От любви к ненависти

В 1542 г. Мартин Лютер публикует свой знаменитый памфлет «Против евреев и их лжи». В нем он прежде всего дает совет никогда не вступать в дискуссию с евреем. Более того, если по каким-то причинам иначе поступить невозможно, то в спорах с ними надлежит прибегать к такому единственному аргументу: «Слушай, еврей, разве ты не знаешь, что Иерусалим и ваше царство, Храм и ваше духовенство были уничтожены более 1460 лет назад?.. Дай евреям этот орешек, и пусть они пытаются его расколоть, пусть они спорят и кусаются, сколько им угодно. Ибо столь жестокий гнев Божий ясно показывает, что они совершенно определенно заблуждаются и идут дурным путем, даже ребенок поймет это…»

 

Взрыв антисемитских страстей

Затем на протяжении почти двухсот страниц великий реформатор обрушивается на евреев на том мощном и энергичном языке, тайной которого он великолепно владел, с ураганным бешенством страсти, затмевающей все диатрибы его предшественников и последователей, из которых никто так и не смог соперничать с ним вплоть до наших дней.

Обвинения и сарказм в адрес евреев чередуются с порывами любви и веры в Иисуса Христа, но остается впечатление, что где-то в глубине можно почувствовать что-то вроде тревожного восхищения. Иногда Лютер обращает свой гнев на ростовщиков и паразитов, прибывших из-за границы. При этом можно проследить, как он, выковывая немецкий язык, создает в то же время некий особый стиль аргументации и мышления: «На самом деле евреи, будучи чужестранцами, не должны ничем владеть, а то, чем они владеют, должно принадлежать нам, поскольку они не работают, а мы не приносим им даров. Тем не менее у них находятся наши деньги и наше добро, а они стали нашими хозяевами в нашей собственной стране и в их изгнании. Когда вор крадет десять гульденов, его отправляют на виселицу; но когда еврей крадет десять тонн золота благодаря своему ростовщичеству, он гордится этим больше, чем сам Господь. Они гордятся этим, укрепляя свою веру и ненависть к нам, и говорят друг другу: „Удостоверьтесь, что Господь не покидает свой народ в рассеянии. Мы не работаем, предаемся безделью, приятно проводим время, а проклятые гои должны работать на нас, и нам достаются их деньги. В результате мы оказываемся их господами, а они нашими слугами!“»

«Вплоть до этого дня мы так и не знаем, какой дьявол привел их в нашу страну; мы ведь отнюдь не ездили за ними в Иерусалим! Никто их не хочет; ворота для них открыты и путь свободен: они могут отправляться в свою страну, когда хотят; мы охотно дадим им подарки, чтобы от них избавиться, ибо они для нас тяжелая ноша, бедствие, чума и несчастье для нашей страны. Не случайно их часто изгоняли силой: из Франции, которую они называют Царфат и где у них было уютное гнездо. Недавно их изгнали из Испании, которую они называли Сефарад и которую они любили больше всего, а в этом году они были изгнаны еще и из Богемии, где в Праге у них было еще одно любимое гнездышко. Наконец, при моей жизни их изгнали из Регенсбурга, из Магдебурга и из многих других мест…»

Иногда он пользуется одним из тех воображаемых сравнений, тайной которых он владел: «Они не так хорошо жили в своих деревнях при Давиде и Соломоне, как в наших деревнях, где всякий день занимаются воровством и грабежом. Да, мы их держим в своей власти, так же как я держу в своей власти свои желчные камни, свою язву или любую другую болезнь, которую я подхватил и должен терпеть: я бы очень хотел видеть все эти несчастья в Иерусалиме вместе с евреями и всем, что с ними связано!

Поскольку несомненно, что мы их не считаем своими пленниками, то почему мы навлекли на себя такую вражду со стороны столь знатных и добродетельных персон? Мы не считаем их жен шлюхами, как это делают они по отношению к матери Иисуса, мы не относимся к ним как к детям шлюх, так, как поступают они с нашим Господом Иисусом Христом.

Мы их не презираем, мы желаем им всех благ мира, как плотских, так и духовных. Мы даем им приют, мы их кормим и поим вместе с собой, мы не похищаем и не убиваем их детей, мы не отравляем их источники, мы не жаждем их крови. Разве мы заслужили столь ярую ненависть?»

Затем он переходит к религиозному аспекту: защита и прославление Христа, единственное, что для него имеет серьезное значение: «Знай, о обожаемый Христос, и не обманывайся по этому поводу, помимо дьявола у тебя нет более опасного, более едкого, более ожесточенного врага, чем настоящий еврей, который поистине стремится быть евреем.

Теперь тот, кто хочет принять у себя этих ядовитых змей, этих злобных врагов Господа и выказать им почтение, позволить себя грабить, насиловать, унижать и проклинать, тому достаточно лишь взять их на свою ответственность. Если же этого ему не достаточно, то он может пойти дальше, целовать их в зад и обожать эту святыню, а затем похваляться своим милосердием, своей поддержкой дьявола и его детей для того, чтобы богохульствовать против нашего обожаемого Господа и драгоценной крови, которой он нас искупил. Тогда он станет совершенным христианином, преисполненным подвигами милосердия, за которые Христос вознаградит его в день Страшного суда вечным огнем в аду, где он будет жариться вместе с евреями…»

 

Практические выводы

В качестве практических выводов Лютер предлагает целую серию антиеврейских мер: сжечь их синагоги, конфисковать их книги, запретить им молиться Богу в соответствии с их обычаями, заставить их трудиться собственными руками, а еще лучше, чтобы государи изгнали их из своих земель и чтобы власти и пасторы повсюду исполняли этот свой долг. Что же касается самого Лютера, то, выполнив свой долг в этом отношении, он «получил прощение».

Несколько месяцев спустя вышел в свет новый памфлет под названием «Шем Гамефораш» («Тетраграмматон»), в котором проклятия Лютера достигли совершенно необузданной силы. Здесь речь уже больше не идет о еврейском ростовщичестве и грабежах, в центре внимания находятся исключительно вводящие в заблуждение доводы и колдовство евреев. Иными словами, это религиозный полемический трактат, но в каком тоне он выдержан! Уже в предисловии Лютер уточняет, что он пишет не для обращения евреев, но исключительно для вразумления немцев, «чтобы мы, немцы, знали, что из себя представляют евреи». «Ибо обратить еврея так же легко, как обратить дьявола. Поскольку евреи и их сердца тверды как дерево, как камень, как железо, как сам дьявол. Короче говоря, они дети дьявола, приговоренные к адскому пламени…» Затем он противопоставляет апокрифические евангелия евреев, вводящие в заблуждение и ложные, четырем каноническим евангелиям, подлинность которых очевидна. Он прерывает свое толкование Библии следующим комментарием: «Возможно, найдется среди нас, христиан, какая-нибудь святая милосердная душа, которой покажется, что я слишком груб с этими несчастными и жалкими евреями, когда высмеиваю и унижаю их. О, Господь, я слишком мал, чтобы насмехаться над подобными дьяволами: я хотел бы сделать это, но они намного превосходят меня в искусстве насмешки, и у них есть свой Бог, известный как мастер насмешки, которого зовут дьявол и злой дух…»

В других местах автор предается непристойному шутовству: «…Проклятый гой, коим я являюсь, не может понять, как они ухитряются быть такими ловкими. Единственное объяснение, которое приходит мне в голову, таково: когда повесился Иуда Искариот, его кишки лопнули и все их содержимое вывалилось наружу; может быть, тогда евреи послали своих слуг с серебряными блюдами и золотыми кувшинами, чтобы собрать экскременты Иуды. Затем они съели и выпили все это дерьмо и в результате приобрели такое острое зрение, что они стали видеть в Писании то, что там не находили ни Матфей, ни даже сам Исайя, не говоря уже о нас, жалких гоях…»

Иногда кажется, что слышен крик, который исходит из самых глубин его измученной души: «Я не могу понять это иначе, чем предположив, что они превратили Бога в дьявола или, скорее, в слугу дьявола, творящего все то зло, которого хочет дьявол, развращая несчастные души и буйствуя против самого себя! Короче говоря, евреи, взятые вместе, хуже, чем дьяволы, взятые вместе. О Боже, мой возлюбленный Отец и Создатель, прояви ко мне милосердие, когда я вопреки своему желанию вынужден употреблять столь позорные слова о Твоем божественном и вечном Величии, против Твоих проклятых врагов, дьяволов и евреев. Ты знаешь, что я делаю это исключительно из-за рвения моей веры и ради чести Твоего Величия; ведь для меня это дело всего моего сердца и всей моей жизни…»

 

Осуждение соратников

Таковы были пропасти, в которые позволял себе опускаться Лютер. Его скатология возмущала даже его ближайших соратников. Это хорошо видно из переписки между Буллингером и Мартином Бутцером: «Если бы знаменитый герой Капнион (Рейхлин) воскрес, он сказал бы, что дух (инквизиторов) Тюнгерна, Хохштратена и Пфефферкорна воплотился в Лютере». Это писал первый из упомянутых корреспондентов. Даже верный Меланхтон в письме к проповеднику Осиандеру допускал его неодобрение в будущем. Что же касается швейцарских протестантов, они весьма жестко заявили, что «даже если бы памфлет „Шем Гамефораш“ был написан пастором свиней, а не знаменитым пастором душ, его невозможно было бы оправдать». При этом такая скатология у Лютера соседствовала с подлинным религиозным страхом. Он заключает этот свой труд, провозглашая: «Здесь я останавливаюсь, я больше не хочу иметь никаких дел с евреями и писать о них или против них. С них достаточно. Если среди них есть кто-то, кто хочет обратиться, пусть Бог дарует ему свое милосердие…»

Пустое обещание! Многочисленные письма свидетельствуют о его усилиях изгнать евреев или отнять у них их привилегии. Ему удалось это в Саксонии, Бранденбурге и Силезии. «Поистине, он сделал нашу жизнь крайне опасной!» – заметил в эту эпоху штадтлан (представитель) германских евреев Йосель из Росгейма в своих мемуарах. И даже последняя проповедь Лютера в Эйслебене, его родном городе, за четыре дня до смерти (18 февраля 1546 г.) целиком посвящена ожесточению евреев, которых необходимо срочно изгнать изо всех немецких земель…

 

Поиск причин

Было бы легко комментировать эти крайности в свете того, что известно о Лютере в старости, о его разочаровании и внутренней борьбе, о его видениях, когда ему везде мерещился дьявол, и о его навязчивой идее о конце света. В связи с его словесной невоздержанностью возникают также и соображения из области психопатологии, которые отнюдь не являются совершенно неуместными. Реформатор был человеком, склонным к богохульным речам, у которого однажды вырвалась фраза, что «в некоторые моменты и в результате некоторых соблазнов он уже не понимал, где Бог и где дьявол, и что он даже доходил до того, что спрашивал себя, не является ли дьявол Богом!». Он также был человеком, иногда считавшим Бога бесконечно глупым, a христианскую религию самой странной из всех. Однажды он заявил, что, по всей вероятности, Христос должен был совершить прелюбодеяние, а в другой раз провозгласил отмену Десяти Заповедей.

Можно объяснять это психической неуравновешенностью гения и искать у него удивительные фрейдистские предвосхищения. Известно также, что по адресу пап, самых главных своих врагов, он употреблял гораздо более грубые и неприличные выражения, чем все, что он говорил о евреях. Все это так, и подобные резкие выходки, подобные искушения, подобные взрывы агрессивности, как мы уже видели, естественным образом сочетаются с ненавистью к избранному народу. Но этот наш герой слишком разнообразен, слишком сложен, и он оставил слишком глубокий след в истории своей страны и всей нашей цивилизации, чтобы мы могли ограничиться в этом случае подобной слишком упрощенной интерпретацией только в одном измерении, ограниченном планом индивидуальной психологии.

 

В героическую эпоху

Прежде всего, Лютер не всегда был врагом евреев. В разгар своей деятельности, в ту героическую эпоху, когда восставший монах, увлекаемый и оправдываемый своей верой, вызывающе вел себя с папой и императором и на какое-то время достиг головокружительных высот абсолютной свободы, он испытывал по отношению к евреям совсем другие чувства. Похоже, что в течение некоторого времени он надеялся привлечь на свою сторону и обратить библейский народ. Эта надежда побудила его опубликовать в 1523 г. памфлет под показательным названием «Иисус Христос родился евреем». Речь идет о миссионерском послании, предназначенном для того, чтобы доказать евреям, что Христос был действительно настоящим Мессией, с помощью толкования различных стихов из разных библейских книг от Бытия до Даниила. Для большей убедительности привлекались объяснения смысла рассеяния и рабства евреев. Автор жалеет евреев и осуждает их врагов: «Наши дураки, паписты и епископы, софисты и монахи обращались с евреями таким образом, что любой добрый христианин должен был бы захотеть стать евреем. Если бы я был евреем, я бы предпочел стать свиньей, чем христианином, видя как эти простофили, эти навьюченные ослы применяют и распространяют христианскую веру. Они обращались с евреями так, как будто они были собаками, а не людьми; они только преследовали их. Евреи – это кровные родственники, братья и двоюродные братья Господа нашего: если можно хвалиться своей кровью и плотью, то они в гораздо большей степени принадлежат Иисусу Христу, чем мы. Итак, я прошу моих дорогих папистов относиться ко мне как к еврею, когда им надоест относиться ко мне как к еретику…

Поэтому я советую быть с ними предупредительными: пока мы прибегаем ко лжи и насилию по отношению к ним и обвиняем их в использовании христианской крови, чтобы перебить свой дурной запах, и не знаю, в каком еще вздоре, не даем им возможности жить и работать среди нас в нашем сообществе, вынуждаем их заниматься ростовщичеством, – как же они смогут прийти к нам? Если мы хотим им помочь, то мы должны относиться к ним по правилам христианской любви, а не по папистскому закону. Мы должны по-дружески их принимать, позволить им жить и работать вместе с нами, и тогда они сердцем будут с нами…»

 

Обманутые надежды

Попытаемся понять это абсолютное перерождение Лютера между 1523 и 1543 гг. Прежде всего необходимо отметить, что его пропаганда не имела у евреев большого успеха, хотя у него было несколько диспутов с ними. Следует особо выделить решающие дни во время сейма в Вормсе, когда два еврея нанесли ему визит. Похоже, что надежды, которые породил в нем этот визит, и побудили Лютера написать памфлет «Иисус родился евреем». Тем не менее мало было тех, кто «пришел к нему» и принял крещение, к тому же, по всей видимости, большинство их в дальнейшем отреклось. В 1532 г. он однажды пошутил: «Если я найду еврея, желающего креститься, я отведу его на мост через Эльбу, повешу ему на шею камень и столкну в воду, одновременно крестя его во имя Авраама! Эти канальи смеются над нами и над нашей религией!»

А когда пять лет спустя неутомимый Йосель из Росгейма попробовал добиться его вмешательства по поводу изгнания евреев из Саксонии, Лютер отказался его принять и написал ему в письме о своем разочаровании. По существу дела он сообщил, что его сердце по-прежнему преисполнено добрыми чувствами к евреям, но доброта должна способствовать их обращению, а не ожесточать в их заблуждениях.

Через некоторое время Лютер получил тревожные вести из Богемии. По наущению евреев сторонники Реформы обращались там в иудаизм, праздновали субботу, а некоторые даже сделали себе обрезание. Похоже, что эти новости сильно его взволновали: с этого времени в своих беседах он все чаще возвращается к евреям. «Надеюсь, что я никогда не окажусь настолько глуп, чтобы сделать себе обрезание, – воскликнул он однажды. – Уж лучше отрезать левую грудь моей Катарине и всем женщинам!»

Он составляет послание «Письмо доктора Мартина Лютера против саббатианцев», где он полемизирует с еврейским законом. 31 декабря 1539 г. он объявляет своим друзьям: «Я не могу обратить евреев, нашему Господу Иисусу Христу это не удалось. Но я могу заткнуть им рот, так что им не останется ничего другого, как пребывать распростертыми на земле». Как мы уже видели, тремя годами позже он начал приводить свой план в исполнение.

 

Перерождение личности

Таковы были последовательные этапы полного поворота в его мнении. Разумеется, евреи сильно обманули ожидания Лютера. Но было здесь и другое – за эти годы он сам сильно изменился.

Между 1521 и 1543 гг. пролегла та пропасть, которая отделяет мечту от реальности. За это время произошла вой­на рыцарей, были кровавые крестьянские восстания, возникали бесчисленные секты и ереси, которые подавлялись огнем и мечом с его открытого одобрения. Собственный успех заставил его оценить меру человеческого несовершенства и его личной политической ответственности. Вынужденный сделать выбор, он предпочел сильных мира сего, властителей, поскольку от них зависело будущее Реформы. Так оказалось запятнанным его учение: вся кровь, пролитая его именем, все совершённые преступления  – он оказался вынужденным принять их, хотел он этого или нет. («Ты не признаешь крестьян, но они тебя признают!» – написал ему Эразм Роттердамский.)

Вследствие всего этого происходит эволюция некоторых его взглядов: внутренней свободе он противопоставляет непоколебимый порядок вещей, установленный в мире Богом. Долг послушания выходит на первый план, христианин должен быть покорным и преданным подданным. Таким образом, в результате неизбежного диалектического оборота учение об абсолютной свободе приводит ко всеобщему порабощению. Архангел бунта превращается в озлобленного и деспотичного буржуа, отлученного от церкви, изгнанного из империи и запертого на маленькой территории, правитель которой взял его под защиту…

В этих условиях можно прийти к выводу, что неудача, постигшая его среди евреев, воспринималась Лютером так мучительно, что отказ от него народа Господа стал как бы символом бесчисленных неудач и разочарований, омрачавших последние годы его жизни, которые он приписывал непосредственному вмешательству дьявола – и евреев. Не считал ли он их виновными (даже если это и говорилось в шутку) в своей простуде, которая унесла его жизнь за три недели в 1546 г.? Дьявол мог мучить его лишь в мыслях. Евреи были живыми козлами отпущения, вполне в пределах его досягаемости.

Добавим, что принятая Лютером точка зрения на «еврейский вопрос» имела гигантские последствия. Причем здесь меньшую роль сыграло прямое воздействие его свирепых писаний, которые при его жизни получили лишь ограниченное распространение, а в дальнейшем, вплоть до прихода гитлеризма, практически оставались под спудом. Более существенными оказались последствия некоторой логики внутреннего развития немецкого лютеранства. В той разновидности полифонической страсти, которую представляет собой антисемитизм, религиозный мотив, оправдание верой влекут за собой отказ от произведений, содержание которых безусловно еврейское. Лютер называл это «jüdischer Glauben» («еврейская вера»), и мы уже видели, что для него «врагом Христа» является «еврей, искренне старающийся быть евреем». С другой стороны, социальный мотив безусловного подчинения властям сочетался с идеей национального пророчества. Реформатор многократно подчеркивал, что он адресует свое учение исключительно немцам, тем самым подготавливая ту почву, на которой через четыре века смогла появиться ересь гитлеризма. Во всем этом страстная душа Лютера уловила глухие чаяния его народа и дала начало процессу их кристаллизации и осознания.

Главным было то, что «еврейская проблема оставалась для Лютера оборотной стороной проблемы Иисуса», – как это недавно напомнил один из его немецких комментаторов. Сомнительное противопоставление, которое для умов, не обученных тонким диалектическим различиям и привыкших разделять моральные проблемы по принципу «черное и белое», неизбежно оказывается в одном ряду с оппозициями «добра и зла», «Бога и дьявола». Как сказал Эразм Роттердамский: «Если быть добрым христианином означает ненавидеть евреев, то тогда все мы добрые христиане».

 

Лев ПОЛЯКОВ