Озорной человек с карточками

Лев Рубинштейн: «Важно найти в шуме ритм и порядок»© Сергей Гаврилов

Рубинштейн скончался в московской больнице в возрасте 76 лет. Восьмого января в Москве его на пешеходном переходе сбила машина, водитель которой сказал в полиции, что очень торопился. Рубинштейна доставили в НИИ Склифосовского с множественными травмами, прооперировали и погрузили в медикаментозный сон. Но усилия врачей не помогли.

Рубинштейн был одним из основоположников и лидеров московского концептуализма. Часть своих текстов поэт набирал на библиотечных карточках. Он придумал эту концепцию в 1970-х под влиянием работы институтским библиотекарем. Позднее Рубинштейн вспоминал: «У меня был короткий период, когда вместо библиотечных карт я пользовался перфокартами, они мне нравились. Сейчас, думаю, не очень многие знают, как они выглядели. Это был предмет невероятной красоты со множеством дырочек по краям. Я на них написал несколько текстов. Но перфокарты у меня скоро кончились. Я их уже застал где-то на исходе».

Рубинштейн последовательно критиковал российские власти: «Можно строить идеологию на любви к прошлому? Прошлое не надо любить, его надо знать, а его никто не знает и не хочет знать». Он осуждал агрессию России против Украины: «Очень трудно человеку внушить себе, что ты гражданин того государства, которое ведет агрессивную войну. Что значит защищать родину на территории другого государства? Вообще, что это значит логически? Ничего». Рубинштейн посещал митинги, суды над активистами и правозащитные акции: «В себе надо культивировать, мне кажется, некое представление о том, что ты имеешь право, что ты должен реагировать на любые попытки твои естественные права нарушать и контролировать».

Филолог, переводчик, журналист Николай Эппле написал, узнав о смерти Рубинштейна: «Его стихи ведь – это сохранение окружающей нас повседневной речи, вырывание ее из суеты, поднимание над ней и сохранение, как сохраняет искусство. Его эссе – он, после стихов, сделал своим средством выражения эссе – я сначала не понимал, потому что они как бы ни о чем, а они ведь продолжение того же, сохранения речи и интонации, другими средствами… И Лев Семенович – это душа. Даже его миниатюрность, я не знаю больше таких миниатюрных людей-птичек, как-то была логичной, никакой отвлекающей физической мощи, только душевно-духовная. Он стал воплощением стихии человеческого общения, ее душой, не только в стихах, но и в жизни, без него немыслима тусовочная-дружеская-посиделочная-митинговая Москва».