Польский Дрейфус

100 лет назад во Львове совершили неудачное покушение на польского президента Станислава Войцеховского. В нападении абсолютно несправедливо обвинили Станислава Штайгера. Его чуть было не казнили на волне антисемитской истерии, которую раздули во время крайне тенденциозного расследования покушения.

Обстоятельства дела и общую атмосферу тогдашней Польши подробно изучил Гжегож Гауден, постаравшийся на основе оставшихся архивов максимально точно реконструировать события столетней давности. Сделать это было непросто, поскольку судебные архивы не сохранились. Гаудену пришлось углубиться вo львовские газеты того времени, среди которых были Chwila и Wiek Nowy. Там публиковали подробные стенограммы судебных заседаний и отчеты о них. Свои изыскания автор изложил в книге «Polska sprawa Dreyfusa. Kto próbował zabić prezydenta» («Дело польского Дрейфуса. Кто пытался убить президента»), которую недавно выпустило издательство Agora (Польша).

Гауден родился в Познани в 1953 г. Он получил юридическое и экономическое образование. В 1970-х принимал активное участие в студенческом культурном движении и студенческой прессе. В 2004–2006 гг. был главным редактором газеты Rzeczpospolita. В 2008–2016 гг. занимал пост директора Института Книги в Кракове. Причем оставил эту должность не по своей воле, а став неугодным правящей в то время партии «Право и справедливость». Входит в состав комитета друзей Музея истории польских евреев Polin в Варшаве.

 

«Это тот самый!»

5 сентября 1924 г. около 14.45 на углу львовских улиц Коперника и Легионов, при выезде на площадь Мариацкого, кто-то бросил бомбу в карету президента Станислава Войцеховского. Заряд не взорвался, бомба лишь пустила дым. Началась паника, и люди стали разбегаться.

Сразу же среди толпы послышались обвинения в том, что в этой акции виноваты евреи. Балерина Мария Пастернакувна указала полицейским на высокого, элегантно одетого молодого мужчину с явно семитскими чертами лица. Это был Стансислав Штайгер. Сначала свидетельница заявила, что считает его виновным, потому что видела, как он бежал от места, где упала бомба. Позднее балерина изменила показания и сказала, что даже видела, как Штайгер бросил саму бомбу.

Гауден рассказывает в интервью Войчеху Шоту: «Комендант львовской полиции Бронислав Лукомский, отвечавший за безопасность посещающего город президента, понял, что потерпел фиаско. Коменданту нужно было как можно быстрее найти виновного. И таковым сделали студента Станислава Штайгера, еврея и сиониста. Лукомский немедленно начал выдвигать обвинения. Штайгер показал в суде, что, когда его после задержания посадили в полицейскую машину, Лукомский сразу же крикнул: „Вот он! Естественно! Совершенно понятно, что это тот самый!“ Когда Штайгер попробовал возражать, Лукомский прореагировал антисемитским и оскорбительным выкриком».

В полиции тогда работал комиссар Леон Кайдан, который сразу стал заниматься делом Штайгера. Жестокость Кайдана была известна всей Польше. Попадавшие к нему в руки говорили, что их даже пытали током. Тюрьма превращалась в место медленной казни. Лукомский и Кайдан, а также прокурор Гриневецкий и следователь Рутка сделали всё, чтобы создать впечатление, что нападение совершил Штайгер и что за ним стоят евреи. Еще свежи были воспоминания о ноябре 1918 г., когда украинские войска покинули Львов после трех недель ожесточенных боев с армией Польши, а польское население города при поддержке польских военных устроило массовые погромы, в результате которых, по разным оценкам, погибло около сотни евреев. Дело Штайгера выставляли как попытку отмщения за события почти шестилетней давности. К тому же польские власти стремились доказать, что наряду с коммунистами евреи и сионисты, в частности, представляют угрозу для польского государства.

 

Спасение от немедленной казни

Всё осложнилось для суда, когда ответственность за покушение взяла на себя подпольная Украинская военная организация (УВО). Подпольщики были готовы к убийству президента, смерти своего бойца на месте покушения или его аресту и последующему смертному приговору, но арест Штайгера стал не­ожиданностью для УВО. Он вызвал серьезные дискуссии среди членов организации. В почтовом ящике сионистской газеты Chwila оказалось письмо от командования УВО, датированное 8 сентября: «Уважаемый редактор! Покушение на президента, которое произошло около 15.00 5 сентября во Львове, на улице Коперника, было организовано, как и ряд других операций, Украинской военной организацией и ее членами – украинцами.

После того, как член УВО бросил бомбу, он понял ее неэффективность. Оставаясь некоторое время на месте, он попытался выполнить свою миссию, выстрелив из револьвера. Однако, не сумев этого сделать, он нечаянно спас себе жизнь. Пока он стоял в стороне, другой человек, совершенно не причастный к этому делу, побежал. В этот самый момент и был арестован совершенно невиновный Штайгер. Мы сожалеем, что действия УВО непреднамеренно нанесли большой вред невиновному еврею и привели к новым атакам на Сионистскую партию и еврейскую общину». Польша устроила во Львове Восточную ярмарку, которая должна была доказать польскость Львова и на открытие которой приезжал Вой­цеховский. УВО решила выразить громогласный протест против этого визита, считая поляков оккупантами. Газета опубликовала письмо и немедленно передала его суду.

Это спасло Штайгера от незамедлительной смертной казни. В то время существовала практика упрощенного судопроизводства – в течение 72 часов суд мог принять только три решения: признать человека виновным и приговорить его к смертной казни, оправдать его или передать дело в суд для рассмотрения в обычном порядке. Через два часа после вынесения приговора к смертной казни он приводился в исполнение. Обвинительный приговор требовал единогласия. Один из судей, Владислав Майер, засомневался, и, таким образом, только год спустя Штайгер предстал перед судом присяжных из 12 человек, проведя в тюрьме всё время до окончательного заседания.

 

Антисемитизм элит

Власти постарались раздуть недоверие к подлинности письма УВО. Собранные обвинением показания были полны противоречий, и любой, даже не искушенный в юриспруденции, мог заметить, что они не могут быть использованы в качестве доказательств. Но львовская политическая полиция, следственные судьи и прокуроры объединились против Штайгера, и им вторил мощный антисемитский хор, которым дирижировала редакция львовского бульварного издания Gazeta Codzienna. Она писала: «Этой подлой провокацией, с очень выраженным оттенком еврейского злодейства, евреи еще раз обнажили всю гнусность своей расовой природы. Берегитесь, евреи!»

Гауден пишет: «Протоколы допросов полны антисемитских эпитетов, стереотипов и обвинений, написанных польскими следователями. Это язык презрения и ненависти. Их „выводы“ цитировались и раздувались польской прессой».

Дело Штайгера включает в себя четыре судебных процесса. Первый длился три дня, второй – месяц, третий – два дня, а последний – более двух месяцев.

Гауден поясняет: «Все процессы – это гигантский материал, потому что он включает в себя и расследования. Я показываю только часть этого дела. Книга полна имен, цитат из документов, стенограмм и прессы. Однако мне хотелось показать суть дела, закулисный заговор антисемитов в польской судебной системе. Всё дело можно было свести к одному предложению: еврея обвинили в бросании бомбы, но через полтора года он был оправдан. Только когда читаешь, как действовали следователи, как они манипулировали следствием, как действовали прокурор и суд, когда узнаешь, что происходило на судебных заседаниях и на каком языке ненависти написаны протоколы и публикации в прессе, тогда видишь, в каком мире жил Штайгер. Среди поляков не оказалось подобного Эмилю Золя. Следует вспомнить, что именно знаменитый писатель обвинил французское государство в возбуждении дела по антисемитским мотивам против невинoвного Альфреда Дрейфуса».

Судебный процесс завершился 17 декабря 1925 г., когда восемь из двенадцати присяжных признали Станислава Штайгера невиновным. Толпы евреев приветствовали его как героя. Но наряду с этим издания Słowo Polskie и Gazeta Codzienna спровоцировали во Львове демонстрации тех, кто был против оправдательного приговора. Демонстранты на антисемитском митинге у памятника Мицкевичу даже спели гимн итальянских фашистов, а потом двинулись к дому адвоката Михала Грека, который выступал в защиту Штайгера. Они разбили окна квартиры юриста, потом ворвались в многоквартирный дом, где он жил. Адвокату пришлось бежать, поскольку ему угрожали линчеванием.

Гауден объясняет суть оговора Штайгера: «Речь идет об одном и том же механизме – вовлечении государственного аппарата в антисемитскую кампанию и вполне сознательном подталкивании государственных чиновников к совершению судебного преступления. Это не уличный, бытовой антисемитизм. Это антисемитизм элит, культивируемый в кабинетах высоких чиновников польского государства. Следственный судья, главный прокурор и другие прокуроры, судьи, выносящие решения по делу Штайгера, судебный секретарь, начальник полиции во Львове и руководитель отделения политической полиции в этом городе действовали из ненависти к евреям. Антисемитизм укоренился в львовском аппарате польского государства и вызывал мрачное, навязчивое стремление доказать, что убийство президента было совершено евреем. Правда не имела значения».

Обретя свободу, Станислав Штайгер женился, у него родилось двое детей. Он переехал из Львова и руководил юридической фирмой в Бендзине, который до Второй мировой войны был типичным еврейским местечком. В 1939 г. Штайгер вернулся в родной Львов. «Неизвестно, какова была его дальнейшая судьба, – пишет Гауден, – но он, скорее всего, оказался с семьей в гетто, а позднее, как и большинство евреев Львова, в газовой камере концлагеря Белжец».

 

Сергей ГАВРИЛОВ