Шольц уполномочен заявить…

Допустим, вы согласны с коллегами и начальником в том, что ваша компания не развивается. Клиенты разбегаются, специалисты уходят к конкурентам, оборудование устарело, и даже кофе из автомата горчит на вкус. «Босс, так дальше продолжаться не может!» – говорите вы. А начальник отвечает: «Да, сотрудники, надо что-то делать. И, что еще лучше, я сделаю это сам!» Ну, вы понимаете. Большой босс нынче какой-то рассеянный: ему приходится слышать неприятные фразы типа «крупное налоговое мошенничество» и «обычный гражданин за такое пошел бы под суд». Тем более почетно, что начальник решает «что-то с этим сделать».

Начальник держит речь. Это должно означать, что он «что-то делает». Босс обращается к трудовому коллективу, точнее, к той его части, которая в данный момент не работает, но получает зарплату за свое присутствие (таких людей поразительно много). «Нашей компании необходима встряска, – провозглашает босс, – нам нужен пакт нашей компании!»

Процессы в компании должны стать менее забюрократизированными, объявляет босс. Аплодисменты!

Сотрудники будут чувствовать себя лучше, их будут поощрять за успехи! Снова аплодисменты, но уже более сдержанные. Слишком много вопросов: а как же успехи прошлых лет? Наверное, их уже компенсировали зарплатой. Ну, хорошо. Но главное: какие успехи?

Начальник продолжает: тех, кто необоснованно получает зарплату, следует уволить! Нерешительные вымученные аплодисменты нескольких человек. Многие нервно оглядываются по сторонам. Но Большой босс уже на взводе. Его голос дрожит, когда он обещает: «И любой, кто хотя бы попытается практиковать коррупцию в этой компании, будет не только уволен, но и передан правоохранительным органам! Это добросовестная компания, образец честного бизнеса!» В зале наступает недолгая тишина, а затем раздается смех: ха-ха-ха, хорошо, что у босса еще сохранилось чувство юмора. Если бы Большой босс действительно уволил всех латентно коррумпированных сотрудников, ему пришлось бы согнать половину своей семьи с хорошо оплачиваемых бессмысленных рабочих мест. Сомнительно, что в таком случае он без опасений сможет появиться на семейном торжестве или дружеском застолье.

И, конечно, возникает важнейший супервопрос, связанный с другими заявлениями об эффективности, ра­зумности и переориентации на благо компании: если босс действительно знает, что нужно сделать для блага компании, и если он способен это сделать... почему он до сих пор этого не сделал? Этот вопрос, если его рассмат­ривать серьезно и с холодной головой, может породить важные ответы.

В Берлине есть дом, где важные люди, спонсируемые корпорациями и миллиардерами, собираются, чтобы объявить, как они дальше будут обворовывать народ. А затем сотни (как ни странно, в основном отсутствующих) также высокооплачиваемых поддакивателей одобряют очередное ограб­ление граждан. Поскольку многих граждан возмущает то, что решается в этом доме, вокруг него устраивают ров, как раньше делали вокруг замков баронов-разбойников.

Недавно в этом доме выступил некий джентльмен, известный своими провалами в памяти, возникающими, когда речь заходит о крупнейшем налоговом мошенничестве в истории ФРГ. Джентльмен этот предстал не в костюме барона-разбойника, а в образе пирата из детской книжки, с повязкой на глазу. И этот джентльмен заявил, что упадок Германии «не может продолжаться» и что теперь речь идет о том, чтобы вернуть страну «на экономически правильный путь».

Спичрайтеры джентльмена подобрали для этого термин «Deutschland-Pakt». Ранее этот термин использовали реальные, а не «назначенные» правоэкстремистские партии NPD и DVU. Либо это циничный умысел, либо спичрайтеры являются настоящими социал-демократами и им, вольно или невольно, по словам Альфреда Тецлафа (главный герой легендарного западногерманского телесериала «Ein Herz und eine Seele», радикальный консерватор, постоянно насмехавшийся над социал-демократами. – Ред.), сильно «не везет с мышлением».

Предполагается, что этот пакт можно будет противопоставить критике со стороны (реальной, а не формальной) оппозиции. В то время как начатая Меркель работа по разрушению страны продолжается и даже ускоряется, оппозицию обвиняют в том, что она является «отрядом разрушителей». Еще одно упражнение в популярной у социалистов тактике «oбвини другого».

В этаком акте оруэлловского новояза сей джентльмен обращается к «демократической» оппозиции, под которой он понимает переименованную партию убийц беглецов через Берлинскую стену и остатки старья из лавки Мамочки Меркель, где теперь заправляет Мерц. При этом джентльмен демонстративно хочет исключить тех, кто позволяет себе высказывать дерзкое требование о том, что правительство должно приносить пользу стране, а не распродавать ее богатства иностранной «саранче», как это в свое время называл социал-демократ Франц Мюнтеферинг.

Он обещает, что к концу года в Германии повсеместно можно будет подавать заявки на строительство в цифровом виде. (В то же время вопреки здравому смыслу и присяге правительство одно за другим принимает решения, всё больше удорожающие строительство и владение недвижимостью.)

Канц­лер, страдающий провалами в памяти, обещает настоящий аттракцион невиданной щедрости. В частности, около 110 млрд € на «защиту климата и модернизацию Германии». Но «защита климата» уже давно воспринимается как код для обозначения заимствования денег, оправданного климатической ложью, и передача их международным игрокам. Долги государственные – прибыль частная.

Инвестиции компаний теперь называются «инвестициями в будущее», и для них должны действовать более щедрые правила амортизации. (Интересно, является ли тогда обслуживание долга «инвестициями в прошлое»?)

Джентльмен с провалами в памяти проповедует: «Только вместе мы избавимся от плесени бюрократизма, неприятия риска и уныния, которые поселились в нашей стране за эти годы». (Меркель тоже регулярно употребляла слова «вместе» и «сообщество». Это примерно такое же «совместное» действие, как забой овцы – «совместный акт» животного и забойщика.)

У слушателя возникает закономерный вопрос: если известна необходимость всех этих мер, а также существует возможность их реализации, то почему они не были реализованы уже давно? Может быть, у правительства были совсем иные приоритеты, а не такие «крайне правые» требования в соответствии с принесенной присягой? (Кстати: в кабинете «забывчивого» канц­лера кроме него самого рекордное число министров отказалось от упоминания Бога в присяге. Как видно из их действий, все «зеленые» министры являются в этом смысле «безбожниками».) Так что же теперь вдруг должно стать возможным и реализованным в «Deutschland-Pakt», что не было возможным и реализованным до сих пор?

Когда вы слышите, что отныне всё будет «по-другому», вы поневоле восклицаете: «А почему вы давно этого не сделали?!» Конечно, в первую очередь этот вопрос является эмоциональной реакцией, выражением разочарования и недоверия. Но давайте попробуем ответить на него вполне предметно.

Если нынешнее состояние не связано с отсутствием желания или возможностей, тогда в чeм дело? Боюсь, что дело в нашем мышлении. Вся Германия сегодня похожа на социал-демократов из старого сериала: мы не принципиально глупы, просто нам очень «не повезло с мышлением». И чудовищный, гигантский пропагандистский аппарат стремится к тому, чтобы так и оставалось.

Если бы канц­лер с провалами в памяти действительно хотел изменить что-то к лучшему в Германии, он должен был бы распустить ARD и ZDF или, по крайней мере, сократить их в сотню раз. Он должен был бы разорвать порочные связи между политикой и СМИ. Он должен был бы запретить политикам финансировать НПО, с помощью которых они делают политику и пропаганду в обход всё еще существующего демократического контроля или даже ведут за счет налогоплательщиков свои частные судебные дела против слишком наглых граждан. И если бы этот забывчивый джентльмен действительно всерьез собирался изгнать «плесень» из Германии, он должен был бы избавиться от гигантского участия концерна СДПГ в медиа, а затем, в качестве жеста, способствующего повышению достоверности, пожертвовать вырученные деньги преследуемым инакомыслящим.

Я знаю, что старая мудрость о том, что нельзя решать проблемы с тем же мышлением, которое их породило, немного заезжена, но в ней всё же содержится истина. Когда капитан видит, что корабль приближается к скалам, у него есть возможность поправить повязку на глазу и произнести речь о том, как важно не протаранить скалы, и о необходимости «рывка корабля». Или же он может изменить направление движения, если времени еще достаточно. Но если пассажиры и нижние звенья экипажа подозревают, что капитан, вопреки своей громкой речи, продолжает двигаться к скалам, то им следует срочно задуматься о своих дальнейших действиях. Что представляется более перспективным: изменить мышление на корабле, поменять капитана или, возможно, поменять корабль?

Если начальник говорит: «Этот путь не приведет нас вперед», следует спросить в ответ: «Значит ли это, что вы хотите изменить направление? Или хотите даже попробовать направление, которое раньше считалось неверным?». Я знаю, что нынче в Германии многие самоочевидные истины подвергаются сомнению. Долги – это теперь «особые активы», мужчины – это женщины, демократическое инакомыслие – это недемократично. Но истины остаются истинами, как бы громко правительство и пропаганда ни утверждали обратное. Поэтому, будь ты пират или честный моряк, остается верным: чтобы изменить место, куда прибудет корабль, нужно изменить направление, в котором он движется. А повышать скорость, как теперь повсеместно требуют, имеет смысл только тогда, когда направление движения правильное.

 

Душан ВЕГНЕР