Наш Гриша

Основанное в XVI в. село Белоцерковка – одно из старейших на Полтавщине. В ноябре 1941-го здесь появился неизвестный подросток с пятилетним мальчиком. Одеты ребята были явно не по погоде, а ноги малыша опухли и кровоточили. Сельчане накормили детей – ими оказались киевляне, братья Миша и Гриша Смоленские. В самом начале вой­ны глава семьи ушел на фронт, а их 29 сентября погнали с мамой в Бабий Яр. По дороге женщина поняла, что это путь в один конец, и велела 15-летнему Мише бежать с младшим братом.

Они вернулись домой, но на следующий день сосед сказал мальчикам уходить, и это был дельный совет. Они отправились на восток, прошли много километров, но с наступлением холодов Гриша начал слабеть, и брат испугался, что ребенок не выдержит. Местные поохали, но только Оксана Семергей готова была рискнуть жизнью ради еврейских детей. Она пригласила ребят переночевать, а утром сообщила Мише, что согласна оставить Гришу у себя.

Самым скверным было то, что Смоленские уже «засветились» в деревне, слишком многие знали о маленьком постояльце Оксаны. Как раз в это время из лагеря для военнопленных вернулся ее муж Никита, немцы тогда отпускали красноармейцев – жителей окрестных сел.

Мужчина полностью поддержал жену в решении оставить еврейского ребенка, да и она к тому времени относилась к Грише как сыну. «Долго это продолжаться не могло – кто-то из соседей донес, что супруги прячут еврейского мальчика, и Никиту арестовали», – рассказывает внук супругов Александр Семергей. Помощь евреям каралась смертью, поэтому начальник местной полиции заявил Оксане, что отпустит ее мужа, если та соберет 50 подписей односельчан о том, что Гриша не еврей. Всю ночь женщина ходила от дома к дому с просьбой подписать спасительный документ. Утром она принесла бумагу в участок, чем шокировала полицаев: они-то прекрасно знали обо всем, но понимали, что теперь назад пути нет, иначе придется расстрелять около 100 земляков, чьи подписи стояли на заявлении.

Никиту отпустили, но самое страшное было впереди. Через несколько месяцев в Белоцерковке временно остановилось подразделение 1-й танковой дивизии СС «Лейбштандарт CC Адольф Гитлер», созданной на базе личной охраны фюрера. Земля слухами полнится, и слухи эти вскоре дошли до нацистов. К супругам нагрянули испуганные полицаи с не менее перепуганным немецким комендантом, сообщив, что сейчас эсэсовский врач осмотрит ребенка... на предмет обрезания. Дом оцепили эсэсовцы, а через час пришел врач, приказав всем выйти из хаты. Сельчане попрощались с жизнью и молились – смертельная опасность грозила теперь всем без исключения.

Пять минут спустя немец вышел со словами: «Nicht beschnitten» («Не обрезан»)... Все были поражены, поскольку знали, что ребенок таки обрезан. Зато с этого момента Гриша был полностью «легализован» и официально стал сыном четы Семергей.

Закончилась вой­на. Летом 1945-го в Белоцерковку за ребенком приехал его чудом выживший отец. Но за четыре года Гриша настолько привык к новой семье, что, к ужасу отца, отказался возвращаться к родным...

Отдавать мальчика родному отцу отказался и новый папа – Никита Семергей. После освобождения села в 1943 г. он снова ушел на фронт, при взятии Будапешта был тяжело ранен и к концу вой­ны был психологически надломлен. Поэтому, когда пришли за Гришей, Никита схватился за топор с криком: «Зарублю!»

В конце концов его успокоили и решили поставить ребенка между «старой» и «новой» семьей. Куда пойдет – с теми и останется. Около часа Гриша стоял и плакал навзрыд, плакали и все стоявшие вокруг него. А потом он шагнул к отцу...

В 1946-м отец Гриши и его родственники пригласили Никиту и Оксану в Киев. «Бабушка с дедом долго собирались, но что-то не заладилось, и в Киев отправили моего отца – Леонида», – рассказывает Александр Семергей. В доме Смоленских он пробыл около недели. И каждый день происходила одна и та же сцена: раздавался стук в дверь, приходила очередная еврейская пара и с порога спрашивала: «Как нам увидеть этого украинского спасителя евреев?» 17-летний Леонид выходил на порог, ему вручали нехитрые цветы, благодарили и уходили...

Гриша продолжал поддерживать отношения с Никитой и Оксаной много лет и всю жизнь звал их мамой и папой. Он окончил строительный институт в Киеве, жил в Умани и в 1985 г. трагически погиб на стройке. Его «вторые» родители ездили на похороны в Умань.

Миша в 1990-х эмигрировал в Израиль, а потом в США. Он-то и дал свидетельские показания, благодаря которым в 1998 г. Никите и Оксане Семергей присвоили звание Праведников народов мира. Представители посольства Израиля в Украине посетили Оксану (Никита скончался в 1988 г.) в Белоцерковке, вручив ей соответствующую грамоту и медаль. До самой ее смерти в 2001 г. Государство Израиль ежемесячно выплачивало Оксане Федотовне примерно 700 долл. как Праведнице народов мира.

Внук праведников Александр Семергей рассказывает о планах по установке на фасаде Хоральной синагоги в Полтаве большого памятного знака с высеченными именами Праведников – жителей Полтавской области. До недавнего времени в здании 1852 г. постройки размещалась филармония. Сейчас оно пустует, но в последние годы сильно обветшало, а средств, выделенных меценатами на ремонт, оказалось явно недостаточно. Устанавливать знак на запущенную и пустующую синагогу инициаторы не хотели бы, хотя профинансировать изготовление памятного знака готовы потомки спасенных в годы вой­ны евреев, ныне проживающие в США.

Фамилии 38 Праведников народов мира из Полтавской области документально подтверждены сотрудниками мемориала «Яд ва-Шем», хотя неофициальное их число приближается к 600. К сожалению, факты спасения евреев на территории бывшего СССР стали фиксироваться лишь в 1990-е гг., когда многие Праведники и свидетели их подвига уже ушли из жизни. Как бы то ни было, пока еще остается живая память о людях, которыми может гордиться украинская земля, наша задача – достойно увековечить их имена.

 

Максим СУХАНОВ