Миссис Берковиц

– Ты все-таки приехала. Это кстати. А то сидишь одна целый день, не с кем слова вымолвить.

– Он еще в больнице?

– А где ему быть, если у него нашли рак? Ну, не совсем рак, но похоже, что рак. Зачем я за него пошла? Если бы я знала, что у него будет рак... Мне делали предложение люди и поздоровее и побогаче. Так мне нужно было взять этого.

– Мама, перестань! Неужели ты не понимаешь, как это противно звучит?

– Конечно, ты приехала делать мне замечания. Все считают, что я умная и интересная женщина, одна ты так не считаешь. Почему?

– Я тоже так считаю. Только ты не умеешь придерживать язык.

– Деточка, не учи меня, я уже взрослая тетя. Ты лучше подумай о своем поведении.

– А что я сделала?

– Ты вышла за этого гоя. Перед людьми стыдно.

– Перед кем тебе стыдно? И что значит «за гоя»? Я сама гойка с этой точки зрения. Ну какая я еврейка? И какая ты еврейка? Ты бывшая коммунистка.

– Типун тебе на язык. Что ты орешь на всю квартиру? Еще услышит кто-нибудь, сраму не оберешься. Почему у тебя такой длинный язык? Скажешь тоже... Просто я была активная и любила жизнь. Знаешь, какая я была хорошенькая в юности? Глаз нельзя было оторвать. И потом – все тогда делали революцию, и когда мои братья побежали в Россию делать революцию, не могла же я быть в стороне.

– Могла, могла... Все нормальные люди побежали в Америку, а твоя семейка почему-то побежала в Россию.

– Но Польша тогда была Россией, милочка. И это было так волнующе – делать революцию.

– Ну вот вы и наделали...

– Кто ж мог тогда знать... Я тебе рассказывала, как я познакомилась с твоим папой?

– Э-э-э...

– Ничего с тобой не случится, если ты послушаешь еще раз. Вечно ты не даешь слова сказать. Я сижу тут одна, он в больнице, некому будет глоток воды дать перед смертью!

– Мама, не заводись. Расскажи, как ты познакомилась с папой.

– На Арбате была фотография. А я была – бутон, я не преувеличиваю – бутон. И фотографу так понравилась моя фотография, что он выставил ее в витрине. И твой папа проходил по улице и увидел меня в витрине. В меня нельзя было тогда не влюбиться! Я и сейчас хоть куда. Перестань так глупо улыбаться! Ты не знаешь, что мне сказал мистер Штейн недавно на вечере в Джуиш Комьюнити Сентре? Он сказал: «Миссис Берковиц, вы роскошная женщина». Вот что он сказал.

– И ты сказала, сколько тебе лет?

– Я похожа на сумасшедшую? Или ты и впрямь хочешь меня опозорить перед всеми? Ну что за гадкий у тебя язык! Всю жизнь ты была такой! Потому что ты неблагодарная!

– Мама, перестань.

– Это ты перестань. И не делай мне замечания. Все считают, что я умная, интересная женщина. Так ты хочешь отравить старой маме последние дни ее жизни. Это хорошо? У тебя никогда не было тонкости. А я провела свою жизнь с настоящими людьми. Они читали книги.

– Какие книги они читали?

– Неважно. Они были начитанные и интеллигентные люди. С ними было приятно разговаривать. И все утешали меня и хорошо ко мне относились. Когда твой папа заболел, как я страдала! Как я страдала!

– Это он страдал.

– Нет, это я страдала! Потому что он был нечуткий человек. Он всю жизнь думал только о себе. И он пил. Да, да, он пил как лошадь. Каждый день. Кто это мог перенести! Он, видите ли, ревновал! Как он мог ревновать, если ничего не мог дать женщине! А у меня были запросы! Я хотела жить красивой интересной жизнью. А он не прочел ни одной книги! Да, да, он не прочел ни одной книги в своей жизни! Он знал только одно – деньги!

– Ну а как бы мы жили, если бы он не зарабатывал деньги и не рисковал, как он рисковал?

– Деньги – не главное! Жизнь дается один раз, и прожить ее надо... Ты забыла? Тебя же тоже этому учили в школе. Как быстро вы все забываете! Хорошее вы забываете, потому что у вас на уме одно плохое.

<…>

– Мама, перестань!

– И ты перестань! Что за манера вставлять слова в самый неподходящий момент! Ты всегда была такая. Вот так ты себя вела, когда я нашла в Канаде Якова. Ты даже не захотела с ним встретиться. А он, быть может, там уже миллионер. Из-за тебя я потеряла самого близкого и дорогого мне человека!

– Мама, не смеши меня! Ты его никогда не видела. Твой двоюродный братец убежал в Канаду шестьдесят лет назад! «Самого близкого и дорогого...» Не будь лицемеркой.

– Вот! Вот ты вся в этом! Я потеряла мужа, я потеряла братьев, я потеряла всех. Так ты мне отказываешь в такой малости – встретиться с единственным живым родственником. Сейчас я, быть может, потеряю и этого мужа. Он был такой замечательный! Мы с ним имели общие интересы, мы читали одни книги. Так у него, возможно, рак, на черта мне это нужно?

– Нечего было твоим братьям лезть в эту революцию. Сталин и убил их за это.

– Потому что они были настоящие ленинцы! А Сталин был идиот, он не мог отличить, кто друг, кто враг.

– Всё он мог отличить. И ваши ленинцы были такие же сталинцы, как он сам.

– С тобой невозможно разговаривать! Особенно о политике. У тебя совершенно промытые мозги. Как у твоего дорогого папочки. Он тоже каждый день болтал глупости. Я удивляюсь, как его не взяли в те годы! Он совершенно не мог сдерживаться. И если кто-нибудь думал не по его, то он просто зубами скрежетал. Вот так: у-у-у! У тебя очень миленькая кофточка. Ты не могла мне купить такую же?

– Я тебе привезла.

– Правильно. Первое, что ты должна сделать, – это одеть хорошо свою маму.

– Если с ним что-нибудь случится, ты должна переехать в Нью-Йорк. Там все мы. Там внучек Олежка.

– Он не внук, милочка, он правнук. Ты, конечно, всерьез думаешь, что я приехала в Америку сидеть с твоим внуком? Ты хочешь, чтобы все узнали, сколько мне лет? Ты хочешь меня заживо похоронить, правда? А я еще женщина, мне же нужен мужчина. Извини, что я тебе это говорю, но ты уже сама взрослая и всё должна понимать. Ты думаешь, я зря сделала эту дорогую подтяжку лица? А посмотри на мои зубы. Никто не верит, что это протезы. Всё-таки здесь умеют делать такие вещи, хотя это обошлось мне в кругленькую сумму.

– Мама, это мне обошлось в кругленькую сумму...

– Какая разница? Разве мы не одна семья? И разве неприятно видеть свою мамочку такой молодой и подтянутой? Иногда так хочется чего-нибудь вкусненького, но я буквально убиваю себя: нельзя. Ни одного лишнего фунта. И разве мне можно дать мои годы? И смотри не проговорись! Когда мы пойдем в Джуиш Комьюнити Сентер, я скажу, что ты моя племянница, которую я когда-то усыновила. Нет, не усыновила, а удочерила.

– Обматерила.

– Очень остроумно. Ты совершенно не думаешь о будущем своей мамы.

– Ой, мама, тут в супе волос!

– Ой, извини, на кухне так темно.

– Но я же купила тебе очки, почему ты их не носишь?

– Пусть старики носят очки! Надел очки – пиши пропало!

– Кто тебе это сказал? Я всегда ношу очки.

– А что ты – молодая? Посмотри на себя! Ты за собой совершенно не следишь. В твоем возрасте женщины выглядят намного моложе. И всё из-за очков.

– А вот и наоборот! Очки скрывают морщинки у глаз. Они как раз молодят.

– Да? Я об этом не подумала. Подожди, я примерю. Так хорошо?

– Гораздо лучше.

– Нет, они всё-таки напоминают о возрасте.

– Ты же можешь попасть под машину.

– Мне не надо ходить по улицам. Он все сам приносит. Я делаю вид, что не понимаю цен в магазине. Он все приносит сам. Он, конечно, золото. Жалко, что у него рак.

– Это еще неизвестно.

– Все известно. Он же старый, ему уже семьдесят три.

– Мама, ты на четыре года старше!

– Да? И я так выгляжу? Ну, еще раз посмотри! Выкусила?

– Ой, мама, что тебе сказать...

– Ты лучше послушай, как я поездила по Европе. Я тебе не рассказывала? Он таки раскололся на эту поездку. А на черта мне муж, который не дает мне путешествовать? Для этого я уехала из России, чтобы сидеть в этом вонючем Бостоне? Что тебе сказать? Европа – это таки Европа. Я поехала с Нюркой, чтобы было с кем поговорить. Муж ее рвал и метал. Но она железная. Ты обещал мне красивую жизнь в Америке? Где она? Сидеть в твоей лавочке день и ночь – это жизнь? Для этого я все бросила? Хочу в Европу. И она его таки допекла. А я своего. И это была чудесная поездка. Всё было так романтично. Лувр. Собор Парижской матери...

– Богоматери...

– Ты лучше слушай. И не забывай, что это я дала тебе образование, что ты такая умная. Собор Парижской богоматери, Лувр. Чудо, чудо. Так эта Нюрка увлеклась шофером, который нас возил. Ну не проститутка? Форменная проститутка! И они спали каждую свободную минуту! Прямо у нас в отеле. И не с кем было слово сказать. Нюрка вообще неграмотная женщина. Она увидела Эйфелевскую башню и спросила: «Зачем здесь поставили эту выш­ку?» Ну подумай: Эйфелевская башня для нее – вышка! Потому что она совсем не читала книг! У них в Кременчуге никто не читал книг. Так что эта поездка была выброшенные деньги. Я устала как лошадь. Ну подумай сама, у меня до этого было несколько предложений, зачем я взяла этого, если у него рак? Тут у одного умерла жена. И она ему сказала, что если она умрет, то пусть поскорей женится, чтобы не оставаться одному. Через месяц он мне об этом рассказал. И я сказала, что подумаю. Но тут подвернулся этот. А у того было гораздо больше денег. Он каждый год ездит в Израиль. Ты думаешь, что Израиль проиграет эту войну? Ты знаешь, он хотел купить кондоминиум во Флориде. Так теперь он лежит в больнице. Не дай бог, что случится, я же одна туда не поеду. Я должна жить там, где интеллигентные люди, где читают. Я напишу завещание, что, когда я умру, этот кондоминиум останется тебе. А ты пока будешь за него платить. Идет? И ты поможешь маме, и мама поможет тебе.

– Мама, при твоем образе жизни ты еще получишь мой кондоминиум.

– Грубиянка! Ты хочешь, чтобы я умерла. А я живу! Живу! А ты так, прозябаешь. И жди после этого благодарности от родной дочери!..

 

Илья СУСЛОВ (1986)