Здание без фундамента

Вирус делает тайное явным. ЕС оказался проигрышным лотерейным билетом. Как раз в тот момент, когда понадобилось ехать, оказалось, что машина застряла в кустах. Кто теперь способен даже подумать о том, что Брюссель в состоянии сдерживать угрозу эпидемии? Даже те, кто, не жалея сил, занимался строительством европейских институтов, нынче снова закрывают свои национальные границы. Визионеры посрамлены: когда запахло жареным, выяснилось, что своя рубашка ближе к телу.

Масштабные планы создания континента без границ неожиданно оказываются тем, чем они и были с самого начала: штабными играми в песочнице амбициозных политиков и далеких от реальности бюрократов. Миллиарды были потрачены на строительство фиктивного государства, которое, по иронии судьбы, нынче доказывает свою несостоятельность – как раз вовремя, чтобы предотвратить дальнейший ущерб.

Страшно даже подумать, что бы было с нами, если бы реализовалась радужная мечта Урсулы фон дер Ляйен, высказанная ею в 2012 г. Представьте себе, что уже существуют Соединенные Штаты Европы – огромная империя без границ от Средиземного до Северного моря и от Атлантики до дельты Дуная. Вирусы имеют в ней неограниченную свободу передвижения, никакие шлагбаумы не препятствуют распространению болезни по континенту. Невозможно даже замедлить процесс заражения в ЕС, должностные лица которого знают, как отделить кривые огурцы от прямых, но не представляют, какие меры предосторожности необходимо принять для подготовки к эпидемии. О банальной возможности чрезвычайной ситуации никто даже не подумал. Не существовало аварийного плана, который в случае необходимости можно было бы вынуть из ящика. Упор делался на размер европейского парохода, а потому на борт приглашалась страна за страной. Но чем больше корабль, тем он менее маневренный и тем длиннее его тормозной путь в экстренной ситуации. Он безнадежно дрейфует по направлению к взявшемуся невесть откуда айсбергу, в то время как небольшие корабли достаточно маневренны, чтобы избежать катастрофы. Да и небольшие пробоины они могут пережить, задраив переборки.

Если и можно извлечь политический урок из заражения Европы коронавирусом, то он в том, что страны должны надеяться в первую очередь на себя. Ибо только те государства, которые в состоянии обособиться, могут противостоять внешним опасностям. Европа без барьеров на случай чрезвычайных ситуаций может соответствовать потребностям богатого туристического общества, но она не открывает реалистичных перспектив, особенно во времена глобального вирусного трафика. На европейские штабные игры в песочнице больше нельзя полагаться. Строящаяся в Брюсселе Вавилонская башня качается: вирус взял ее строителей в заложники.

 

Исторические кризисы формируют общее сознание. Английская оккупация во время Столетней вой­ны пробудила в французах чувство общности, из которого возник национальный дух Франции. Свою легитимность Германская империя черпала из общих воспоминаний об освободительных вой­нах против Наполеона и опыта 1870–1871 гг. Это реальные политические конструкции, которые постулировали еще Макиавелли и Шмитт. В таких ситуациях внешней угрозы старая схема «друг – враг» продолжает развиваться, собственный народ в противостоянии воспринимается как более значимый.

Менее чем за месяц Европейский Союз показал свою неуместность в истории. Каждая нация и империя формировалась в особой исторической ситуации из необходимости самообороны или стремления противостоять революционной смене эпох, но не ЕС, который в силу отсутствия у него истории и самобытности не дает адекватного ответа на вековые угрозы, а, в лучшем случае, лишь бубнит прочувствованные и гуманистически выверенные фразы.

Один из вызовов носит имя Эрдоган. В другой ситуации шантаж со стороны авторитарного исламистского правителя был бы поводом объединиться, признать, что речь идет о враге, бросающем вызов всему континенту. Турция оказывает давление на европейские границы, хочет задушить маленькую страну, раздираемую ударами судьбы, ведет вой­ну в Сирии. Эрдоган – новый Наполеон, от которого Европа могла бы вновь освободиться; он – османский султан, противостояние которому могло бы объединить христиан в Священный союз. Этот нарратив лежит на поверхности, но не будет использован, поскольку между аморфной бюрократией, половинчатыми решениями и серой повседневностью брюссельской администрации нет ни чувства исторического духа, ни европейской солидарности, ни хотя бы следа изысканности и оригинальности.

Первой была оставлена на произвол судьбы Греция. Она была принесена в жертву – из страха, из-за некомпетентности, из-за отсутствия альтернатив. Какая ирония, что на протяжении многих лет ЕС связывал с Грецией лишь финансовые и экономические интересы. Брюссель обещает Греции предотвратить национальное банкротство, но не в состоянии гарантировать выживание греческого государства в том случае, если оно не столкнется с фискальным кризисом. Вместо этого Афинам приходится выслушивать упреки из Берлина. Свободная торговля и открытые границы ничего не стоят без безопасности. Евросоюз чинит крышу, не заботясь о фундаменте. Конфликт с Турцией показывает, что ЕС не может обеспечить даже элементарное существование своих государств-членов.

Другая проблема – коронавирус. Неделями европейская элита сидела сложа руки. Хотя Китай является второй экономикой в мире, а экономические центры страны – такие, как Ухань, – вполне могут тягаться с европейскими мегаполисами, «китайский грипп» воспринимался как нечто бесконечно далекое. Та самая элита, которая твердила об укреплении межгосударственных связей, глобальной торговле и механизмах, в зародыше пресекающих любые действия государства-нации, не понимала теневой стороны собственной риторики: если мир – это глобальная деревня, то Кёльн – пригород Уханя. Очевидно, что старые воззрения, предполагающие, что в Европе «это» невозможно, все еще были в ходу. В то время как Южная Корея, Япония, Тайвань и Сингапур, будучи соседями Китая, отреагировали быстро и жестко, в Европе с больными коронавирусом поступали как с экзотическими животными в зоопарке: изолированных за решеткой, их считали безобидными.

Самое позднее 23 февраля ЕС должен был отреагировать. Это был «день X», когда на севере Италии были закрыты 11 муниципалитетов, прекратили работу госучреждения, были отменены ярмарки, а население стало массово скупать товары и запасаться защитными масками. В третьей по значению экономике еврозоны появилась «запретная область». С этого момента идет гонка между болезнью и принимаемыми против нее мерами. Италия, привычная к кризисам, переживает кризис, какого республика не испытывала со времени своего провозглашения. Даже в «свинцовые годы», когда общественную жизнь страны сотрясал левый терроризм, в ней не было чрезвычайного положения, как ныне. Все, что составляет душу Италии – ее бары, рестораны, музеи, оперы, католические мессы, в один день превратилось в роскошь.

Рим взывал о помощи. И Брюссель ответил. Урсула фон дер Ляйен обратилась к итальянцам на языке Мандзони. «Мы все итальянцы», – сказала она. Это блестяще с точки зрения медиатехнологий, но полностью лишено содержания. Слова – это знал еще Макиавелли – ничего не стоят. В Италии были крайне недовольны тем, что ЕС продолжил переговоры о реформировании Европейского стабилизационного механизма, но не обсудил вопросы оказания помощи затронутой несчастьем стране и реальной демонстрации европейского подхода. Можно считать, что это не тема Брюсселя, но итальянцы полагают, что если можно говорить о европейских финансах, то можно говорить и о европейских пандемиях. Приоритеты должны быть четко обозначены. Очевидно, что ЕС в тот момент был больше озабочен тем, как оградить себя от итальянских политиков, которые, возможно, являлись носителями вируса.

Вероятно, подобно эпидемии в Ухане, Италию тоже считали исключительным случаем. Тот факт, что Ломбардия и Венето относятся к числу самых развитых регионов, очевидно, был заслонен предрассудками. Как и в случае с Китаем, функционеры ЕС считали эти регионы неприступными. Напоминает «Обрученных» Мандзони, где описывается, как в 1630 г. чума, распространяясь, медленно достигла Милана, но никто не хотел этого признавать.

Отношения и без того были достаточно напряженными из-за финансового и миграционного кризиса. Однако отсутствие солидарности во время пандемии – это новая ступень. Маурицио Массари, постоянный представитель Италии в ЕС, дает волю своему гневу. «Италия, европейская страна, наиболее пострадавшая от коронавируса, сделала все возможное, чтобы сдержать его распространение и справиться с эпидемией», – пишет он в журнале Politico. Уже 30 января было объявлено чрезвычайное положение и отменены все прямые рейсы в Китай. Италия обратилась к ЕС с просьбой о помощи еще на раннем этапе, но до сих пор ни одна европейская страна не предложила ей свою помощь. Зато ее обещал Китай. «Это не лучшее свидетельство европейской солидарности». Настало время для ЕС пойти дальше консультаций. Ведь это как раз одна из тех чрезвычайных ситуаций, для преодоления которых был создан ЕС. «Если мы немедленно не проснемся, то рискуем войти в историю, как те, кто в 1914 г. проспал приближавшуюся Первую мировую вой­ну». Коронавирус, по словам Массари, является проверкой сплоченности и авторитета ЕС. Он предупреждает: «Если мы будем мужественными и едиными, мы победим. Если будем эгоистичны и разделены, то проиграем».

Призыв Массари весьма решительный. Но, похоже, он опоздал. ЕС уже неоднократно терпел неудачи из-за внутренних проблем, теперь ему приходится бороться с внешними испытаниями. Пока ничто не свидетельствует о том, что эта схватка будет успешной. У ЕС был шанс. Но самое позднее после того, как экономические потрясения в странах еврозоны начнут сотрясать финансовый порядок, от него камня на камне не останется. Будучи чисто функциональным зданием без фундамента, ЕС может быть сметен течением истории.

 

Томас РИЧШЕЛЬ, Марко ГАЛЛИНА