Хазарская загадка

Почти два века бродил по Европе призрак коммунизма. Бродил, бродил и весь вышел. Но свято место пусто не бывает, и на смену старым призракам приходят новые, порой весьма живучие. Так в начале третьего тысячелетия на европейских подмостках появился призрак, куда более таинственный и неуловимый, чем его коммунистический предшественник. Из года в год он растет в сознании наших современников и принимает такие странные формы, что хочется назвать его химерой. Химерой Хазарского каганата. Был этот каганат могуч и не беден, и все было бы в нем хорошо, если бы его правители, которых угораздило называть себя каганами, не вздумали сделать своей государственной религией иудаизм. В результате чего им сильно везло в торговле и не везло в любви. То есть в любви великого русского народа и его историков.

Этнические фантазии

А существовали ли хазары вообще? Сербский писатель Милорад Павич прославился постмодернистской конструкцией – рука не поднимается назвать это сооружение романом – «Хазарский словарь», склоняющей нас считать этот каганат химерой. Хазары, по Павичу, – это сон, приснившийся цивилизации, загадка истории.

И все же в реальности этой химеры не приходится сомневаться, она куда реальнее так и не состоявшегося коммунизма. Косоглазой монгольской рожей в черной кипе выползает Хазарский каганат из приволжских степей и расползается по пустынным просторам, возводя города, совершая набеги, собирая дань и подрабатывая при этом торговлей между Востоком и Западом. Вот что написано о нем в энциклопедии «Мир вокруг нас»: «Хазары – тюркоязычный народ, появившийся в Восточной Европе после гуннского нашествия (IV в.) и кочевавший в Западно-Прикаспийской степи. С середины VII до конца X в. они образовывают государство Хазарский каганат, во главе с каганом… со столицей Итиль в дельте Волги. Смешанности племен, составлявших Хазарский каганат, соответствовало смешение религий: языческой, магометанской, христианской, еврейской. Однако в начале IX в. каган Булан объявил государственной религией иудаизм и сменил свое имя на Обадию. Тем не менее Хазарский каганат продолжал придерживаться принципа веротерпимости. В IX в. юго-восточные славянские племена платили дань хазарам. Впоследствии отношения Руси и хазар определялись торговым соперничеством. Хазарский каганат контролировал начало „серебряного пути“ вплоть до Средней Волги, тогда как оставшаяся часть его, выходившая на Балтику, находилась под властью Руси».

Прочитавший этот отрывок должен сразу сообразить, почему Пушкин назвал хазар «неразумными». Не заботясь о последствиях, они провинились трижды: мало им было взимать дань с Руси и соперничать с нею в торговле; им, болезным, еще понадобилось принять иудаизм и обозвать себя «каганатом». Естественно, что за эти грехи они, согласно той же энциклопедии, были достойно наказаны: «Каганат был окончательно разгромлен в 965 г. объединенными усилиями Руси и Византии. Последним их оплотом в русских владениях было Тьмутараканское княжество (имя-то какое отвратное, русскому слуху противное! – Н. В.). Обескровленные остатки хазар в Крыму были истреблены византийцами и русскими дружинами в 1016 г.».

Тут, казалось бы, следовало о них забыть – ну, жили, грешили, молились еврейскому богу, были за это наказаны, и туда им и дорога. Но почему-то не забываются, из памяти не стираются. Плодится и плодится литература, посвященная Хазарскому каганату, причем не всегда обличительная, а зачастую – стремящаяся к исторической объективности. Самое поразительное – стремительный рост интереса к хазарской теме, расцветающей, невзирая на все усилия вышестоящих товарищей.

А вышестоящие товарищи усилий не жалеют. Когда израильский кинорежиссер Слава Чаплин снимал в России по заказу израильского телевидения трехсерийный документальный фильм «Хазары», его, как навязчивое видение, преследовал один и тот же сюжет. Директор каждого краеведческого музея, экспонировавшего скромный набор предметов, оставшихся от хазарского владычества, обычно утверждал, что больше ничего в его запасниках не хранится. Однако автор сценария, израильский арабист Еуд Яари, хорошо изучил соответствующую литературу и знал, что множество экспонатов хранится в запаснике каждого музея, однако показ их категорически запрещен российскими властями. Прекрасно понимая человеческую природу, Яари предлагал директору музея позволить ему по окончании официальных съемок снять скрытые в запасниках хазарские ценности, но неофициально, за небольшое вознаграждение. И ему разрешали – тайно, под покровом ночи. Так неуловимая хазарская реальность прокралась на экраны израильских телевизоров. И не только на экраны, а по всем возможным каналам.

Дальше – больше. Постепенно у хазарской химеры началась новая жизнь в Интернете. Солидные историки обсуждают найденные в раскопках доказательства существования Хазарского каганата, но нашлись и несолидные, сильно раздраженные новым нашествием хазар на русскую землю. Если порыться в Google на слово «хазары», наряду с исторически достоверными сведениями там можно узнать много нового и интересного. Вот, к примеру, хочется процитировать такие перлы из сборника «Хазары и чеченцы» – одно название чего стоит!

«...Из разгромленного Хазарского каганата и его столицы Итиль хазары целыми родами перебежали на Кавказ и временно поселились на горной, незанятой территории нынешней Чечни. И принялись за свое – грабеж и работорговлю на основе местных возможностей. Это были наименее развитые из бежавших хазар, те, кто имел меньше ресурсов для передвижения дальше и занимал в самой Хазарии достаточно низкое положение. Они и в настоящее время сохранили незначительное влияние иудейской мистики и дали начало чеченцам».

Не очень грамотно, но я за грамматику авторов этого опуса не отвечаю, впрочем, как и за его содержание: «Хазары – цепкие, хваткие, деловые, насквозь проникнутые двойн­­ой моралью и стандартами. Борцы за свободу и счастье для всех, только вот абрисы свободы у них с двойн­­ым стандартом…»

А вот еще перл: «...Чекисты за произнесение обидной клички „хазарин“ людей расстреливали без суда и следствия по этническим и этнопсихологическим причинам. Многие из них сами были именно хазарами по этническому происхождению (?!)… У большевиков, эсеров и упрощенных масонов (?!) были во времена средневековья успешные предшественники. С точки зрения этнической психологии существенно – средневековые конспираторы, террористы и пропагандисты оказались связанными прямыми узами этнического (и этнопсихологического) родства с большей частью известных революционеров, таких как Троцкий (Бронштейн), Свердлов (Янкель?!) и многих других...»

На какой-то краткий миг становится даже жалко убогих авторов этих строк – такое невежество, такая каша в голове! Но жалость быстро исчезает, когда вслед за опусом «Хазары и чеченцы» появляется книга с игривым названием «ЖД», принадлежащая перу российского культурного лидера Дмитрия Быкова, которого не упрекнешь ни в невежестве, ни в неграмотности. Правда, насчет каши в голове и по поводу Быкова возникают сомнения, однако специалисты оправдывают плохо сходящиеся с концами концы его романа игровой его структурой и туманом неопределенности, застилающим будущность России. Но никакие оправдания не могут преуменьшить безобразие хазарского монстра с его ЖДовскими штучками, разросшегося в романе Быкова до непотребства. И хочется спросить игривого автора, чем так досадили ему эти незабываемые хазары, уничтоженные тысячу лет назад в далекой Тьмутаракани?

«Догоняющий змея»

Не стоит удивляться, что в России, испокон веков склонной к ворожеям и экстрасенсам, живет все растущая тяга к разгадке хазарской химеры. Но как объяснить, что и Запад, разум­ный, рационалистический Запад, тоже обратил заинтересованный взгляд на хазар? Правда, взгляд этот пока изрядно замутнен неясным знанием предмета, но лиха беда начало. Это началось лет десять назад, когда цивилизованный мир был потрясен неожиданной книгой, написанной американцем афганского происхождения с мусульманским именем Халед Хоссейни. Книга называется красиво – «Догоняющий змея». На русский язык это заглавие перевели менее точно – «Бегущий за ветром», и под этим именем она известна русскому читателю, а жаль!

Когда я в поисках интересного чтения впервые увидела роман Халеда Хоссейни на прилавке книжного магазина, я отбросила его, не вчитываясь, – меня оттолкнуло мусульманское имя автора. Но когда я через полгода прочла его по настоянию друзей, я обнаружила, что именно мусульманство автора делает этот роман исключительным явлением в современной литературе. Ведь даже поверхностное прочтение талантливого романа Хоссейни наводит на мысль, что под узором завлекательного сюжета в нем скрывается нечто большее, чем рассказ о личной трагедии ее героев на фоне трагедии их родины.

В центре происходящей в романе драмы автор поместил племя хазар, второе по численности после пуштунов племя в Афганистане. Вернее сказать, бывшее вторым по численности, пока талибы не совершили геноцид, вырезав всех хазар поголовно.

Чтобы не быть голословной в толковании авторского замысла, я постараюсь внимательно пересказать содержание романа. На первый взгляд это просто драматически описанная трагедия сегодняшнего Афганистана, история болезни, так сказать, начавшаяся с момента внедрения русского вируса в тело этой некогда далеко не идеальной, но все же жизнеспособной страны. Русский вирус, как всегда, разрушителен и практически смертелен, а выпущенный ему на перехват вирус американский, замаскированный под движение Талибан, только завершает начатое, – и страны Афганистан больше нет. Остались только горы трупов, груды развалин, голод, нищета и беспредел насилия.

Но это всего лишь документальный фон, а не сюжет книги. Сюжет же поверхностно строится на многолетней дружбе-вражде двух мальчиков, Амира и Хассана, омраченной непреодолимым комплексом вины. Хоть Амир был сыном барина, а Хассан – сыном слуги, поначалу мальчики были друзьями, несмотря на разделяющую их социальную пропасть, – оба они были вскормлены молоком одной женщины и неразлучно росли в одном дворе, окружающем барский дом вольнодумного отца Амира. Их дружбу не нарушал даже тот ужасный факт, что рослый Амир принадлежал к высокочтимому племени пуштунов, а Хассан, маленький, хрупкий, с нежным личиком китайского божка, – ко всеми презираемому племени хазар.

В русском переводе хазары названы хазарейцами, что так же неточно, как и перевод заглавия, – по-английски они просто хазары, в английском никаких хазарейцев нет и в помине… Из дальнейшего содержания моего эссе станет ясно, к чему понадобилась эта неточность. Кстати, хочу заметить, что переводчик романа на иврит вообще не понял, что это за народ – хазары, и упростил свою задачу, назвавши маленького Хассана «азером», то есть азербайджанцем.

Но вернемся к сюжету. Как-то роясь в богатой библиотеке отца, Амир наткнулся на пыльную книжку, в которой целая глава была посвящена хазарам. В этой главе рассказывалось о восстании хазар, жестоко подавленном храбрыми пуштунами. Когда Амир спросил своего школьного учителя о восстании хазар, тот презрительно скривил губы: «Только это они и умеют – жаловаться».

По утрам богатый мальчик Амир, съевши сытный завтрак, поданный его слугой Хассаном, уходил в школу, а после обеда, тоже поданного Хассаном, пересказывал тому все, чему выучился за день в школе. Хассан был очень смышленый, и Амир, заметив, как ловко тот решает непростые школьные задачки, ревниво перестал соревноваться с ним в решении задач по математике. Таким же образом прекратил он их соревнования в запуске скользящих по поверхности озера камешков – камешки Хассана подпрыгивали по восемь раз, тогда как камешки Амира всего только по пять.

Но все эти мелочи не омрачали их дружбы – Хассан обожал Амира и был готов отдать за него жизнь. И случай не преминул представиться. Как-то их перехватила на задворках маленькая банда, возглавляемая соседским подростком, голубоглазым Ассефом, сыном отца пуштуна и матери немки. Хулиган Ассеф был на пару лет старше наших героев, он отличался особой жестокостью, любил цитировать «Майн кампф» и держал в страхе весь район. «Хватит тебе водиться с этим грязным хазарином, – объявил Ассеф Амиру. – Этой дружбой ты позоришь наш славный пуштунский народ!» И он направился к Амиру, подняв над головой огромный кулак, украшенный зазубренным кастетом. Амир струсил и уже готов был отречься от Хассана, но вдруг ситуация резко изменилась. Хассан вытащил из-за пояса рогатку, заправленную крупным камнем, и направил ее в лицо Ассефа, а вся округа знала, что он стреляет из рогатки без промаха. (Это вам что-нибудь напоминает – маленький мальчик с рогаткой, противостоящий наглому великану-врагу?) «Оставь нас в покое – тихо произнес он, – а не то тебя отныне станут называть одноглазый Ассеф».

Всем стало ясно, что он не шутит, и Ассеф отступил, прошипев на прощанье: «Ты еще пожалеешь об этом, хазарин!»

И вскоре привел свою угрозу в исполнение. В день ежегодного состязания воздушных змеев, которыми был славен доталибанский Кабул, он настиг – опять на задворках – маленького Хассана, догоняющего идущего на посадку воздушного змея. Пока его верные соратники держали Хассана за плечи, Ассеф сорвал с мальчика штанишки и изнасиловал его на глазах подоспевшего в последний момент Амира. При виде этой ужасной сцены Амир не выбежал из подворотни, из которой он в страхе подглядывал за стычкой своего друга с ненавистным врагом. Он трусливо переждал, пока банда Ассефа уберется прочь, а потом выбежал навстречу всхлипывающему Хассану и пошел с ним рука об руку домой, словно ничего не случилось.

Но с этой минуты он возненавидел Хассана за собственное унижение, за неотступно преследующее его чувство вины. Пользуясь своим положением единственного любимого сына, Амир добился того, что Хассан и его отец Али, живший в доме отца Амира десятки лет, покинули этот дом и уехали в Хазаристан.

Они уехали, а чувство вины осталось. Искоренить его не смогли ни страшные события советской оккупации, ни полное опасностей бегство из Афганистана.

Амир с отцом поселились в Сан-Франциско и разделили печальную судьбу тысяч афганских беженцев – нищету, отчужденность, ностальгию. Прошло 25 лет, Афганистан перешел в руки моджахедов, бывших ничем не лучше советских войск, а затем в руки талибов, бывших еще хуже. Отец Амира умер, а Амир женился и стал американским писателем, вполне обеспеченным и благополучным.

Его благополучие было нарушено неожиданным ночным звонком. Звонил Рахим Хан, бывший компаньон его отца, оставшийся в Кабуле. Сообщив Амиру, что Хассана и его жену вместе с остальными хазарами уничтожили талибы, Рахим Хан умолял его приехать, чтобы позаботиться о чудом оставшемся в живых малолетнем сыне Хассана, Зорабе. И, гонимый неизлечимым гнетом вины, Амир покидает свою любимую жену и уютный дом, чтобы отправиться на поиски Зораба в раздираемый гражданской войн­­ой Афганистан.

После долгого опасного путешествия он попадает, наконец, в Кабул и находит сиротский приют, где должен был жить Зораб. Но Зораба там нет: директор приюта сознается, что для спасения остальных сирот от голодной смерти он продал хазарского мальчика одному из главных талибов, имя которого директор даже не решается произнести, так он страшен. Мальчик, по его словам, очень талантливый танцовщик, а кроме того он в совершенстве владеет рогаткой.

«Как я найду этого талиба?» – спрашивает Амир. «Иди завтра на стадион, и ты его узнаешь – это человек в темных очках», – это все, что Амиру удается извлечь из запуганного директора приюта.

Назавтра на стадионе Амир становится свидетелем душераздирающей сцены: на глазах десятков тысяч возбужденных зрителей рослый талиб в темных очках насмерть забивает камнями мужчину и женщину, виновных в прелюбодеянии. Глядя на оставшуюся от тел любовников кровавую кашу, Амир содрогается от ужаса и отвращения, но у него нет выхода, он вынужден просить палача в темных очках о срочном свидании – это единственный способ добраться до Зораба.

Казалось бы, все складывается хорошо – свидание Амиру назначают с поразительной скоростью, в тот же день. И только войдя в роскошный дворец палача, он с ужасом понимает причину этой поспешности: сняв темные очки, его встречает раздобревший и самодовольный старинный знакомый – кошмар его детства – Ассеф. Сейчас он расплатится с Амиром за прошлое, только сначала немного поиграет, как кошка с мышкой.

Он велит привести к нему Зораба. Грациозный мальчик с нежным личиком китайского божка послушно танцует под звуки старого граммофона. Амир говорит мальчику, что приехал его забрать от Ассефа, и мальчик верит ему, его покойный отец много рассказывал о своем далеком друге детства.

«А теперь, – говорит Ассеф Амиру, – я тебя убью. Медленно, как когда-то собирался, кастетом. Потом твой грязный труп выбросят собакам, и никто не поинтересуется, куда ты пропал».

Ассеф приближается к Амиру и начинает методично колотить его тяжелым кулаком, на три пальца которого надет зубчатый кастет. Амир пытается сопротивляться, но бесполезно – могучий великан Ассеф с легкостью отбивает его беспомощные атаки. Хрустят сломанные ребра, трескается сломанная челюсть, и вдруг раздается тихий детский голос: «Отпусти его, Ассеф-ага, а не то я выбью тебе глаз!»

Ошеломленный Амир оборачивается и видит знакомую с детства картину: маленький мальчик с нежным личиком китайского божка целится в гиганта из рогатки, заправленной бронзовым биллиардным шаром. Ассеф, презрительно смеясь, наносит Амиру еще один сокрушительный удар, и в ту же секунду валится на пол с диким воплем боли, из его выбитого глаза хлещет на ковер струя крови.

Воспользовавшись суматохой, Амир удирает вместе с Зорабом, и дальше идет другая история, не менее драматическая, но выходящая за рамки моего рассмотрения. А я возвращаюсь к маленькому хазарскому мальчику с его дважды повторяющейся рогаткой, нацеленной во вражий глаз. В конце концов мальчик этот оказывается младшим братом Амира, и весь мучительный комплекс вины, терзающий душу Амира, приобретает весьма своеобразный характер.

Покаяние мусульманина

Вдруг становится ясно, зачем переводчику понадобилось назвать хазар «хазарейцами». И почему садиста Ассефа автору понадобилось снабдить матерью-немкой, голубыми глазами и любимой книгой «Майн кампф». Сквозь изысканный узор сюжета начинает проступать хорошо задуманная и виртуозно выполненная аллегория. Особенно понятна она нам, людям Библии, полжизни прожившим в России, откуда вещий Олег сбирался «отмстить неразумным хазарам».

Правда, сегодняшние историки бросают зловещую тень недоверия на весь исторический фон «Песни о вещем Олеге», но Пушкин интриг сегодняшних историков не провидел и написал о хазарах то, что в его время было на слуху.

Зато реальные талибы ни энциклопедию, ни Пушкина, ни даже Дмитрия Быкова не читавшие, суть дела поняли правильно, вышли в поход на Хазаристан и вырезали всех хазар подчистую. И хоть это подробно рассказано в романе Хоссейни, причем рассказано на фоне немца-садиста и хазарского мальчика с рогаткой, все же об истинной символике романа никто не догадался.

Я пересмотрела массу критических статей, обсуждавших роман Халеда Хоссейни в американских и английских газетах. Многие рецензенты тоже почувствовали скрытую значительность авторского замысла, но ни один не смог ткнуть пальцем в ее истинную сущность. Какой-то фантазер даже придумал неубедительную аллегорию, будто битва воздушных змеев в небе над Кабулом символически изображает современную историю Афганистана, которым манипулируют беспардонные водители змеев. Однако этот анализ ничего не добавил к пониманию замысла автора. То ли англоязычные критики никогда не слышали о хазарах, то ли они плохо помнили библейскую легенду о Голиафе и Давиде, вполне возможно, что современным критикам все эти знания ни к чему. Но писатель – другое дело: создается впечатление, что автор романа «Догоняющий змея» хорошо знал и то и другое. И в завуалированной, но все же прозрачной форме написал потрясающий документ – покаяние мусульманина перед своим младшим еврейским братом.

Нина ВОРОНЕЛЬ