Любимчик Семёнчик

Семёнчик был маминым любимцем. Собственно, он легко победил в этом соревновании, потому что был у нее единственным. Так часто поступали женщины, когда детей не очень любишь, больше любишь себя, а рожать надо. Пора. Не родишь сейчас – не родишь вообще.

Мама довлела над ним. Еврейские мамы и так, что греха таить, часто перебарщивают с этим. Но это был феномен. Посмотреть, как маленький Семён выходит во двор зимой гулять, собиралась вся округа. Шапка на шапку, два шарфа, огромные варежки и, главное, шуба, на два размера больше, – делали его абсолютно непригодным для игр. Да что там для игр… Он в целом не был готов к движению. То есть, выходя из подъезда, шел немного прямо, но вскоре уже, скособочившись, ковылял до ближайшей песочницы и там садился. Так он гулял. Мама, естественно, наблюдала за процессом гуляния из окна. Вокруг носились мальчишки и девчонки, катались на задницах и санках с ледяных горок, лепили снежную бабу, играли в хоккей.

Он, лишь отдуваясь и тяжело дыша, смотрел за этим и даже уже не завидовал. Ему не рассказали, что он в принципе мог бы тоже быть среди них. Но там синяки и шишки, там падения и можно простудиться. Поэтому лучше так – решила за него мама.

Так он рос. Причем рос как по годам, так и по весу. Уже в пубертатном периоде у него был животик, как у профессора Академии наук. Бороды еще не было. Но он ее вырастил потом. Мама не одобрила, но он ее уговорил.

Девочки во дворе и в школе относились к нему никак. Вот никак. Ни плохо, ни хорошо. Просто не замечали. А как обратить их внимание на себя – его снова не научили.

И вот он вырос. Ростом. Но не всегда даже похожий внешне на мужчину человек является им. За решениями, особенно кардинальными, он по-прежнему обращался к маме. Вернее, он ей каждый вечер рассказывал новости, а она выносила вердикт. Так он незаметно, без блеска закончил школу, ибо был от природы туповат и не сметлив. Поступил в тот институт, который выбрала мама, и продолжал жить. Он даже не понимал, что жизнь эта не совсем его. Вернее, совсем не его.

Иногда на работе его посылали в командировки. Всё чаще и чаще он ловил себя на мысли, что, узнавая об этом, радуется. Ему было за это стыдно, но он ничего не мог с собой поделать. К тому же гормоны рвались из него. Но привести домой женщину он не мог. А денег на то, чтобы… Ну как бы это объяснить – на продажную любовь… Нет, всю зарплату он отдавал маме. Она сама знала, что ему нужно. И покупала это.

Собирая ему чемодан, она даже не говорила, что там лежит. Мама сама знает, что ему может понадобиться.

Он посмотрел на часы и встал.

– Мне надо на вокзал, через час поезд.

– Ничего не забудь, по приезду позвони, возьми чемодан и кулек с едой, не вздумай ничего покупать на улице. Мама всё положила. Там курочка, яйца вареные и бутерброды с паштетом. И съешь всё сам.

Еще в детстве мама научила его есть в сторонке. Самому. Увидев, что он дал откусить кусок пирога мальчику со двора, отругала его.

– Хорошо, мама, не забуду позвонить.

– И захвати мусор, выбрось по дороге.

– Хорошо, мама, конечно.

Поезд медленно тронулся, постукивая колесами, и начал набирать ход. Соседки по купе принялись располагаться. Их было трое, и все – женщины. Одна из них, миловидная девушка, сказала, обращаясь к нему, единственному мужчине в купе:

– Вы, если не трудно, можете на минутку выйти покурить, а я переоденусь?

Он вышел. Очень Семёну понравилась эта девушка. Она была прямо как в кино. И совсем рядом.

Вскоре ему разрешили зайти. Девушка переоделась в халатик и не оставляла попыток закинуть свой чемодан наверх. Халатик при этом подлетал вверх, невольно обнажая стройные загорелые ноги.

– Вы не поможете? – отчаявшись, повернулась она к единственному мужчине в купе, Семёну.

Он, обливаясь потом и раскрасневшись от увиденного, тщетно пытался совладать с чемоданом.

– Вот мужики пошли, а?

Одна из соседок по купе ловко запихнула чемодан на полку.

Семён неловко засопел и сел на свое место.

Бегущая за окном дорога уходила в темноту. Соседки зашуршали свертками и пакетами, выкладывая припасы на небольшой столик. Появилась и бутылка коньяка.

Семён вытащил свой пакет и взгромоздил на стол. Затем развязал его.

– Фу…Фу, – зажали нос соседки по купе. – Уберите немедленно, вы что, с ума, что ли, сошли?

На столе лежал пакет с мусором. С тем самым мусором, который велела выкинуть мама. А он перепутал! Он перепутал!!! Он перепутал и выкинул мешок с провизией. А вместо него на столе лежал гнилой мусор с объедками.

Он не провалился под землю. Он просто весь оставшийся путь просидел в туалете и в тамбуре. Глядя в замерзшее черное окно, он смотрел в темноту. Больше всего на свете ему хотелось умереть.

Дождавшись, пока соседки, забрав багаж, вышли на перрон, он вытащил свой чемодан и поплелся к выходу.

Он не звонил маме до вечера. Не хотел. Даже не думая, почему.

Потом всё же из гостиничного номера набрал ее.

– Почему ты звонишь только сейчас? У тебя что-то случилось? Ты решил меня убить?

Он хотел положить трубку. Но не смог. И тихо-тихо, как учила мама, ответил:

– Всё в порядке, мама. Как ты себя чувствуешь? Как давление? Возьми таблетки и ложись пораньше.

Потом, закончив разговор, он подошел к зеркалу, увидел в нем отражение стареющего бородатого деда с пузиком и лег спать. На правом боку. Один. Как его учила мама.

 

Лев КЛОЦ