«Лучшие годы», которые не должны повториться

Бывшему советскому человеку слушать речи на партсъездах невыносимо, но вслушиваться в них полезно: замечаешь удивительные вещи. Например, как три года назад, на съезде ХДС в Эссене, Ангела Меркель, пытаясь оправдать открытие границ в сентябре 2015 г., завила, что тогда «Германия показала себя с наилучшей стороны». А через пару минут пообещала: «Ситуация, подобная тогдашней, больше не может и не должна повториться!» То есть нечего Германии показывать себя с лучшей стороны?

На недавнем съезде ХДС, который в конце ноября прошел в Лейпциге, эстафету своего патрона подхватила нынешняя глава партии Аннегрет Крамп-Карренбауэр. Сперва она, говоря о годах правления Меркель, заявила: «Для Германии это есть и были 14 лет, которыми мы можем гордиться». Позже последовало признание: «Мне уже надоело, что мы самые медленные в Европе». А далее – мрачный прогноз: «Может случиться так, что через десять лет мы и вовсе окажемся в хвосте».

И это – не фигура речи. По признанию председателя фракции ХДС в ландтаге Баден-Вюртемберга Вольфганга Райнхарта, партия «истощена радикальным прагматизмом последних лет» и «в содержательном плане находится в состоянии банкротства». Что, собственно, и подтвердил прошедший съезд, который, несмотря на победные реляции организаторов, больше походил на поминки.

«ЕП» уже не раз писала о том, что с приближением заката власти Меркель осознание вреда, нанесенного ею партии и стране, будет становиться все более отчетливым. Этот процесс, как говаривал Михаил Горбачев, уже пошел. В качестве примера мы хотим познакомить читателей «ЕП» с оценками, данными политике Меркель главным редактором газеты Bild Юлианом Райхельтом и обозревателем швейцарского издания Neue Zürcher Zeitung Марком Феликсом Серрао.

 

Моральные ценности, выброшенные за борт

Три десятилетия назад рухнула Берлинская стена. 14 лет назад Бундестаг впервые избрал Ангелу Меркель канц­лером. Полсрока своего существования послевоенная объединенная Германия находится под управлением канцлера Меркель. «Самой влиятельной женщине мира» (по выражению журнала Time) нравится, когда ее восхваляют как покровительницу мира, благоразумия и диалога. Снова и снова она пытается предстать мастером компромисса, высшим дипломатом сложного мира, где соревнуются друг с другом мужские эго. В действительности же ее внешнеполитический послужной список выглядит катастрофически. Единственной ее константой в этой области было представление о том, что покой дома лучше риска в дальних странах. До тех пор, пока риск не пришел в Германию!

В ее эпоху Германия была предсказуема лишь в своем нежелании марать себе руки, даже если речь шла о противодействии диктаторам или борьбе с террористами. Если у германских компаний есть возможность вести где-либо бизнес, то Меркель, несмотря на личный опыт жизни в неправовом государстве ГДР и свой головоломный карьерный рост, ставший возможным лишь благодаря непоколебимым гарантам свободы, игнорирует все злодеяния врагов свободы. В основном – в одиночку и к ужасу ближайших союзников.

В энергетической политике канц­лер Меркель сделала Германию зависимой от России, в миграционной политике – от Турции, в области дигитальной инфраструктуры она готова поставить ФРГ в зависимость от Китая, вверив важнейшую мобильную сеть будущего тоталитаристскому гиганту Huawei…

Меркель превратила Германию в поставщика добрых советов, при этом поправ моральные ценности и способствуя разжиганию кризисов. Тот факт, что даже консервативные премьер-министры, такие как Михаэль Кретчмер в Саксонии, используют в предвыборной кампании встречи с такими деспотами, как Владимир Путин, показывает, насколько фатально при Меркель партия отдалилась от своих когда-то казавшихся незыблемыми принципов. Канцлер почти полностью передоверила российское направление внешней политики функционерам СДПГ, которые – порой из романтизма, порой по наивности, порой под коррумпированным влиянием Герхарда Шрёдера – превратили «понимание Путина» в принцип политики. Первый в этом ряду – нынешний федеральный президент Франк-Вальтер Штайнмайер, которого никакие российские акции по истреблению мирного населения в Сирии не смогли поколебать в его политике умиротворения агрессора.

Результат: с точки зрения морали, Меркель вполне заслуженно должна выслушивать обвинения в том, что, несмотря на все немецкие клятвы «никогда больше», бездейственно взирала на убийства в Сирии, на то, как бомбят школы и травят людей немецким изобретением – зарином. В политическом плане она, сочетая молчаливое согласие и невмешательство, оказывает преступное содействие как иммиграционному кризису, так и терроризму «Исламского государства» (ИГ). Кризису беженцев, который политически расколол Европу. И терроризму ИГ, против которого Меркель не хотела сражаться даже тогда, когда ее со­отечественники были убиты на рождественском рынке всего в нескольких километрах от ее резиденции.

Союзники ФРГ вступили в вой­ну с ИГ. Германия же в это время делала бесполезные разведывательные снимки, но не хотела участвовать в боевых действиях. Этакое фото-сафари с истребителями. Только для того, чтобы вскоре объяснить США, почему одна из самых богатых стран мира не принимает должное и согласованное финансовое участие в НАТО – гаранте мира и свободы.

Обещание «принятие на себя больше ответственности за происходящее в мире» в годы канцлерства Меркель так и осталось пустым лозунгом. Безынициативность Меркель и ее преступное бездействие в сирийской вой­не привели к иммиграционному кризису, поставившему под угрозу ее канцлерство. Подлинный скандал этого канцлерства – не заявление «Мы справимся!», а признание «Мы не будем ничего делать».

Во многом забытой, но исторической датой это канцлерства является 21 августа 2013 г. После двух лет неприкрытой и беспрепятственной резни своего народа сирийский диктатор Асад использовал против него оружие, разработанное нацистами, – ядовитый газ зарин. Всего в четырех часах лета от Берлина, в Дамаске, он отравил газом около 1300 человек. Дети умирали от удушья, и изо рта у них шла пена. Как работавший тогда в Сирии журналист я даже заметил у народа этой страны своего рода облегчение, которого он в то же время стыдился. Но после всех пережитых ими ужасов сирийцы были уверены в том, что Запад, и прежде всего Германия, не смогут смириться с фотографиями детей, убиваемых газом. Ведь каждый канцлер ФРГ клялся, что ничего подобного больше не допустит.

Тогдашний президент США Барак Обама объявил применение химического оружия «красной линией». Но, хотя цинично проводить различие между «приемлемыми» и «неприемлемыми» методами систематического массового убийства, для сирийцев ситуация выглядела еще хуже: Запад, включая Германию, нарушил свои обещания и ничего не предпринял.

Однажды на ужине, уже после окончания своего президентства, Обама вспоминал об этих днях. Он хотел действовать, но не в одиночку. «Однако в Берлине никто не отвечал на звонки», – сказал он, и на его глаза набежала скупая мужская слеза. Меркель не хотела ничего слышать о действиях против Асада. Германское вмешательство было так быстро исключено, как если бы изобретенный немцами газ был орудием преступления лишь в прошлом, но не в настоящем.

Как журналист в Сирии, я испытал реакцию на это невообразимое нежелание помочь: тот, кто мог спастись бегством, начал готовиться к побегу. Если Запад не идет им на помощь, эти люди были готовы идти на Запад. И, как в кадрах замедленной съемки, я наблюдал радикализацию: «Почему они ничего не предпринимают?», «О каких ценностях вы всегда нам говорите?», «Разве наши дети не стоят ваших ценностей?», «Где Обама? Где Меркель?». Люди, которые во время моих поездок в Сирию давали мне кров и защиту, вдруг стали смотреть на меня враждебно. По отношению к Западу они испытывали лишь презрение. Я был свидетелем того, как зарождалась ненависть, позже послужившая питательной средой для ИГ. Я испытал на себе, что происходит, когда Запад нарушает свое обещание отстаивать свободу. До того момента рост популярности ИГ еще можно было остановить, после – уже невозможно. Чуть позже Германия столк­нулась с кризисом беженцев, в котором во многом сама повинна.

Аналогичная картина наблюдалась и во время вой­н на Балканах, когда Европа вяло наблюдала за бойней. Как ни странно, но тогда именно «зеленый» министр иностранных дел Йошка Фишер дал правильный ответ на вопрос о роли ФРГ во внешней политике: «Мы не хотим, чтобы больше никогда не было вой­ны или чтобы больше никогда не было Освенцима?» Вопреки мнению большей части своей пацифистской партии Фишер решил, что именно для Германии участие в вой­не может быть историческим обязательством.

Меркель не только всячески избегала этого вопроса и уклонялась от ответа на него. Она помешала общественным дебатам по этому вопросу и перепоручила ответ на него своему министру иностранных дел Штайнмайеру, который произносил заклинания о мире даже в тот момент, когда уничтожались целые города. Который призывал как к высшей ценности к диалогу с теми, кто уничтожал подземные больницы с помощью бункерных бомб. Который в России вещал о том, что немцы и русские могут «в рамках культурного обмена» совместно восстанавливать сирийские города, которые сровняли с землей российские бомбардировщики. В лице канцлера Меркель Штайнмайер нашел отсутствующего, часто прикрывающегося табличкой «Просьба не беспокоить» босса, который позволил ему «не оборвать нить разговора» даже с теми, кто, улыбаясь, врал ему в лицо.

Штайнмайер был любимым статистом российского фарса «мирных переговоров», который всегда служил лишь для подготовки очередного, еще более кровопролитного наступления. Он лично вел в Мюнхене переговоры по соглашению, которое разрешает России бомбить «террористов» в Сирии, при этом оставляя самой России решать, какой ребенок – террорист. Но именно Меркель сделала это возможным, потому что она не хотела, чтобы вой­ны нарушали ее, казалось бы, возвышенную власть. Но благодаря этой стратегии отстраненности она достигла противоположного: она отдала Сирию на откуп России, но сотни тысяч сирийцев пришли к ней...

Иммиграционный кризис, начавшийся в 2015 г., является результатом политики Меркель, которая ставит видимость спокойствия выше моральных ценностей. В последующие годы канцлер Меркель бесчисленное количество раз говорила, что «с причинами бегства следует бороться на местах». Это верно. Но проблемы могло и не быть, если бы канцлер Меркель сыграла свою роль в противостоянии на месте вой­не как одной из причин бегства.

Жители Сирии прибыли в Европу, потому что задали себе простой вопрос: где у нас, у наших детей больше шансов выжить? Дома или на одной из этих кошмарных лодок для беженцев? Политика Меркель сыграла решающую роль в обеспечении того, чтобы ответ на этот вопрос сотни тысяч раз прозвучал: на лодке в Средиземноморье. Во внешней политике Меркель никогда не было концепции, направленной на то, чтобы изменить ответ на этот невыносимый вопрос.

Решение Меркель (с моей точки зрения, верное) предоставить сирийским беженцам от вой­ны убежище и защиту в Германии, по сути, пригласить их сюда, ни в коем случае не было спонтанным, инстинктивным импульсом, стремлением поставить западные и христианские ценности выше политических расчетов. Это было – используя одно из любимых словечек канцлера – безальтернативная компенсация за провальную внешнюю политику Германии, заключавшуюся в том, чтобы закрывать глаза на все невзгоды этого мира. «Мы не должны называть ложь правдой», – сказала Меркель, выступая в Гарвардском университете, где другой выступавший похвалил ее за поддержку «брака для всех», хотя в Бундестаге Меркель и голосовала против. Вместо того, чтобы отстаивать свои убеждения, Меркель с благодарностью приняла похвалу. Подмена смыслов для собственной выгоды является симптоматичной для ее политики: называть врагов наших западных ценностей «партнерами», чтобы не быть вынужденной противостоять их злодеяниям. Это была внешняя политика изоляции в том мире и в то время, где и когда изоляция просто невозможна.

Признание Ангелы Меркель о том, что она якобы всегда анализирует события «от конечного результата», восхитило многих еще и потому, что успокаивало их собственную совесть, позволяло трактовать бездействие как проявлением мудрости. Хотя в истории никто и никогда не анализировал события «от конечного результата» – как минимум потому, что этот результат лежит в туманном будущем. Только утописты верят, что могут «думать с конца».

Подтверждением того факта, что и Меркель не может этого, является то обстоятельство, что ее политика привела к иммиграционному кризису, ставшему для канцлера неожиданностью. Когда массы беженцев стали угрозой для ее канцлерства и ее будущего места в книгах по истории, Меркель попыталась подтолкнуть Обаму к военной интервенции. Однако это было сделано слишком поздно и лишь из соображений сохранения власти. Когда попытка с Обамой не удалась, Меркель разработала сделку с Турцией, позволив турецкому деспоту Эрдогану оказывать практически неограниченное давление на Европу путем угроз в любой момент перестать сдерживать контрабандистов и отправить на континент миллионы беженцев. О том, насколько опасны такие сделки, можно судить по тому, что Меркель лично дала согласие на судебное преследование немецкого сатирика, который в своей нелепой поэме якобы оскорбил турецкого правителя.

Резня в Сирии финансировалась и финансируется в основном из двух источников: нефтегазовых доходов российского и иранского режимов. Благодаря своей политике канцлер Меркель не только сделала оба эти источника средств приемлемыми, но и содействовала их подпитке. Российского – благодаря упорной приверженности проекту газопровода «Северный поток – 2», являющегося не чем иным, как инструментом агрессивной российской политики власти и попыткой разделения Европы. Иранского – благодаря ядерному соглашению, переговоры по которому она позволила вести Штайнмайеру несмотря на все опасения и предупреждения Израиля. Благодаря этой сделке казну террористических мулл пополнили миллиарды долларов. Миллиарды, которые ныне муллы снова используют для подавления стремления собственного народа к свободе.

Но вместо того, чтобы поддержать народ Ирана, стремящийся к свободе – той, которую Меркель однажды получила благодаря тому, что мужественные люди, выйдя на улицы, изменили ход истории, – канцлер заключила соглашение о создании финансового механизма, позволяющего в обход санкций США снабжать деньгами преступный режим. Ангела Меркель оставит после себя разделенную, перегруженную проблемами и лишенную лидерства Европу. Иммиграционный кризис станет ее внешнеполитическим наследием.

Она проявила великодушие, когда у нее не оставалось другого выхода. Но проблема в том, что она позволила этому случиться, потому что уклонялась от необходимых действий и считала, что роль моральных принципов в политике слишком преувеличена. Ее внешней политике не хватало того, что Рональд Рейган назвал «моральной ясностью». Противников она объявила партнерами, с врагами не боролась, обещания не выполняла, моральные ценности не отстаивала.

Националистические партии, такие как «Альтернатива для Германии», которых ХДС так опасается, – порождение иммиграционного кризиса, ответственность за который несет Меркель. Тот факт, что даже высокопоставленные политики ХДС сейчас ищут предвыборную поддержку у Путина, мирового лидера среди врагов демократии, является результатом необъяснимой «робости» Меркель, которая не решается назвать врагов свободы и прав человека таковыми.

Чтобы не нарушить мечту Путина о газовом господстве, канцлер была готова пойти на конфликт с Францией. Вскоре после того, как под впечатлением от аварии на АЭС в Фукусиме Меркель спонтанно объявила об отказе Германии от атомной энергетики, посол России в ФРГ устроил ужин. «Свой первый тост я хотел бы произнести за благополучие канцлера, – заявил он. – Ее энергетическая политика очень полезна для России».

Сегодня она обхаживает Китай и защищает китайскую цифровую инфраструктуру в Германии, хотя США и предупреждают, что при таком подходе в дальнейшем существенно ограничат обмен секретной информацией с германскими спецслужбам. Но предупреждения тех, кто защищает свободный Запад, похоже, не сильно занимают канцлера.

Трагедия внешней политики всегда заключалась в том, что действия, как правило, сопряжены с риском, а бездействие обычно представляется разумным. А также в том, что людям почти всегда приходится нести ответственность перед историей за свои действия, но значительно реже – за бездействие. Говорят, что история не раскрывает своих альтернатив. Для тех, кто страшится действовать, это удобная отговорка. Канцлер Меркель сделала бездействие концепцией своей внешней политики и тем самым изменила Германию и мир. Далеко не к лучшему.

 

Юлиан РАЙХЕЛЬТ

Оригинал опубликован в газете Bild и на сайте achgut.com

 

Как Меркель парализует партию, правительство и страну

Ангела Меркель предпочитает маленькие машины. Если вы этого еще не знали, то можете узнать на сайте Spiegel Online. Там появилось интервью с канцлером ФРГ, которое вполне может иметь историческую ценность. Не потому, что Меркель сообщила достойные внимания политические новости, – речь идет, главным образом, о годовщине падения Берлинской стены и восточногерманском происхождении канцлера. Интервью имеет большое значение, потому что на закате этого канцлерства еще раз наглядно демонстрирует, что Меркель понимает под политикой и каким образом настроения в ее стране могли стать такими, какими они стали.

Взять к примеру свободу слова. Меркель полагает, что с ней все в порядке. Но в тот же момент она говорит, что при необходимости государство должно обеспечить право консервативного профессора Бернда Луке читать лекции в своем университете (возвращение создателя и бывшего председателя партии «Альтернатива для Германии» в Гамбургский университет сопровождалось протестами левых студентов и стало возможно лишь благодаря вмешательству полиции. – Ред.). В другом месте интервью речь идет о возможных переговорах между ХДС и Левой партией в Тюрингии; спор по этому вопросу идет уже некоторое время. Говоря об этом, Меркель сперва упоминает о различии в программах, нежелание партии – преемницы СЕПГ произвести переоценку истории, а также о решении ХДС отказаться от подобного сотрудничества. Но тут же замечает, что, несмотря на это, ее однопартийцам не следует отказывать «левому» премьеру, если он приглашает их для переговоров.

Оба ответа не имеют четкого посыла. Они отражают мнение, за которое, вероятно, готово проголосовать большинство, но в то же время содержат попытку риторически учесть и позицию противоположной стороны. Да, свобода слова функционирует, но государству приходится вмешиваться, потому что Луке не может говорить свободно. Да, ХДС следует вести переговоры с премьер-министром от Левой партии, но это не имеет политических последствий. Это не политические позиции, а их симуляция. В случае с Луке ограничение свободы слова было очевидным, потому что государство в лице руководства Гамбургского университета сначала не могло или не хотело защитить его, и профессор был вынужден прекратить свою лекцию, которую активисты «Антифа» постоянно прерывали возгласами «Нацистская свинья!». В случае с Левой партией разговор без последствий просто лишен смысла.

Почему некто так говорит? Так расплывчато? Возможно, после стольких лет пребывания в должности Меркель все раздражают: граждане, СМИ, партия, которую она больше не возглавляет, правительство, которое она якобы не хотела возглавлять в четвертый раз. Возможно, в то же время она, верная собственному пониманию долга, считает, что ей нужно выдержать из-за председательства ФРГ в Совете ЕС во второй половине 2020 г. и саммита ЕС – Китай в конце 2020 г. в Лейпциге, на которых она в очередной, возможно в последний, раз сможет выступить в роли государственного деятеля мирового масштаба.

Одно предложение в интервью особенно выделяется. Говоря о послевыборной ситуации в Тюрингии, Меркель формулирует: «Мой принципиальный совет ХДС: просто подождите и посмотрите, что будет». Подходящий девиз! Он хорошо согласуется с тем фактом, что Меркель почти полностью отстранилась от внутриполитических дебатов и больше не играет никакой роли в избирательных кампаниях. Он хорошо вписывается в борьбу за власть и за место кандидата в канцлеры, которая идет в ее партии. И он вполне объясняет поведение канцлера, которая сперва молча наблюдает за единоличной и несогласованной попыткой министра обороны (и самолично выбранной преемницы) изменить вектор сирийской политики, а затем с не меньшим бездействием – на то, как министр иностранных дел от СДПГ в ходе визита в Турцию сначала высмеивает предложение своей коллеги, а затем даже обвиняет ее в нанесении ущерба внешней политике страны. Но этот девиз Меркель никак не согласуется с той ролью, которую отводит канцлеру Конституция: «Канцлер определяет основные направления политики и несет ответственность за их реализацию».

Каковы эти руководящие принципы за исключением сохранения статус-кво, который уже давно утратил свою актуальность и все чаще ставится под сомнение политическими кругами? Кто в Берлине несет ответственность, когда два самых важных министра выставляют идиотами друг друга, а значит и правительство? Куда более интересными, чем ответы Меркель, которых либо вообще не будет, либо они будут расплывчатыми, были бы ответы ХДС. Будет ли последняя «народная партия» Германии «просто ждать и смотреть, что будет» до очередных выборов 2021 г. или же она будет принимать решения за канцлера, которая больше не хочет или не может их принимать? Для Ангелы Меркель, любительницы маленьких машин, последний вариант был бы неприятным. Ее стране, которая когда-то успешно производила большие автомобили, подобное решение следовало принять уже давно.

 

Марк Феликс СЕРРАО