«Раввин должен осознавать сферы своей компетенции»

– Что привело вас, канадского еврея, из Израиля в столицу России?

– Фундаментом дома, в котором я вырос, была любовь к каждому еврею. Мой отец возглавлял общину в Торонто. Сначала он занимался тем, что называется «кирувом» – приближением евреев к иудаизму. Недавно скончался р. Мордехай Нойштадт, основатель американской организации «Комитет спасения еврейских изгнанников». Под эгидой комитета он в 1980–1990-е гг. отправлял учеников колелей в СССР. Нойштадт контактировал с лидерами советского религиозного подполья, передавал за «железный занавес» тфилин, мезузы, книги. В 1984 г. он предложил поехать в Союз и моему отцу вместе с раввином Моше Айзенманом. Они пробыли там две недели. Через два года отец вновь отправился в СССР, а затем стал одним из организаторов подобных поездок. У нас дома были две телефонные линии. Когда папа стал активно заниматься советскими евреями, мы заказали и третью, которую нам трогать было нельзя: папа использовал ее для звонков в СССР.

В начале 1990-х мои брат и сестра поехали в еврейский лагерь в Киеве. А когда мне исполнилось 19 лет, я и сам засобирался в московский лагерь. Но возникли проблемы с визой, так что впервые в столице России я оказался в 1997 г., после чего приезжал уже регулярно. С 2000 г. – с женой.

– Что побудило вас к более интенсивной деятельности?

– Наблюдения за происходящим: мы видели еврейских детей, в которых лагерь пробуждал небывалый энтузиазм. Но проходил год – и все надо было начинать сначала. Мы связывали это с тем, что в Москве было слишком мало еврейских религиозных семей. 2004 г. стал годом изменений. В том числе и в моей жизни. Закрылся колель, в котором я учился. Что делать дальше? Было много различных предложений, но я мечтал о возможности отправиться в Москву. В том же году в российскую столицу приехал раввин Шмуэль Каменецкий из Филадельфии. Я отправился сопровождать его. Тогда же я встретил раввина Реувена Деслера, и он спросил: «Ты готов приехать в Москву?» Деслер сообщил, что фонд известного мецената Зеэва Вольфсона ищет партнеров, чтобы открыть колель в Москве: «Если Вольфсон возьмет на себя половину финансирования, я позабочусь об оставшейся половине». Мы долго искали подходящие семьи. Из пяти семей три были русскоязычными. И в конце концов в 2005 г. переехали сюда.

– Непросто было акклиматизироваться в незнакомой стране?

– Русский я тогда знал плохо. Вначале было тяжело. Мы приглашали к себе, звали на Шаббат, но люди нас не знали, не доверяли нам и не понимали, чего мы хотим.

– А чего вы в самом деле хотели?

– В первую очередь – чтобы молодые ребята стали приходить на уроки и стали более тесно связанными с Торой. А на основе этого – построить общину, центром которой стало бы изучение Торы.

– Община «Огалей Яаков» находится в относительно дорогом районе. Не кажется ли вам, что это мешает привлекать новых активистов? Обычно компактные места расселения религиозных евреев планируются в обратном порядке: сначала приобретаются жилые дома, потом строятся синагоги, открываются иешивы и хедеры.

– Вы правы, в Америке так формируются многие общины. Но мы-то начали не с нуля. Иешива уже существовала, и мы строили общину вокруг того, что уже имелось. Возьмите Марьину Рощу, которая изначально строилась как община. Это же процесс, который длился 20 лет! Для нас, я думаю, время еще не пришло. Хотя, с другой стороны, здесь, на Покровке, пожалуй, самый густонаселенный евреями район. Кроме той же Марьиной Рощи. А так, евреи разбросаны по разным районам, и не факт, что они готовы к переезду ради общинного центра. Кстати, в этом мы тоже видим одну из наших задач: чтобы каждый еврей осознал, что селиться евреям следует там, где действует синагога и есть возможность кошерного питания.

– Какие шаги предпринимаются для достижения этой цели?

– Мы стараемся, чтобы наша община была показательной. Чтобы евреи, которые приезжают в Москву или принимают решение переехать внутри Москвы, изначально предпочитали поселиться рядом с нами. Мы стремимся поддерживать семьи, которые хотят жить поблизости с «Огалей Яаков». Эта система работает во многих еврейских общинах Америки – предложение финансовой помощи и беспроцентных кредитов для тех, кто заинтересован быть частью общины, но не может себе этого позволить по финансовым соображениям. Пока что мы не располагаем такими возможностями, но не забываем и об этой мечте. Помогаем, чем можем, но озвучиваем условия: ежедневно молиться у нас, учиться по вечерам с установленной периодичностью.

– Принято рассматривать модель строения общины как структуру социального бизнеса, к которой применимы характерные для бизнеса инструменты планирования, измерения результатов и т. п. Как это устроено у вас?

– Мы приезжали сюда для маленького проекта – колеля при иешиве. Потом иешива закрылась, а вокруг колеля стала развиваться община. Встал вопрос, как ее развивать. Финансовая поддержка в основном обеспечивается за счет американских еврейских спонсоров. Однако за последние годы заметно возросла помощь, которую оказывают прихожане синагоги. Самым радостным для меня стал момент, когда люди пришли давать средства на образовательные проекты. Есть разные уровни благотворительности. Базовый: «Так и быть, дам я вам цдаку». Есть уровень «Я каждый день молюсь и получаю здесь удовольствие, надо бы и что-то дать». За границей это в порядке вещей, но в России не является само собой разумеющимся.

– Люди привыкли к халяве?

– Во-первых, российские евреи 70 лет были оторваны от общинной жизни. Возможно, и привычка «бесплатно кормиться» сыграла свою роль, да и просто другой менталитет. Но когда люди хотят спонсировать не только оплату электричества, а и процесс изучения Торы, это шаг вперед.

– Что бы вы посоветовали тем, кто только начинает интегрироваться в общинную жизнь?

– Главным пунктом общинной жизни должно быть изучение Торы. Чтобы община была серьезной, нужно постоянно отводить время на учебу. Учиться дома – хорошо, слушать уроки – замечательно, но это не так развивает человека, как настоящая учеба. Во-вторых, община подразумевает связь с раввином, а вопросы возникают всегда. Если вопросов нет, значит, ты недостаточно думаешь. И третье – это Шаббат в общине.

– Сегодня есть немало печатных изданий в сферах Галахи и еврейской этики. Насколько людям реально нужны раввины?

– В Талмуде есть история о царе-злодее Янае, который обозлился на мудрецов Торы и начал их убивать. Когда же его спросили, а что будет с Торой, он ответил: «Тора – вот, стоит. Кто хочет, пусть открывает и учит». Талмуд говорит, что это было ошибкой: нужно было ответить ему, что это – Письменная Тора, а есть и Устная. История показывает, что один раввин спасся, потому что был родственником царя. Он остался жив, и благодаря ему остался жив иудаизм. Тора всегда стояла на двух фундаментах – письменном и устном. Всегда остается то, что не записано. Это – традиция, передающаяся из поколения в поколение.

– То есть одних книг недостаточно?

– Еврей не может существовать без общины, а община – без духовного руководителя. На постсоветском пространстве это особенно важно. Те немногие религиозные евреи, которые соблюдали заповеди в советский период, делали это без общинной структуры, без раввина, который мог бы передать традиции следующему поколению. Люди боялись, преподавали только старикам, а молодежь не учили. Звено выпало. Человек должен знать, что, если он решает соблюдать Шаббат, кашрут, изучать Тору, это прекрасно, но это только полдела. Оставшиеся 50% – это практика общинной жизни. Более того, когда молодые соблюдающие евреи женятся и уезжают жить туда, где нет еврейской общины, они не понимают, как должна функционировать еврейская семья.

– В плане соблюдения заповедей?

– Я говорю про поведение, про семейную гармонию. Самая большая проблема еврейских общин Москвы на сегодняшний день – выстраивание семейных отношений. Когда у мужа с женой нет ни примера, ни опыта, когда они не видят воочию, как строятся отношения в традиционных еврейских семьях. Те, кто вырос в религиозных семьях, наблюдали своих родителей, бабушек, дедушек. Не все было идеально, но хотя бы есть примеры.

– От разводов не застрахованы и религиозные семьи, выросшие в «еврейских заповедниках».

– Да, к сожалению, процент разводов растет даже в самых религиозных районах США и Израиля. Но эти внутриеврейские показатели намного ниже среднестатистических. Тогда как в России статистика – обратная. Одного соблюдения заповедей недостаточно. Нужно жить в общине. Ни в Израиле, ни в Америке, ни в Англии не бывает, чтобы еврейская девушка не прошла хотя бы десять уроков базовой подготовки к семейной жизни. А потом, после свадьбы, у каждой пары есть свой раввин, с которым они советуются. Это – тоже та часть Устной Торы, для которой нужны раввины. Это то, что не учат по книгам. Семья – это нечто большее. Как разговаривать с женой, с мужем, с детьми? Как быть, например, с нерелигиозной бабушкой? На эти вопросы нет универсальных ответов. И нужен хороший раввин, чтобы обучать не только Торе, но и жизни.

– Не у каждого раввина есть энциклопедические знания по всем вопросам.

– И поэтому раввин должен осознавать сферы своей компетенции. В том, что касается семейной жизни, есть ситуации, при которых раввин может дать базовую консультацию, а затем переадресовать супругов к специалистам. И вообще, раввин не должен стесняться говорить: «Не знаю». Недавно одна женщина рассказала, что вернулась к традициям предков благодаря неполученному ответу на свой вопрос. Давным-давно она задала мне чрезвычайно глубокий вопрос. Я честно признался: «Не знаю. Нужно поискать ответ». Эта женщина увидела, что и раввины не всё знают, но продолжают искать ответы. Это подтолкнуло ее к иудаизму.

 

Беседовал Кирилл САХМАНОВ («Москва-Ерушалаим»)

Публикуется с сокращениями