«Не позволял душе лениться…»

«Мастерство альпиниста оценивается по трудности восхождения. Точно так же мерой таланта физика должна служить в первую очередь степень трудности тех задач, которые ему удалось решить, а эффект от воздействия его работ на общий прогресс науки является вторичным».

Лев Арцимович

 

Академик Лев Арцимович, почетный член многих престижных академий, почетный доктор многочисленных университетов, увенчанный многими советскими и зарубежными наградами, был гениальным физиком и, как назвал его профессор Оксфордского университета Кристофер Луэллин-Смит, «признанным пионером и лидером исследований» в термоядерной энергетике.

Родился он в Москве, но родители, чудом уцелевшие во время уничтожения всех чуждых советскому государству классов (отец происходил из обедневшей дворянской семьи, мать была родом из французской Швейцарии), настолько бедствовали, что вынуждены были отдать сына в детдом, откуда он сбежал и некоторое время был беспризорным. В 1919-м в поисках лучшей жизни семья уехала в провинцию – в Могилев. Но и там было не сладко. Лишения закончились, когда Арцимовича-старшего пригласили заведовать кафедрой статистики в Белорусском госуниверситете. Семья переехала в столицу республики, отец стал преподавать, а сын учиться: в свои 14 лет, благодаря чрезвычайно развитым способностям, поступил на физико-математический факультет в тот же университет, где работал Андрей Михайлович.

В 1928-м, защитив диплом, переехал в Ленинград и начал работу в рентгенографическом отделе Ленинградского физико-технического института, а через полгода перешел в отдел электронных явлений и рентгеновских лучей, где совместно с А. И. Алихановым выполнил ряд исследований по физике рентгеновских лучей.

Коллеги новичка полюбили – был он остроумен, начитан, нередко блистал эрудицией, друзей восхищали его познания в науках, прямого отношения к физике не имеющих, – истории, экологии, экономики. Но… молодой экспериментатор был напрочь лишен умения работать руками, и коллегам пришлось учить его элементарным навыкам, необходимым физику-исследователю. (К тому же молодой Арцимович отличался неприспособленностью к быту. Иногда на помощь приходил брат Абрама Алиханова Артем, тоже физик. Он называл своего друга «барином» и стирал за него его рубашки.) Он учился и в то же время учил других – в 24 года стал доцентом Ленинградского госуниверситета.

В 1933-м одним из первых переключился на исследования по физике атомного ядра, работал с выдающимися учеными Курчатовым и Алихановым. В военные годы проводил теоретические исследования в области электронной оптики, занимался разработкой электронно-оптических систем ночного видения в инфракрасной области спектра, в послевоенные – возглавил экспериментальные исследования по управляемому термоядерному синтезу.

Но не будем перечислять научные достижения Арцимовича, поскольку это не научная статья, а портрет ученого, вошедшего в историю мировой науки. Поэтому будем говорить о незаурядной личности – человеке, которому ничто человеческое было не чуждо. Не забывший увлечения молодости, в зрелые годы он интересовался крупными инженерными сооружениями, возводимыми во всём мире, а еще испытывал страсть к игрушечным моделям автомобилей. Был интерес и к общественной жизни страны: например, он не мог пройти мимо ползучей реабилитации Сталина, которая началась почти сразу же после смещения Хрущева.

Зимой 1966 г. он поставил свою подпись под письмом 25 деятелей советской науки, литературы и искусства Л. И. Брежневу. Инициатором письма стал историк-публицист Эрнст Генри (Семен Ростовский), в 1920-е отсидевший в польской тюрьме, а в 1953-м – в советской. Страстный антифашист, автор книг «Гитлер над Европой» и «Гитлер против СССР», в 1965-м консультировавший Михаила Ромма в работе над фильмом «Обыкновенный фашизм», Генри собрал подписи известных физиков, критик и переводчик Марлен Кораллов, угодивший в 1949 г. тюрьму за «контрреволюционные разговоры», – подписи Товстоногова, Ефремова, Плисецкой. Кто-то, узнав о письме, присоединился к нему сам. Список был авторитетный и внушительный: академики (в том числе нобелевский лауреат Игорь Тамм), литераторы Чуковский, Паустовский, Слуцкий и др., артисты, художники и режиссеры, среди которых были лауреаты госпремий, в том числе кавалер двух орденов Ленина Михаил Ромм. Никто из них не хотел возвращения того явления, которое на XX и XXII съездах КПСС было названо «культом личности». Иллюзии, что это возможно, разделял и Арцимович.

В письме, в частности, говорилось: «В последнее время в некоторых выступлениях и в статьях в нашей печати проявляются тенденции, направленные, по сути дела, на частичную или косвенную реабилитацию Сталина… Мы считаем своим долгом довести до Вашего сведения наше мнение по этому вопросу.

Нам до сего времени не стало известно ни одного факта, ни одного аргумента, позволяющих думать, что осуждение культа личности было в чем-то неправильным. Напротив, трудно сомневаться, что значительная часть разительных, поистине страшных фактов о преступлениях Сталина, подтверждающих абсолютную правильность решений обоих съездов, еще не преданы гласности.

Дело в другом. Мы считаем, что любая попытка обелить Сталина таит в себе опасность серьезных расхождений внутри советского общества. На Сталине лежит ответственность… за гибель бесчисленных невинных людей, за нашу неподготовленность к вой­не, за отход от ленинских норм в партийной и государственной жизни…».

Авторы письма надеялись, что их мнение будет учтено. Но… весной председатель КГБ СССР В. Е. Семичастный в записке в ЦК КПСС писал: «Главной целью авторов указанного письма является не столько доведение до сведения ЦК партии своего мнения по вопросу о культе личности Сталина, сколько распространение этого документа среди интеллигенции и молодежи». Вслед за ним первый секретарь МГК КПСС Н. Е. Егорычев в выступлении на XXIII съезде КПСС, состоявшемся в том же 1966-м, дал отпор такого рода попыткам напугать интеллигенцию: «Мы говорим им: „Не выйдет, господа!“».

Но шел всего лишь второй год правления Брежнева, и письмо спустили на тормозах, не приняв в отношении авторoв каких-либо серьезных мер.

До вой­ны Арцимович начал преподавать в ЛГУ, после вой­ны был профессором кафедры прикладной ядерной физики МИФИ, в начале 1950-х основал в МГУ кафедру атомной физики и руководил ею до конца жизни. И везде был любимым преподавателем. Студенты вспоминали, что любимый профессор был рассеян и чудаковат, много курил, по забывчивости мог прийти в институт в лыжном костюме. Читая лекции, мог и пошутить, и вспылить, объявив плохо отвечавшему: «Вам нечего делать на факультете!». Но на него не обижались, принимали гениального ученого таким, каким он был, – добрым, отзывчивым, способным на жалость человеком.

С 1963 г. он, чья деятельность была плотно связана с разработкой атомного оружия, был заместителем председателя Советского Пагуошского комитета и входил в международную организацию ученых, выступавшую за запрещение ядерного оружия.

В 1970-е гг. министр финансов Гарбузов обеспокоился «непомерными» запросами ученых и как-то нa приеме в Кремле поинтересовался у Арцимовича: «Всё же, что такое наука?» Ученый мгновенно среагировал: «Это способ удовлетворения собственного любопытства за счет государства».

Артем Алиханьян, член-корреспондент АН СССР и академик АН Армянской СССР, говорил об Арцимовиче: «Аристократ в науке, он совершенно был лишен научного „самурайства“. Трезвый, с неповторимым юмором и умением проникать в сущность даже самого мелкого дела, беспощадный не только к другим, но и к самому себе. „Маленькие причины приводят к большим последствиям в нашем сложном мире“, – часто повторял Лев Андреевич, когда обсуждали крупные исторические события прошлого и настоящего».

А ученик Арцимовича Евгений Велихов, академик РАН и вице-президент АН СССР (1978–1991), вспоминал: «Первая характерная особенность, с которой люди сразу же сталкивались при знакомстве с Арцимовичем, – это ответственность. Перед собой. Он не позволял душе лениться никогда и ни в чем. В науке был самым жестким собственным критиком… Никогда не проходил мимо безобразий и несуразиц окружающей жизни, которых было хоть отбавляй. Будучи грозой титулованных коллег и сильных мира сего, начинающих и слабых Арцимович никогда не обижал, наоборот, очень следил за их ростом и всячески тому способствовал».

 

Андрей ДНЕПРОВ