Хочу быть евреем!

Точный адрес не разглашается. В Интернете лишь написано, что это в Варшаве «между Пассажем Вича и улицей Згода». Первый польский Дом Моше – что-то среднее между общежитием и общественным центром. Там живет группа молодых польских евреев, в основном студентов. Они вместе празднуют Шаббат, организуют беседы с раввином или университетскими преподавателями. «Для нас это замена еврейского дома, – говорит Хелена, студентка факультета иудаики. – Большинство из нас не воспитывалось в еврейской традиции, потому что наши родители не соблюдали ее».

Вывески нет по двум причинам. «Во-первых, из соображений безопасности, во-вторых – чтобы сохранять личное пространство. Не общежитие, а дом», – объясняет Хелена. Она подчеркивает, что обитатели Дома Моше открыты для своего окружения. Мероприятия, которые они организуют, популярны у их друзей, многие из которых не имеют еврейского происхождения. «Наш дом, как и сама еврейская тема, вызывает интерес, – говорит Хелена, отмечая, что в последнее время в определенных кругах появилась мода на подобную тематику. – Я рада этому, хотя не исключаю, что это лишь мимолетное увлечение».

По результатам недавней переписи населения, в Польше проживают 8000 евреев. Не много для страны, где до вой­ны их было 3 млн, однако много по сравнению с предыдущей переписью, проводившейся девять лет назад, – тогда лишь 1133 человек назвали себя евреями. «Этот рост – явление третьего поколения, – объясняет Анна Шыба из Центра идишской культуры Фонда „Шалом“. – Первое – жертвы Холокоста и их оставшиеся в живых ровесники. Второе – люди, родившиеся после вой­ны, чьи родители пережили Холокост. Оба поколения любой ценой пытались забыть о травме. У нынешних 20- и 30-летних больше нет этих тяжких воспоминаний. Они начинают задавать вопросы, приближаются к своему семейному наследию без бремени, даже с увлечением. Они часто помогают своим родителям, бабушкам и дедушкам восстановить свою идентичность».

 

Потерянные поколения

Так было с варшавским ресторатором Малкой Кафкой, узнавшей о своих еврейских корнях после смерти деда. Она случайно нашла его документы из лагеря и неизвестные фото. Хотя дома и прежде возникали обрывки информации, например о родстве с писателем Францем Кафкой. «Однако в то время я была подростком-бунтарем, и истории предков меня не интересовали», – вспоминает Малка. Однажды приехавшие к ней друзья из Израиля захотели познакомиться с раввином в варшавской реформистской синагоге. «Я пошла, скорее, из вежливости, – вспоминает Малка. – И вдруг меня озарило: это мое!» Гиюр занял более года. «Сначала у меня был энтузиазм неофита. Это было как влюбиться: некритично, немного безумно. Изучение иврита, соблюдение кашрута, празднование Субботы… Через три года наступил кризис, – говорит Кафка. – Сегодня мои отношения с иудаизмом – это зрелая любовь: глубокая, рефлексивная».

Журналиста Анджея Морозовского информация о его еврейском происхождении не подвигла к религиозным исследованиям. Когда он еще школьником обнаружил дома документы со «странными» именами бабушки и дедушки, родители ему все объяснили. Только в вузе он познакомился с соученицей с похожим опытом. «Это подтолкнуло меня к тому, чтобы открыться своим друзьям. Реакция была положительной», – признается журналист. Но однажды, когда он упомянул в эфире о своих еврейских корнях, коллега с ужасом спросил его после шоу: «Ты подумал о своем сыне?» «Сегодня я, наверное, не сказал бы об этом, потому что антисемитизм вызывает все большее беспокойство. Но в некоторых кругах быть евреем становится модно», – улыбается Морозовский.

 

«Еврейская вывеска»

Это благодаря таким людям, как хореограф Михал Пирог. Польская знаменитость с гордостью говорит о своем еврейском происхождении. Он много раз слышал обвинения в том, что делает это для повышения своей известности, но его это не волнует. «Это как с геями: чем больше известных людей признаются в своей нетрадиционной ориентации, тем меньше гомофобии в обществе, – говорит Пирог, не скрывающий своей гомосексуальности. – Если „еврейская вывеска“ повышает уровень толерантности, то я за».

Когда Малка Кафка открыла еврейский ресторан, а затем начала вести собственную кулинарную телепрограмму «Кошер-махер», ей приходилось слышать, что неэтично зарабатывать деньги на «еврейской вывеске». «Интересно, что я чаще слышу это в еврейских кругах. К сожалению, там принято считать, что прошлое должно причинять страдания. Только меня эти обвинения не заставляют чувствовать себя неловко». Да, ей удалось коммерциализировать эту тему, но, если кто-то открывает ресторан с кнедликами, следует ли его обвинить в том, что он «продает» свои польские корни?

Спор становится еще более острым, когда касается не только еврейской культуры, но и опыта вой­ны. Агнес Яних – молодая художница, работающая в Варшаве и Нью-Йорке, – утверждает, что память о Холокосте сохранена в ее теле, а потому в своем искусстве она сочетает память о вой­не с эротизмом. Агнес подчеркивает, что для нее еврейство – это вопрос не только корней, но и идентичности. «Вот уже семь лет я практикую либеральный иудаизм, – говорит она. – Чтобы заняться этой темой в искусстве, я должна была пропустить ее через себя, приблизиться к реалиям военного времени. Например, я питалась лишь картошкой и яблоками или спала по четыре часа. Три года я брила голову, одевалась в черное. Когда я посещала бывшие концлагеря, то ходила босиком по снегу». К обвинениям в том, что ее искусство – «заработок на Холокосте», она привыкла, хотя они ее по-прежнему возмущают.

 

Предки по заказу

«Мода на евреев» порой принимает странные формы. Все чаще в Еврейский исторический институт (ZIH) приходят люди, не имеющие оснований считать себя евреями, и просят найти их еврейских предков. «Они часто ссылаются на семейные привычки. Например, говорят, что бабушка отделяла молочное от мясного, или что дома было очень тихо в субботу и вообще не было антисемитизма. Я объясняю, что это ничего не значит», – говорит Анна Пшибышевска-Дрозд из отдела генеалогии ZIH. Архивариус может посоветовать, где искать информацию о бабушках и дедушках, или проверить данные в базе института. Однако предков не создают по запросу. Многим это трудно принять, потому что в еврействе они видят средство от разочарований и неудач. «Они хотели бы захлопнуть за собой дверь, а оказалось, что эта дверь не хлопает. Они возмущены тем, что у них отобрали мечту», – говорит Анна.

Некоторые истории – скорее для психолога, чем для архивариуса. Однажды в ZIH написал человек, представившийся пережившим Холокост. Он рассказал, что нашел на чердаке дневник, который вел, когда прятался во время вой­ны. «История звучала интересно, но что-то не сходилось. Человек этот был слишком молод для ребенка Холокоста и путался в деталях. В конце концов выяснилось, что дневник писал другой человек, а мой собеседник, прочтя его, так сильно отождествил себя с автором, что поверил, будто он – еврей, переживший Холокост, – поясняет Пшибышевска-Дрозд. – В каждом из нас есть тяга к тайне, желание испытать сказку. Попытка отыскать неизвестных предков идеально вписывается в эту потребность».

Для таких людей желание стать евреем становится лекарством от обыденности, дает им ощущение принадлежности к элите. По данным последней переписи, 52,8% польских евреев имеют высшее образование, 83,3% – среднее. Этот результат несравним с показателями других меньшинств, не говоря уже о населении в целом. Малка Кафка считает, что увлечение поляков евреями также является ответом на потребность в духовности, не обремененной религиозным учреждением. Агнес Яних добавляет, что оно также может быть результатом стремления к успеху. «Католицизм и протестантизм делают акцент на смирении, иудаизм – на уверенности в себе», – говорит художница, подчеркивая, что на Западе существует мода на еврейскую культуру и философию. «Достаточно упомянуть интерес Мадонны к каббале», – отмечает она. Однако такая поп-версия филосемитизма не может не вызывать вопросы.

Например, Малку возмутили фигурки «пейсатых евреев с деньгами», продававшиеся на еврейском фестивале: «Для меня это фиксация худших стереотипов». Она подчеркивает, что во всем мире иудейская культура не является музейным экспонатом, она живет. Пример? Да хоть американский рэпер Матисьягу, который носит кипу под бейсболкой и исполняет хасидское регги. Проблему осознает и директор программ Фонда «Шалом» Ханна Палуба: «Мы хотим показать, что еврейская культура – живое и развивающееся наследие. Поэтому занятия в Еврейском открытом университете посвящены не только прошлому, но и современным политическим проблемам. Курсы идиша, еврейская кухня, песенные и танцевальные мастерские также набирают популярность».

 

Не всегда избранный народ

Однако израильский социолог Паулина Чельник подчеркивает: «Мода на еврейство не меняет того факта, что польский антисемитизм жив. У поляков евреи в тренде, как и во всем мире. Они изучают каббалу, слушают клезмеров… Однако я не знаю, является ли это глубоким изменением социального менталитета или поверхностной тенденцией». Недавно вышедшая книга Чельник «Избранный народ» – социологическое исследование о поляках, через много лет обнаруживших свои еврейские корни. «Я провела 40 интервью, но только два человека позволили назвать их имя в книге... Это показывает, что они все еще боятся, травма Холокоста еще жива. Для нас в Израиле это немыслимо!» – говорит Чельник. Однако она высоко оценивает изменения, произошедшие в польском менталитете после 1989 г.: «Я рада, что число декларирующих свое еврейство увеличилось. Однако по оценкам в Польше проживают около 50 тыс. евреев. Это означает, что 85% из них до сих пор скрывают свое происхождение или не знают о нем. Если все так хорошо, то почему так плохо?»

 

Марцин ДЗЕРЖАНОВСКИЙ

Перевод с польского. Оригинал опубликован на сайте: www.wprost.pl