«Еврейская жизнь продолжается...»

 

Адольф Соломонович Шаевич – главный раввин России по версии Конгресса еврейских религиозных организаций и объединений в России (КЕРООР), глава КЕРООР, простой и дружелюбный человек, интереснейший собеседник. Мы встретились в его кабинете в московской Хоральной синагоге, чтобы поговорить о нем и том, как раввин и его община живут в нынешних условиях.

 

– Каким было ваше биробиджанское детство?

– Жили как все ассимилированные еврейские семьи. При советской власти все, связанное с религией, планомерно уничтожалось, поэтому мама и папа не делились с нами религиозными знаниями, возможности познакомиться с еврейской традицией у нас не было. Мы, разумеется, знали, что есть праздники Песах, Рош ха-Шана, Суккот, но что это такое – не имели понятия. Обитали в коммунальных квартирах, потому еврейских праздников в нашей семье не праздновали. Мой отец был идейным человеком, хотя не был ни комсомольцем, ни коммунистом. Мама готовила замечательные еврейские блюда, но при этом родители считали, что главное для детей – получить высшее образование и вступить в партию. Они очень много работали, и мы с братом после школы большую часть времени проводили на улице.

– А Биробиджан вспоминаете? И в честь кого вас назвали Адольфом?

– Очень люблю Биробиджан и всегда с теплым чувством вспоминаю город, в котором прошли мое детство, юность, молодость. Люди разных национальностей всегда жили в столице ЕАО дружно. Известно, что у евреев принято давать имена в честь дедушек и бабушек. Когда я родился, мой дедушка Абрам был еще жив, и называть меня в честь него было нельзя. Однако сегодня Абрам – мое еврейское имя. Что касается Адольфа, то в 1937 г. в Европе это было довольно распространенное имя, не ассоциировавшееся ни с чем негативным. В детстве меня звали Адик, и до получения паспорта я на свое имя не обращал внимания. Но поменять его мне никогда не приходило в голову.

После того, как убили Михоэлса, остатки его театральной труппы приехали в Биробиджан. Но спектакли они ставили на идише, который помнили, в основном, лишь местные старики. Молодежь не знала мамэ-лошн, а еврейскую школу в Биробиджане закрыли.

Повзрослев, я в 1964-м окончил в Хабаровске политехнический институт, работал в управлении механизации, начинал с линейного механика, потом стал главным механиком. Город маленький, развлечений никаких…

– Поэтому вы решили отправиться в Москву?

– Наверное, да. В 1972 г. я приехал туда в поисках работы и лучшей жизни. Если бы не уехал, точно бы спился и никогда не поехал бы никуда дальше Монголии. Разумеется, ни о каком религиозном образовании я тогда не думал, воспитывался на «Комсомольской правде». Работу в столице я, не имея прописки, искал долго. Мне отказывали, а однажды популярно объяснили, что евреев на работу не принимают, поскольку, если меня примут на работу, а я подам заявление на отъезд (а тогда как раз была волна отъездов), у них будут неприятности. Спать мне приходилось где придется. Лето заканчивалось, и я думал, что придется возвращаться в Биробиджан. Но однажды знакомые посоветовали обратиться в еврейскую общину, объяснив, что там есть иешива и учащимся дают временную прописку. А я тогда не имел ни малейшего понятия о еврейской традиции. Если бы кто-нибудь сказал мне, что я стану раввином, точно не поверил бы. Однако я пришел к директору иешивы Льву Григорьевичу Гурвичу, и меня приняли с испытательным сроком, без стипендии и предоставления жилья. А мне ведь уже исполнилось 35 лет. Вскоре председатель общины предложил мне поработать сторожем в синагоге, и мне позволили там ночевать.

Жизнь налаживалась, я стал получать зарплату, а потом и стипендию. За несколько месяцев научился читать на иврите, хотя когда впервые увидел эти буквы, то подумал, что выучить этот язык невозможно. А потом к нам в иешиву приехал раввин из США Артур Шнеер – один из немногих раввинов, которым позволено было приезжать в СССР, – и добился разрешения направить нескольких человек на учебу в Венгрию. В то время из соцстран только в Будапеште функционировала раввинская семинария. И каким-то чудом я попал в число тех, кого отправили в Венгрию, проучился там семь лет, создал семью и в 1980-м с дипломом раввина вернулся в Москву. В то время главный раввин Москвы Яков Фишман был очень болен и настоял, чтобы я остался в Москве в качестве его помощника.

– Что можете рассказать про КЕРООР, который вы возглавляете?

– С наступлением перестройки и возрождением религиозной жизни мы начали сталкиваться с различными проблемами, например с возвращением общинам синагог, открытием еврейских школ и др. Но тогда не было формального объединения, представлявшего интересы еврейских общин во взаимоотношениях с властью. Поэтому в январе 1990 г. был учрежден Всесоюзный совет еврейских религиозных общин (ВСЕРО). После распада СССР была создана всероссийская организация КЕРООР, являвшаяся правопреемницей ВСЕРО. Отношения с органами власти у его структур складываются вполне конструктивно.

– Как вы помогаете прихожанам Хоральной синагоги?

– Благотворительность – традиция в религиозной еврейской общине. Прихожан поддерживаем и морально, и материально, дарим им подарки к еврейским праздникам. У нас есть различные еврейские программы для людей разных возрастов, для мужчин и женщин. Нашу помощь воспринимают с благодарностью, хотя уже появились и другие благотворительные организации. Отмечаем День Победы, приглашаем на мероприятия ветеранов Великой Отечественной, которых, к сожалению, остается все меньше, вручаем им подарки. Помогаем еврейским детским садам и школам. У нас также есть совместные программы с Российским еврейским конгрессом (РЕК), членом президиума которого я являюсь.

– Погиб ли кто-то из ваших родственников в Холокосте?

– Погибли родители отца, его многочисленные братья и сестры. Они жили в Белоруссии, в маленьком местечке, где еврейское население практически уничтожили. Когда мы приехали туда, даже не знали, где они захоронены, никого из свидетелей не осталось. Побродили там, помолились и уехали.

– Как сегодня обстоят дела в Хоральной синагоге? Ведь после 24 февраля 2022 г. многие евреи уехали из России…

– Слава Богу, молитва происходит у нас и сейчас каждый день утром, днем и вечером. Сначала мы пережили испытание пандемией, подкосившей многих наших прихожан. А за последние месяцы многие евреи действительно уехали из России, но, тем не менее, многие остались в Москве. Практически все синагоги столицы продолжают функционировать. А значит, еврейская жизнь продолжается...

Мы не в первый раз переживаем тяжелые времена. В период перестройки евреи массово уезжали, а синагога пустела. Мы выстояли тогда, выстоим и сейчас. К нам тогда начало заглядывать многo евреев, раньше никогда не приходивших в синагогу, боявшихся этого. А когда им это разрешили, они поспешили к нам. В 1990-е мы открыли еврейскую школу, по всей стране начали действовать социальные программы, открылся «Сохнут», курсы изучения иврита, начались поездки в Израиль. Появились обеспеченные евреи, которые стали помогать синагоге. К нам устремилось много молодых евреев, у них появился интерес к изучению иудаизма, к познанию своих корней. Они учили традиции, создавали еврейские семьи. Приходило и немало одиноких, больных пенсионеров. И мы их поддерживали как могли. К сожалению, ныне многие наши спонсоры уехали из России и перестали нам помогать. Но я рад, что государственного антисемитизма нет и мы можем спокойно работать.

– Знаю, что в Хоральной синагоге соседствуют ашкеназы, бухарские, грузинские и горские евреи…

– Верно. В советское время у нас не было разделения, мы молились вместе. А потом СССР развалился, и многие евреи из бывших советских республик переехали в Москву. Не секрет, что традиции горских, бухарских, грузинских евреев и ашкеназов несколько различаются. Сегодня у каждой еврейской общины в Хоральной синагоге имеется свое помещение.

– Ощущаете ли конкуренцию с другими еврейскими общинами, появившимися в разных районах Москвы?

– Нет, я рад этому. Конкуренция подстегивает и дает возможность для развития. Но в этом плане у нас нет конкуренции, очень хорошо, что сейчас в нашем городе много молитвенных мест. Благодаря синагогам в спальных районах соблюдающие евреи получили возможность не нарушать еврейские законы в субботу и праздники. В советское время из-за этого возникало немало проблем. Ведь тогда в Москве было всего две синагоги – Хоральная и в Марьиной Pоще. К нам приезжали не только из столицы, но и из области. Один американский раввин даже советовал таким людям купить проездной и положить его в прозрачный кармашек так, чтобы контролер его видел без необходимости его доставать. Но такие поездки все равно были нарушением законов Торы.

Порой люди просто собирались у нашей синагоги «на горке», как ее называли, даже не заходя внутрь: знакомились, общались, знакомили своих детей. И все это происходило под пристальным оком сотрудников КГБ. Они фотографировали людей из толпы, а потом вызывали работников синагоги, чтобы мы рассказали им о том или ином гражданине. Но мы отвечали, что никого из этих людей не знаем, на улицу не выходим и трудимся внутри здания. Хотя многих, конечно, узнавали.

– Были ли в последнее время нападения на синагогу?

– Серьезных инцидентов за последние годы не помню. Иногда на стенах рисуют свастики, но не часто. Могут что-то бросить в окно. У нас есть надежная охрана благодаря РЕК, который поднял вопрос о защите еврейских объектов.

– Советский атеизм коснулся всех конфессий. К каким последствиям это привело?

– Десятки лет людям внушали определенную модель отношения к религии, и это привело к тому, что многие забыли о своем происхождении. Если плодородную землю дотла выжечь, потребуется немало сил и времени, чтобы ее восстановить. Возвращение к корням также требует времени...

 

Беседовала Яна ЛЮБАРСКАЯ