«Коронарное землетрясение» и ценность цивилизации

Мир находится под заклятием пандемии коронавируса. Общественная жизнь сильно пострадала, не менее пострадала и частная сфера, о малых и больших драмах которой сообщают реже. Кроме того, пандемия привела к широкомасштабному краху экономической деятельности и инфраструктуры.

Привычный нам мир глубоко потрясен – словно внезапным землетрясением. Этот шок особенно велик, потому что исходит оттуда, откуда катастрофу вовсе не ожидали. Всякий раз, когда в последние годы миру предрекали большие опасности, речь шла о неверном развитии современной цивилизации, промышленности и экономики. Считалось, что в настоящее время главными опасностями являются антропогенный климатический кризис или социальное неравенство, вызванное «перекосами системы». Но ныне возникла смертельная угроза, которую вряд ли можно назвать рукотворной. Она пришла со стороны естественной реальности и проникает – снаружи – в нашу цивилизованную реальность. Эта реальность нынче оказалась уязвимой. Она, в отличие от того, что нам твердили, оказалась вовсе не слишком мощной по отношению к природе, а слишком слабой и беззащитной перед ней. Глобализованная цивилизация оказалась цивилизацией с прорехами. Она не рассчитана на такую угрозу – ни в материальном плане, ни в психологическом. Атака коронавируса застала нас врасплох.

 

Неудачная историческая аналогия

В эти дни эпидемию коронавируса часто сравнивают с «испанским гриппом» 1918 г. Та эпидемия унесла более миллиона жизней, но она обрушилась на послевоенный мир, который был во многих отношениях разрушен. Тогда не было, как сейчас, ощущения безопасности, которое вдруг оказалось потрясено. Наши сегодняшние и будущие ожидания основаны на твердой убежденности в том, что природа (в том числе и человеческая природа), по сути, является «хорошим миром», и что нам нужно лишь прислушиваться к ней, чтобы все было в порядке. Поэтому центральное убеждение нашего времени заключается в том, что наша цивилизация должна иметь тенденцию к «смягчению», увеличению открытости по отношению к естественной данности. Этот бессознательный глубокий пласт нашего мировоззрения, сформировавшийся за десятилетия, в настоящее время подвергается атаке пандемии коронавируса. Безопасная почва, на которой, как мы полагали, мы стоим и по которой можем двигаться к прогрессу, сотрясается у нас под ногами.

 

Лиссабонское землетрясение

Для этого процесса существует более подходящая историческая аналогия, чем «испанский грипп»: Лиссабонское землетрясение 1 ноября 1755 г., которое в сочетании с крупным пожаром и цунами уничтожило город. Это была одна из самых разрушительных природных катастроф в европейской истории. И она имела не только материальные последствия, но и изменила мировоззрение той эпохи.

В своих автобиографических записках «Из моей жизни» Гёте сообщает об «огромном ужасе», который Лиссабонское землетрясение принесло в «мир, наслаждавшийся спокойствием и умиротворенностью»: «На великолепную резиденцию, одновременно торговый город и порт, совершенно неожиданно обрушилось страшное несчастье. Земля дрожит и качается, море ревет, корабли разбиваются, дома рушатся, сверху на их обломки рушатся церкви и башни, королевский дворец частично поглощает преисподняя, вздыбившаяся земля как бы извергает пламя, то тут то там в руинах видны огонь и дым. Шестьдесят тысяч человек, за мгновение до того спокойно наслаждавшихся жизнью, погибают». Писатель добавляет: «...и так со всех сторон природа утверждает свой безудержный произвол».

Гёте упоминает также о вызванной этим событием духовной «ударной волне»: «Вероятно, никогда еще демон ужаса так быстро и мощно не заставлял содрогаться землю». Эта «ударная волна» также изменила предшествовавший образ мыслей эпохи Просвещения. Она потрясла оптимизм Просвещения, который базировался на предположении, что этот мир уже упорядочен в принципе, как Творение, и в этом смысле является «лучшим из миров».

Землетрясение поставило философско-богословский вопрос о том, как всемогущий и доброжелательный Бог мог допустить такую огромную катастрофу и почему землетрясение поразило столицу строго католической страны, из которой христианство распространилось по всему миру. Почему это случилось в День всех святых? И почему жертвами землетрясения стали многочисленные церкви, а «район красных фонарей» Альфама не пострадал? Особенно на примере Вольтера видно, как катастрофа в Лиссабоне привела к более жесткому пониманию Просвещения. Его это событие вдохновило на написание романа «Кандид», который можно рассматривать как ядовитую сатиру на философию Лейбница и Вольфа, согласно которой существующий мир является лучшим из миров.

Таким образом, землетрясение ни в коем случае не спровоцировало культурного или цивилизационного поворота, который бы знаменовался удовлетворением скоротечностью человеческих трудов. Скорее, следует говорить о критическом по отношению к природе повороте, заострившем взгляд на природные условия, с которыми приходится иметь дело культуре и цивилизации. Лиссабонское землетрясение, например, дало толчок научным исследованиям сейсмики. Даже в более широком историческом контексте землетрясение 1755 г. не ознаменовало собой начало эпохи фаталистической отрешенности. Ведь в последующий период, с 1750 по 1850 г., произошел массовый цивилизационный всплеск: прорыв промышленной революции, переход лидерства от торгового капитала к производственному, появление буржуазно-демократических конституционных государств и мощный рост больших городов. Конечно, это не значит, что все это было вызвано Лиссабонским землетрясением. Но это необыкновенное событие с его опытом враждебности природы способствовало возникновению нового, более серьезного духа времени, который затем принял реалистично продуктивный оборот.

 

Когда простые решения не работают

Может ли «коронарное землетрясение» иметь подобный эффект? Может ли оно сделать зримым наив­ный оптимизм и пробелы в сегодняшнем «глобальном управлении»? Может ли оно сделать явной ту потерю доверия, которая вызрела подспудно? И может ли это привести к большей реалистичности, большей серьезности, способной реабилитировать те позитивные силы, которые так долго поддерживали современную цивилизацию и которые сегодня пользуются недостаточным уважением? Нынче часто можно слышать фразу о том, что «ничто никогда уже не будет таким, как прежде». Но осторожно: этот зловещий ропот может быть простым важничаньем! Важно присмотреться к тому, что нас ожидает.

Первое наблюдение: еще в то время, когда вспышка коронавируса не была классифицирована как пандемия, международные фондовые рынки отреагировали на нее падением цен, которое было явно несоразмерно выявленной угрозе. Это продемонстрировало, на каких хрупких основах базировались недавние рекорды фондовых рынков. Теперь к этому добавилось еще кое-что: немедленное вливание центральными банками дешевых денег, которое раньше было панацеей от кризисов, на сей раз не сработало. Снова и снова происходят резкие скачки курсов. За этим стоит осознание того, что на сей раз физически пострадали труд и рыночная деятельность, и никакие деньги в мире не смогут купить работников и клиентов, если тем приходится опасаться за свою жизнь и здоровье.

Второе наблюдение: еще одна дешевая «панацея», которая стала доминировать, в частности, в политике, – выспренние речи – нынче также оказалась неэффективной. Не так давно ведущие немецкие и европейские политики выступали с речами, в которых «будущее» противопоставлялось «вчерашнему дню», «космополитизм» – «изоляции», «единая Европа» – «национальным государствам», а «молодежь» и «женщины» – «пожилым белым мужчинам». Перед лицом «коронарного землетрясения» подобные излияния кажутся ужасно неловкими. Они – не более чем пустое сотрясание воздуха. Их социально разобщающий эффект очевиден. И теперь можно наблюдать, как почти ежечасно политики сдают позиции, с которых еще недавно они отделяли «хороших» от «плохих». Еще недавно эти политики подвергали осуждению страны, закрывшие свои границы перед лицом эпидемии. А на следующий день они сами закрыли границы, не имея смелости открыто заявить о том, что до сих пор занимали неправильную позицию.

 

«Простые» профессии становятся важными

Современная ситуация в мире имеет нечто общее с карточным домиком: непосредственное воздействие на немногие отдельные элементы вызывает глобальное обрушение всей конструкции. В этой связи с заявлением о том, что после окончания пандемии коронавируса ничто не останется прежним, можно согласиться. Но в каком направлении произойдут изменения? Ответ на этот вопрос частично содержится в том, что сейчас играет важную роль в преодолении кризиса. В Neue Ruhr Zeitung 16 марта опубликован комментарий, в котором, в частности, говорится: «В последние годы было распространено ощущение, что ценными и важными для общества являются в первую очередь профессии, предполагающие академическую подготовку. Нынешний кризис, однако, показал, что медсестры, сиделки, медицинские ассистенты, полицейские, пожарные, водители поездов и автобусов или телекоммуникационные техники являются настоящими опорами нашего сообщества».

Это очень верно, и хорошим знаком являются популярные в настоящее время акции, когда по вечерам в назначенный час находящиеся в карантинных зонах граждане, выйдя на свои балконы или открыв окна, аплодируют представителям тех профессий, которые действительно находятся на переднем крае борьбы с вирусом. На первый план выходит то элементарное, что до сих пор часто предполагалось по умолчанию. Но аплодисменты также отражают тот факт, что в этом кризисе профессиональные силы имеют приоритет, а возможности столь часто упоминаемого «гражданского общества» ограничены.

Новое понимание элементарного и надлежащее отношение к соответствующим профессиям – это большое изменение, если вспомнить о том, что именно всего несколько недель назад считалось в Германии ориентированным «на будущее» (вспомним школьные демонстрации движения «Freytags for Futures»). Однако это изменение будет достоверным только в том случае, если приведет к пересмотру существующей перегрузки соответствующих профессий бюрократией, социальной педагогикой и прочими академическими «новшествами». Долгое время политики охотно критиковали уход за больными по принципу «чист, накормлен и в безопасности» как недостаточно гуманистический. Нынче люди счастливы, когда везде гарантирована чистота, необходимый рацион и безопасность, а федеральный министр здравоохранения видит необходимость освободить учреждения по уходу от целого ряда дополнительных функций, чтобы они могли выполнять свою основную задачу.

 

Уязвимые производственно-сбытовые цепочки

Второй комплекс, который сейчас нуждается в проверке, это доминирование глобальных производственно-сбытовых цепочек, которое привело к ситуации, когда продукты и деятельность, имеющие важнейшее значение для существования страны, становятся для нее недоступными. Вот и Германия внезапно обнаружила, что ее производство лекарственных средств было перемещено за границу настолько, что снабжение ими перестало быть гарантированным. Аналогичная проблема существует и в сельском хозяйстве. На кризисной пресс-конференции министра сельского хозяйства Юлии Клёкнер с представителями фермеров, пищевой промышленности и розничной торговли можно было узнать, что существует острая проблема трудовых ресурсов: приближается время посадки сельхозкультур, осадков было достаточно и саженцы имеются в наличии, но неясно, захотят ли и смогут ли прибыть 100 тыс. сезонных работников из Восточной Европы, без которых Германия уже не может возделывать свои поля.

Конечно, в Германии в принципе достаточно людей, способных выполнять подобную физическую работу. Но в последние годы политика правительства состояла в том, чтобы ориентировать 70–80% выпускников школ строить свою карьеру, отправляясь в высшие учебные заведения. А для обеспечения полевых работ – массово прибегать к импорту рабочей силы. Таким образом, «решение» состояло в том, чтобы компенсировать пренебрежительное отношение к «простым» профессиям посредством формирования международной цепочки. Это, как выяснилось, весьма шаткое решение, и на будущее оно вряд ли может сохраниться в неизменном виде. Каждая страна нуждается в базовых запасах собственных трудовых ресурсов и предприятиях, чтобы гарантировать себе надежность поставок. Без таких далеко идущих изменений, затрагивающих основную структуру экономики Германии (и других стран), восстановление экономической жизни будет невозможным.

 

О «внешних» и «внутренних» затратах

Существует еще одна более глубокая, базовая направленность новейшего развития государства и экономики, которая ныне обнаруживает свою пагубность, поскольку мешает видеть и устранять внутренние пробелы в нашей цивилизации. Основные проблемы, занимавшие Германию в последние десятилетия, были связаны, главным образом, с тем, что системы экономики и государства не учитывают в достаточной степени «внешние» переменные. Считалось, что наибольшую опасность представляют собой антропогенный климатический кризис или детерминированное «системой» социальное неравенство. Иными словами, речь всегда шла о так называемых «внешних затратах». Это эффекты, которые связаны с современной цивилизацией и которые – таково требование – экономика (и инфраструктурное государство) должны рассматривать как издержки. Подобное требование привело к возникновению лавины лимитов, условий, предельных значений, запретов и налогов. И даже в случаях крупных проектов, таких как энергетическая, транспортная или аграрная реформы, всегда упоминались «внешние издержки» традиционных решений. Так было в политике, но также и требование к менеджменту компаний нести повышенные экологические и социальные издержки звучало все громче. Зацикленность на «внешних эффектах» – часто с претензией на моральное превосходство – становилась все более доминирующей (и, как показывает приведенная ниже реакция «зеленых», продолжает оставаться таковой. – Ред.).

Но с «коронарным землетрясение» этот порядок впервые за долгое время может измениться. Мы столкнулись с разрушительным внешним событием, которое значительно увеличивает внутренние издержки – вплоть до паралича отдельных отраслей. Это означает не только отсутствие сверхдохода, из которого можно было бы покрыть дополнительные «внешние расходы», но и вообще отсутствие дохода, из которого можно было бы покрывать элементарные жизненные потребности населения. И это не просто инцидент продолжительностью в несколько дней или недель. Пока еще сложно прогнозировать, когда и как может завершиться кризис, вызванный коронавирусом. Это означает, что в настоящее время в фокусе внимания находятся «внутренние расходы» (и общие потери). Все подходы, которые в последние годы утвердились в политике, СМИ и обществе, должны быть пересмотрены. Это будет нелегко.

 

Германии нужен политический мораторий

Речь идет не только об образе мышления, но и о практической политике. Все дополнительные расходы и ограничения, налагаемые на производственную деятельность и инфраструктуру, должны быть подвергнуты анализу. Необходимо пересмотреть все законы, ограничения и условия, которые обременяют или затрудняют основные функции экономики и государства. В частности, на ближайшие годы необходим мораторий на все решения, которые предусматривают закрытие электростанций или прекращение производства двигателей внутреннего сгорания. Недопустима ситуация, когда принимаются решения о далеко идущих ограничениях основных прав граждан при одновременном продолжении дорогостоящих проектов реформ или спасения чего-либо, которые в свое время были приняты исходя из возможностей богатой страны. В связи с резким спадом во многих видах деятельности многие уже спрашивают себя, как Германии вновь вернуться на правильный путь. И эти вопросы будут тем громче, чем дольше продлится кризис, вызванный коронавирусом.

 

Герд ХЕЛЬД