Две большие разницы

У исполнителей смертоносных терактов в Ханау (где вечером 19 февраля в одну из кальянных в центральной части города ворвался 43-летний Тобиас Ратьен и начал стрельбу по посетителям, убив троих, после чего направился в другую кальянную, где убил еще пятерых, причем почти все жертвы – выходцы из семей иммигрантов. – Ред.) и Вюрцбурге (там сомалийский «беженец» набросился с ножом на прохожих, в основном женщин. – Ред.) есть одна общая черта: оба преступника до совершения преступления уже имели психические отклонения, поэтому в обоих случаях необходимо было провести экспертизу на предмет их возможной недееспособности.

«Возможно, не способен нести ответственность» – таково было не слишком убедительное обоснование, приведенное прокуратурой Мюнхена для перевода сомалийского убийцы, устроившего кровавую резню в Вюрцбурге, из предварительного заключения в специальную закрытую психиатрическую клинику через четыре недели после совершения им преступления. Относительно долгое пребывание под стражей ясно указывает на то, что распознать серьезное психическое расстройство у сомалийца было непросто. И это очень важный момент.

Существует несколько возможных причин этих диагностических проблем: прежде всего, конечно, языковые трудности, но также отсутствие сотрудничества, культурные особенности и психиатрическая симптоматика, которая, возможно, ослабла при длительном воздержании от наркотиков и алкоголя, если соответствующее психическое расстройство вообще присутствовало во время совершения преступления. В остальном, по словам следственных органов, не было «никаких признаков наличия пропагандистских материалов или других признаков экстремизма, а также сообщников или доверенных лиц». Это говорит скорее против версии джихадистского акта, но, конечно, не исключает его.

 

Психиатрическая предыстория сомалийца

Как сообщает газета Mainpost, теперь есть более подробная информация о предыдущей истории 24-летнего убийцы. Согласно ей, он уже пять раз находился в стационарном психиатрическом учреждении: сперва в 2019 г. в Хемнице, затем в Вюрцбургском центре психического здоровья – дважды добровольно, затем принудительно в январе нынешнего года и совсем недавно, с 14 по 15 июня, после стычки с водителем автомобиля. Во время пребывания в Вюрцбургском центре наблюдались «психозы, вызванные наркотиками, и бредовые расстройства», что несколько неточно сформулировано изданием, поскольку бредовые расстройства также являются составным симптомом психозов, вызванных наркотиками.

Сомалиец употреблял метамфетамин, героин, каннабис и, прежде всего, алкоголь. Психиатрические симптомы, развившиеся в этих условиях, всегда быстро отступали под воздействием лечения (воздержание от алкоголя плюс, возможно, антипсихотические препараты), так что, по словам главного врача профессора Доминикуса Бёнша, «больше не было никакой опасности для него самого или окружающих, которая бы обусловливала или допускала дальнейшее лечение пациента против его воли». Бёнш также справедливо отмечает, что в связи с рядом изменений в законодательстве за последние годы в психиатрии теперь существуют «чрезвычайно высокие препятствия» для лечения пациента против его воли. Если в момент, когда пациент хочет быть выписан, уже нет видимой опасности (непосредственной или в кратковременной перспективе) для него или других, лечение или пребывание в медицинском учреждении должно быть прекращено.

 

Чехарда с опекунством

Но ситуация с сомалийцем, очевидно, была для ответственных лиц в психиатрическом центре Вюрцбурга не совсем однозначной. В конце концов, до своего пребывания в психиатрической клинике в январе он в течение двух дней подряд угрожал ножом персоналу приюта для бездомных и другим его обитателям. На этом фоне, как сообщает Die Welt, было принято решение предложить установить над пациентом опекунство, которое, однако, было 14 апреля отклонено судом, не нашедшим «достаточных оснований для необходимости опекунства, тем более что с лицом, о котором идет речь, не удалось установить контакт, несмотря на несколько попыток». Остается загадкой, почему орган опеки, который проводит предварительное расследование для суда по опеке, за несколько дней до убийства вдруг увидел «необходимость в опеке в связи с психическими отклонениями».

Некоторые читатели могут задаться вопросом, не следовало ли правоохранительным органам принять меры после двух случаев угроз ножом. Или теперь в уголовном праве подобное считается просто фольклором «беженцев»? Но даже если бы в данном случае имело место необычайно быстрое рассмотрение уголовного дела, это вряд ли означало бы в итоге тюремное заключение без права на условно-досрочное освобождение. Не говоря уже о более желательном варианте: разбирательство, задержание до депортации, вылет на родину.

Могло ли своевременное (т. е. сразу после инцидента с ножом) установление опеки предотвратить будущее нападение в торговом центре? Я думаю, что это крайне маловероятно, потому что даже законный опекун может организовать принудительное – с разрешения суда – помещение своего подопечного в психиатрическую клинику только в случае опасности для него самого, но не в случае опасности для других. В случае непосредственной опасности опекун, конечно, может вызвать полицию, которая способна доставить подопечного в психиатрическое отделение, откуда он, весьма вероятно, будет освобожден уже на следующий день.

Короче говоря, на сегодняшний день нет никаких доказательств серьезных нарушений со стороны властей Вюрцбурга или соответствующих клиник. Все произошло так, как задумано и принято в Германии. В том числе и отсутствие гибкости со стороны социально-педагогического персонала центра опеки, которому не удалось связаться с сомалийцем, живущим не только на улице, но и в приюте для бездомных (возможно, следовало бы хотя бы раз попытаться сделать это вне обычного рабочего времени?), для того чтобы выполнить условия для установления юридической опеки. Но, как уже говорилось, это, скорее всего, не предотвратило бы нападение.

 

Сомнительная недееспособность

С учетом имеющихся и опубликованных на данный момент доказательств весьма сомнительно, что сомалиец совершил свои многочисленные убийства и покушения на убийство в недееспособном состоянии. Предпосылкой для этого были бы убедительные доказательства того, что во время совершения преступления он страдал от психоза, симптомы которого – особенно бред и/или галлюцинации – оказали на него настолько сильное влияние, что он не был способен осознать противоправность своего поведения и действовать в соответствии с этим пониманием.

Его неоднократно подтвержденный психоз, который был спровоцирован или усугублен определенными наркотиками, должен был быть настолько активным во время совершения преступления, что у преступника, по сути, не было бы возможности для маневра и он был бы практически вынужден совершить преступление. Тогда во время преступления возникла бы ситуация, аналогичная случаю с убийцей из Ханау, чей хронический и в то же время крайне острый психоз в форме параноидально-галлюцинаторной шизофрении фактически не оставил ему выбора.

В случае с сомалийцем токсикологическая экспертиза «не дала никаких соответствующих результатов». Уже одно это исключает состояние опьянения и делает предположение о психозе, вызванном наркотиками, маловероятным, не исключая, однако, его полностью. Это связано с тем, что психоз, первоначально вызванный только приемом определенных наркотиков с довольно быстрым улучшением при воздержании, в случае продолжения приема может стать самостоятельным и, по крайней мере частично, утратить способность к регрессу. В целом не многое говорит в пользу неспособности оценить последствия своих действий. Тем не менее перевод в психиатрическое отделение и крайне скудные заявления по этому поводу свидетельствуют о том, что следственные органы в одностороннем порядке разыгрывают карту психопата и, очевидно, практически исключают возможность идеологически мотивированного акта.

Стратегия в ХанауВ этом случае, как хорошо известно, следственные органы действовали почти противоположным образом. Hесмотря на подавляющие доказательства в виде двух «манифестов» преступника, которые более чем ясно указывали на параноидально-галлюцинаторную шизофрению, существовавшую в течение длительного времени и сильно обострившуюся в момент совершения преступления, поиск мотива преступления всего через несколько часов привел к окончательному результату: было сказано, что единственным побудительным мотивом является глубоко расистская позиция преступника. Нужно добавить, что в случае с убийцей из Ханау, который страдал шизофренией разной степени интенсивности по крайней мере с 2001 г., добавляется тот факт, что до сих пор не было представлено убедительных доказательств его расистских или ксенофобских взглядов, которые не зависели бы от болезни.

Все это свидетельствует не только об абсолютной беспринципности ответственных лиц, но и об их, в конечном счете, точной оценке ожидаемой реакции всего политико-медийного комплекса, который немедленно, без назойливых критических вопросов и с большой яростью полностью принял навязанную оценку преступника, совершенно абсурдную с профессиональной психиатрической точки зрения. Это противоречие между правдой и пропагандистской эксплуатацией ситуации в целях «борьбы с правыми», вероятно, также является решающей причиной того, что даже спустя полтора года после преступления Федеральная прокуратура все еще не представила окончательный отчет. Возможно, его никогда не будет. По крайней мере, для общественности. Это явилось бы не первым случаем игнорирования проблемы в новейшей истории Германии.

 

Иное дело – Вюрцбург

В противовес этому в случае с сомалийцем обвинение, похоже, отмело вопрос об идеологической мотивации преступления. Но джихадистский или иной аналогичный преступный мотив не может быть исключен только потому, что у убийцы не было найдено соответствующих пропагандистских материалов или не доказаны соответствующие контакты. Помимо вопроса о том, умеет ли сомалиец вообще читать, следователям стоило бы учесть, что он вырос у себя на родине в среде, которая научила его определенным фундаменталистским мусульманским убеждениям, включая базовые знания о джихаде, а также соответствующему отношению к женщинам и «неверным». Он также был бы не первым убийцей, спроецировавшим причины своих неудач после бегства с родины на других.

Если с учетом отрицательных результатов анализа на наличие наркотиков и алкоголя центральный компонент психоза, вызванного наркотиками, в момент совершения преступления также отсутствует, то общественность имеет право знать немного больше о том, почему перевод в психиатрическое отделение все же состоялся. Тем более что совершение преступления обнаруживает признаки возможной глубинной ментальности: сомалиец сопровождал свое нападение криками «Аллаху акбар!», он, очевидно, целенаправленно нападал на (немецких) женщин и девушек и, как говорят, заявил офицеру полиции во время ареста: «Я веду джихад». На этом фоне его взгляды вполне можно охарактеризовать как ксенофобские и женоненавистнические, подкрепленные чувством превосходства, базирующимся на фундаменталистских исламских убеждениях.

Совместимы ли идеология и психоз?

Можно ли предположить, что в случае с сомалийцами сыграли свою роль и идеология, и психоз? Сложный вопрос. При острой шизофрении – как в случае с убийцей из Ханау – с типичными симптомами, такими как (среди прочего) бред преследования, голосовые галлюцинации и различные нарушения мышления, независимая от болезни установка все больше подавляется в ходе развития этих симптомов, что может занять месяцы или даже годы, или ее развитие замедляется с самого начала. В зависимости от динамики развития бреда или галлюцинаций в виде командных голосов, разум в конце концов уже не влияет на действия независимо от того, какими были изначальные взгляды.

Ситуация отличается, когда имеет место «только» изолированное и узко очерченное бредовое развитие. В случае бредящего пациента, который, например, непоколебимо убежден в том, что он сделал важное открытие, предшествующие взгляды вполне могут оставаться преимущественно не затронутыми, по крайней мере до тех пор, пока они не вступают в слишком тесный контакт с темой бреда. Психоз, вызванный употреблением наркотиков, как это неоднократно случалось с сомалийцeм, стоит между двумя описанными сценариями сосуществования идеологии и психического расстройства, в зависимости от тяжести заболевания и степени употребления наркотиков больше склоняясь к одному или другому полюсу. Другими словами: если в момент совершения преступления у сомалийца все еще были остаточные симптомы психоза, это ни в коем случае не исключает идеологического мотива его преступления.

Судебный процесс, который, как ожидается, состоится в следующем году, вероятно, будет сосредоточен на вопросе о дееспособности преступника. Соответственно, роль двух экспертов-психиатров, приглашенных обвинением, будет значительной. К сожалению, сообщество судебно-психиатрических экспертов потеряло доверие к своей независимости (по крайней мере, в моих глазах) из-за коллективного молчания по поводу позорной откровенно политической инструментализации убийцы из Ханау.

 

Вольфганг МАЙНС

Автор – доктор медицины, дипломированный психолог, врач в области нейропсихологии, психиатрии, неврологии и гериатрии, адъюнкт-профессор психиатрии. В последние годы в основном работает в качестве судебного эксперта в области социального и гражданского права.