«Некоторые умирали тихо, а некоторые так кричали от голода…»

Ида Спектор (в девичестве – Зай­дель) родилась 20 ноября 1932 г. в Тульчине Винницкой области Украины. В 1941–1944 гг. этот небольшой уютный городок, где прошло и мое детство, находился в составе Транснистрии – румынской зоны оккупации части территории СССР. В июле 1941-го, в девятилетнем возрасте, Ида оказалась сначала в гетто, а потом – в лагере смерти Печора на реке Буг, куда, помимо тульчинских евреев (еврейская община Тульчина считалась одной из самых больших в Винницкой области после самой Винницы, Могилева-Подольского и Жмеринки), согнали значительное число их обреченных на смерть собратьев, депортированных из Бессарабии и Буковины. Предлагаем вашему вниманию рассказ от первого лица Иды Иосифовны Спектор – бывшей малолетней узницы еврейского рабочего лагеря «Мертвая петля».

 

Тот страшный день

Я – последний живой свидетель, побывавший в концлагере «Мертвая петля» на реке Южный Буг. Когда пришли немцы, мы первые пять месяцев находились в Тульчинском гетто, а потом нас погнали умирать в село Печора.

Хорошо помню этот страшный день – 22 июня 1941 г. Мы бегали во дворе, вместе с другими детишками играли, прыгали. Светило солнце, за окном стояла великолепная погода. И вдруг по радио объявили, что пришла вой­на. И нас как ветром сдуло, все дети убежали по домам. Мы не смогли эвакуироваться. Когда немцев еще не было в Тульчине, мы дошли с мамой до Днепра. Начальство сбежало, центр городка был взорван. Войска переправляли через мост, и невозможно было никуда двинуться. До нас абсолютно никому не было дела. И мама сказала: «Погибать, так вместе». Мы решили вернуться, неделю шли пешком. Немцы вошли В Тульчин 23 июля. Папа ушел на фронт уже на следующий день после начала вой­ны и больше не вернулся. Позже он был объявлен пропавшим без вести. Мы остались с мамой, бабушкой и дедушкой – папиными родителями. Мамины родители за два дня до вой­ны уехали из Тульчина.

 

Еврейство. Мамино платье

До начала вой­ны я не знала, что я еврейка, мне никогда об этом не говорили. Хотя, когда мама с бабушкой хотели, чтобы я ничего не поняла, они говорили на идише. О своем происхождении я узнала уже потом. Мы играли друг с другом во дворе, не зная, кто мы. Пока мы прятались от нацистов в погребе под домом, наши соседи всё вытаскивали из нашего жилища. И уже после освобождения, находясь в детском доме (нас отпускали в город на выходной), я встретилась в Тульчине со знакомой моей покойной мамы. Она иногда приходила к нам и помогала маме по хозяйству. В Украине же принято было варить чанами варенье, повидло. И вот, мы идем с ней по нашему тульчинскому рынку и видим продавщицу в мамином бежевом платье! Это было ужасно. Когда я это увидела, меня затрясло. «Откуда у вас это платье?» – спросила я. «Мне его подарили...» – ответила дама, торгующая на рынке. До сих пор не могу себе простить, очень переживаю, что тогда не сказала ей: «Немедленно верните мне это платье, оно принадлежит моей маме!».