Реальная история и политическое мифотворчество

Польский католический еженедельник Tygodnik Powszechny побеседовал с сотрудницей львовского Института украиноведения им. И. Крипякевича НАНУ, историком Мартой Гавришко о проблемах украинской исторической памяти, национальных мифах и Холокосте.

 

– Сложно ли сегодня заниматься изучением мрачных страниц украинской истории?

– Непросто. Исследования, представляющие версию истории, отличную от преподносимой в учебниках, вызывают отторжение и подозрение, провоцируют конфликты и протесты. Историков, берущихся за подобные темы, часто обвиняют в работе на спецслужбы других стран или, по меньшей мере, «несознательном нанесении вреда имиджу Украины на международной арене». Часто их также упрекают в «отсутствии патриотизма». Некоторые коллеги, изучающие украино-еврейские отношения, сталкиваются с проявлениями антисемитизма в научной среде, а порой и с неприкрытыми угрозами. Меня это тоже время от времени затрагивает.

Вместе с тем появляется все больше молодых специалистов, которые пытаются критически взглянуть на историю Украины, поднимая, в том числе, болезненные темы, например, сотрудничества украинцев с немцами в годы Второй мировой войны. Как правило, эти исследователи взаимодействуют с иностранными академическими центрами, имеют доступ к источникам и современной научной литературе, что дает им необходимый методологический и теоретический инструментарий, которого не хватает в Украине.

– Недавно Владимир Вятрович – ныне депутат, а ранее глава Украинского института национальной памяти – по случаю годовщины со дня рождения главнокомандующего УПА Романа Шухевича написал о нем в похвальном ключе, ни словом не упомянув о его ответственности за резню на Волыни и в Восточной Галиции. Единственное, что вызывает в этой ситуации удивление, это отсутствие каких-либо критических комментариев со стороны украинской общественности.

– Большая часть украинского общества, в первую очередь научные круги, давно считает Вятровича политиком, а не историком. Все его публичные выступления и тексты, в том числе в социальных сетях, следует рассматривать под политическим углом зрения, учитывая идеологию и программу его партии. «Европейская солидарность», по крайней мере отчасти, продвигает консервативно-националистические ценности. Так, например, лозунг «Армія, мова, віра» использовался в предвыборной кампании Петра Порошенко. Часть членов партии придерживается так называемого украинского подхода к истории, опирающегося на националистический дискурс, в рамках которого предписывается хвалить всех, кто пожертвовал жизнью в борьбе за украинскую государственность, даже если они причастны к военным преступлениям. Так что мнение Вятровича о Шухевиче не вызывает удивления.

– Складывается, однако, впечатление, что не только поклонники Вятровича, но и большая часть украинских СМИ, касаясь исторических тем, пользуется его риторикой.

– Действительно, многие тексты, которые попадаются мне на глаза, написаны в националистическом ключе. Это тоже неудивительно: в обществе (не только украинском) высок спрос на героическую историю, на «непокорных», силу духа, стойкость «наших», которым противопоставлены плохие «чужие». В ней присутствует образ жертвы, который мешает осознавать собственную ответственность за преступления или оправдывает их тем, что украинцы тоже страдали и подвергались репрессиям.

– Вы занимаетесь в первую очередь темой Холокоста в Западной Украине. В июле мы вспоминали о еврейских погромах, прокатившихся 80 лет назад в этом регионе. Присутствовала ли эта тема в СМИ?

– Эту печальную годовщину не проигнорировал лишь немногочисленный ряд изданий. Популярный интернет-портал LB.ua опубликовал интервью с львовским историком Андреем Усачом о погроме во Львове, что стало началом серии разговоров с другими исследователями о волне насилия, прокатившейся летом 1941 г. На львовском портале Zaxid.net появилось несколько публикаций о погромах, в том числе мой текст о женщинах, принимавших участие в антиеврейских акциях на территории Восточной Галиции. В этих материалах прямо говорится об участии в погромах местных украинцев, а также о моделях памяти, сохранившихся о тех событиях.

Большинство СМИ, в том числе украинская редакция Радио «Свобода», посвятили, однако, гораздо больше внимания 80-й годовщине Акта провозглашения Украинского государства, а также массовым убийствам сотрудниками НКВД десятков тысяч заключенных в Западной Украине. О погромах рассказывали вскользь, лаконично, не упоминая о контексте и последствиях, а также, разумеется, о роли разных политических сил, в том числе ОУН.

– Выходит, большинство украинских СМИ проигнорировало годовщину погромов?

– К сожалению, да. Объективный материал об этом должен содержать информацию о роли местных украинцев, особенно там, где Красной армии уже не было, а немцы еще не появились. Это, например, Гарасимов, Незвисько, Лука, Воронов, Жабокруки, Униж, Раковец, Петров в Ивано-Франковской области или Улашковцы и Заболотовка под Тернополем. Агрессию украинцев в отношении евреев в этих местах сложно объяснить воздействием нацистской пропаганды или тем, что немцы, как в других местах, подталкивали к погромам. Так что многие стараются просто обходить эту тему из-за ее «взрывного» потенциала.

– Это касается и самого масштабного, львовского погрома?

– Погром во Львове – один из наиболее хорошо задокументированных погромов лета 1941 г.: сохранилось много воспоминаний, есть фотографии и киноматериалы. Этому событию посвящены десятки научных публикаций, из которых можно упомянуть труды канадского историка Джона-Пола Химки. Все это позволяет установить эпицентр насилия в городе.

– Какое место занимает погром сейчас в локальной исторической памяти?

– Во Львове до сих пор нет даже мемориальной доски, напоминающей о тех страшных событиях. О них не рассказывается и в музее «Тюрьма на Лонцкого», посвященном массовым преступлениям НКВД (в конце июня чекисты расстреляли около 7000 политических заключенных в нескольких львовских тюрьмах, из них примерно 50% были украинцами, 20–25% – поляками, 15% – евреями. – Tygodnik Powszechny).

В экспозиции не упоминается, что после этого прокатилась волна антиеврейского насилия, не сказано и об убийствах, совершенных во дворе этой тюрьмы. Такая избирательность ведет к атомизации воспоминаний, отделения «нашей боли» от «чужой». Трагедия евреев Львова попадает, к сожалению, во вторую категорию. Об участии в погромах местного населения стараются забыть.

– Больше 15 лет назад украинская исследовательница София Грачева опубликовала в киевском журнале «Критика» важную статью о роли украинцев в погромах. Казалось, что завяжется дискуссия, как в Польше после выхода книги Томаша Гросса о погроме в Едвабне. Однако она быстро утихла.

– Грачева, очень талантливая исследовательница, на примере Золочева убедительно показала, какие проблемы возникают с памятью о погромах. Ее текст стал толчком к дискуссии с участием украинских и западных ученых. Утихла она по нескольким причинам. Прежде всего, в Украине не хватает интеллектуальной смелости. Говорить о погромах означает риск подвергнуться давлению, в том числе со стороны научных кругов. Другая причина более прозаична: украинские исследователи в большинстве своем не имеют доступа к хранящимся в созданном Спилбергом Фонде Шоа или в Еврейском историческом институте в Варшаве свидетельствам евреев, а тем более – к немецким документам. Не имея этих источников, изучать погромы сложно. Украинских свидетельств об этих событиях мало, а те, которые есть, преуменьшают роль местного населения.

– Почему в Украине так сложно писать критическую историю?

– Тому есть много причин. В научных кругах можно услышать о «гражданской ответственности» историка: ему предписывается создавать положительные национальные мифы, служащие сплочению общества. Я помню, как на презентации моей книги «Женские истории военных лет», проходившей в 2018 г. вo Львове, одна участница дискуссии, вузовский преподаватель, выразила разочарование моими тезисами. Она ожидала услышать историю о «героических деяниях» женщин в ОУН и УПА, а я говорила о дискриминации, сексуальном насилии в украинском националистическом подполье, участии женщин в преступлениях против гражданского населения. Такую критику я слышу регулярно.

– Российская агрессия в отношении Украины тоже наверняка не способствует критическому осмыслению истории.

– Безусловно, сложности связаны и с тем, что продолжается война. Милитаризация общества, постоянно испытывающего тревогу, пребывающего в состоянии травмы, ведет к тому, что многие обращаются к национальным мифам. Часто можно услышать, что «настоящую историю» следует отложить до мирных времен.

– Украинским институтом национальной памяти вот уже два года руководит Антон Дробович. Как это отразилось на исторической политике?

– Дробович не вызывает такой резкой реакции, как его предшественник, поскольку под его руководством УИНП не устраивает никаких «революций». Декоммунизация, которая стала предметом ожесточенных дискуссий, практически завершена. Институт старается лавировать между националистическим и «объединяющим» дискурсом, проявлением чего служат разные конференции, носящие отчетливую политическую окраску.

Подтверждением тому служит, например, недавняя конференция в Тернополе, организованная в ответ на протесты Польши против присвоения имени Шухевича местному стадиону. Дробович считается либералом, сторонником объединяющей национальной памяти, в которой есть место не только для украинцев, но и для крымских татар, поляков, евреев, представителей других народов. Он, в частности, подверг публичной критике киевский «Марш вышиванок» в честь 14-й дивизии войск СС «Галичина».

– Как относятся к исследованию мрачных страниц истории в научном институте, в котором вы работаете?

– Тема моих исследований, мягко говоря, восторгов не вызывает. В первую очередь потому, что я пишу в критическом ключе об ОУН и УПА. Один из моих начальников посоветовал мне повременить с этим, пока все участники национального подполья не отойдут в мир иной. Другой спросил, знаю ли я, как с «такими, как я» обходились во время войны… Меня называют «агентом Кремля», «украинкой без самосознания».

– Вы также работали в основанном Вятровичем Центре исследований освободительного движения.

– Я начала принимать участие в проектах Центра, поскольку он располагался в моем Институте, они поддерживали тесные контакты. В тот момент, признаюсь, у меня было романтическое представление об УПА. Это было связано с тем, что я выросла в деревне под Львовом под семейные рассказы о том, как мои родственники вели борьбу в подполье, а потом подверглись советским репрессиям. Свою роль в формировании положительного образа националистов сыграла учеба на историческом факультете Львовского университета. Сотрудничая с Центром, я заканчивала диссертацию на тему восприятия гитлеровской Германии жителями Галиции в период до 1939 г. Тогда ОУН еще не находилась в центре моих интересов, я мало о ней знала.

– Когда вы занялись темой ОУН и УПА?

– Когда стала изучать роль женщин в этих организациях. Я погрузилась в исторические источники и была шокирована. Чем больше документов я читала, тем бледнее становился героический образ украинских националистов. Это всё сильнее противоречило версии истории, которую продвигал Центр, так что мой уход был неизбежен.

– Одна из областей вашего научного интереса – это сексуальное насилие во время Холокоста. Сложная тема.

– При изучении будней женщин в ОУН и УПА естественным образом возникла тема сексуального насилия. Погрузившись в научную литературу, я поняла, какое важное место оно занимает в истории военных конфликтов и насилия на этнической почве. История Холокоста в Украине демонстрирует, что системное насилие в массовых масштабах упрощает обращение к насилию индивидуальному, в том числе сексуальному, порой имеющему черты геноцида. В военный период насилие исходило и от соседей. Сейчас я пишу книгу о сексуальном насилии как практически неизвестном элементе жизни евреев в годы Холокоста.

Важным аспектом станет роль местных жителей, ведь до сих пор в большинстве работ в этом контексте рассказывалось о немцах. Между тем сохранились воспоминания переживших Холокост и послевоенные судебные разбирательства, показывающие, что коллаборационисты и украинские полицейские тоже прибегали к насильственным действиям сексуального характера. Во время массовых казней, которые они проводили вместе с немцами, они развлекались, насилуя евреек, а потом убивая их. Случалось, что насилию подвергались еврейки, которые прятались, но были обнаружены. Некоторые в воспоминанияx именовали насильников «бандеровцами», что вполне возможно, ведь часть членов УПА охотились в лесах на евреев.

 

Беседовал Войцех Конончук

(Tygodnik Powszechny)