остались в Киеве, а вот те, кто уехал – в Америку, Израиль, Германию, другие страны, – те уже ушли. Видимо, сказался стресс от смены положения.

Творческие мои дела поддерживаются тем, что я люблю читать книги, разгадывать головоломки и сложные кроссворды. Стараюсь держать голову и память в тонусе. Когда я работал замом в инженерном центре Минсельстроя, у нас было два кандидата технических наук – я и Семен Григорьевич Плоткин, начальник отдела, которому тогда было под семьдесят. Сотрудники ворчали: «Он что, хочет прямо отсюда уйти на кладбище?» Бедный Семен Григорьевич жался к стенкам и стеснялся лишний раз пройти по коридорам. Я сегодня намного старше его, но работать не стесняюсь.

 

Беседовал Иосиф ТУРОВСКИЙ