Приключения ангорского свитера

Роскошь подразумевает деликатное обращение, но иногда тянет на горяченькое. После первой ручной стирки мужской свитер цвета морской волны превратился… в женский свитерок цвета фуксии.

– Это что еще такое?! – огорчился владелец свитера. – Мама дорогая, увеличь его обратно!

– Это перст судьбы! – сказала мама.

– И что он… указывает?

– Он указывает, что тебе пора жениться!

Иногда мамы говорят дело. Чего добру пропадать? Жену подобрали под размер свитерка. Стройной миниатюрной жене свитерок понравился. Нежно обнимал, ласково согревал, проблем не cоздавал…

Пока не вступил в предельно тесную… телесную связь со стиральной машинкой.

– Это что еще такое?! – расстроилась владелица свитерка цвета фуксии, ставшего свитерочком цвета детской неожиданности. – Мама дорогая… Увеличьте его обратно!

Мамы не только готовы вдохновить детей на подвиги, но и возглавляют процесс. Тянули. Мяли-растягивали во все стороны над паром. Полоскали в холодной воде. Окунали в кипяток. Замораживали в морозилке. Напяливали на стул. Гладили утюгом через влажную тряпку. Сушили в сушилке с теннисными мячиками… Хоть тресни, все без толку!

– Хорошие добротные вещи нельзя выбрасывать! – рассудила мама. – Это перст судьбы! Он означает, что пора делать детей. Моих внуков.

•

Эх. Разве это про свитер? Это про жизнь.

Сначала свитерочек носил внук Аркаша, за ним – племяшка Наташа, потом – собачка Неваляша…

«Так я теперь собачий комбинезончик? – потеряв прежний лоск, бывший ангорский свитер ощущал себя частицей семейной истории. – Какой я молодец! Не пропадать же добру! Ради родных и близких чем только не пожертвуешь… Если понадобится, я готов даже стать платьицем для куклы!»

Чем вещь старее и обшарпаннее, тем она милее, но не всем мило чужое обшарпанное.

– Ар-ркадий, я не понимаю этих сантиментов! Захламлять жилье ерундой – неконцептуально! Вокруг столько нового, современного, навороченного! – в желании стать женой очередная Аркашина подруга наводила порядок. Применив хозяйскую хватку, выбросила все, что «отжило свое»: щербатую чашку (память про тетю Дашу), дырявую варежку (память про тетю Машу), треснутую салатницу (память про дядю Петю), чугунную утятницу (память про тетю Этю), помятую сковородку (память про соседку Иру), вконец устаревшую детскую энциклопедию (память про пионервожатую Миру) и пачку неотправленных открыток от мальчика Аркаши девочке Маняше.

– А с этим что делать, Ар-ркадий? – дошла очередь до мягкого, теплого, когда-то пушистого и роскошного. – Эта старая изношенная тряпка непонятной формы… Она концептуально оскорбляет мои эстетические чувства! В последний путь ее! На мусорку, где всему этому хламу и место! А твоя драгоценная родня переживет: поплачет, подуется и перестанет.

«У этой концептуальной фурии – черная душа! – ужаснулся бывший ангорский свитер. – Выбросит или нет? Если выбросит, ей это дорого обойдется: дороже, чем она себе представляет!»

Выбросила? Конечно. Брезгливо поджав губы, сложила «неконцептуальное» в большую картонную коробку и поволокла куда пообещала. А сама? Ушла в никуда, ибо концептуально устала от неконцептуального Аркаши, наотрез отказавшегося сдать старорежимную бабушку в Дом престарелых.

Но не беда. Все, что делается, – к лучшему. Ни одна генеральная уборка не длится вечно. Порой одряхлевшее-допотопное-старомодное возрождается самым неожиданным образом… И последний путь может оказаться далеко не последним… А очень даже наоборот.

•

– Это же дом! Самый настоящий кошкин дом с натуральным ковровым покрытием в виде прелестного ангорского пуховичка! – главная аристократка мусорки – кошка Глаша – заняла коробку под жилплощадь и щедрой лапой одарила подданных сокровищами «из сундука».

Щербатая чашка и дырявая варежка достались вороне Вероне, ожидавшей гостей из самого Нью-Воробейска. Треснутую салатницу превратили в плескательный бассейн и сделали украшением ежовой норки. Чугунную утятницу, помятую сковородку и детскую энциклопедию с превеликой радостью унес дворник Шура Вестерн-Бойник.

А на счастливом свитерочке в своем новом домике Глаша родила пятерых котят.

По странному совпадению неконцептуальная Аркашина бабушка, видевшая и слышавшая гораздо лучше, чем казалось окружающим, выразила одно пожелание. Какое? А вот такое.

– Аркаша! – сказала она. – Твоя… ну… эта… перед уходом делала землетрясение в одном отдельно взятом унитазе и, похоже, под раздачу выбросила наш старый добрый ангорский свитер. Он так хорошо грел мои озябшие колени… Раз нет свитера, мне срочно нужна живая грелка: кот или кошка. Твоя… ну… эта… на прощание изобразила добрую фею и предложила сфинкса, но ты же меня знаешь, Аркаша. Это лысое страшилище не переступит порог моей кровати! Я концептуально с этим не согласна!

Пристально вглядываясь в фонарный столб посредством бинокля, бабушка чего-то там углядела.

– Аркаша! – неконцептуальные бабушки такие шустрые и зоркие, что хоть стой, хоть падай. – Я вчера проделывала утреннее шкандыбание с препятствиями, налетела вон на тот столб и увидела на нем объявление, написанное кошкой Глашей. Это перст судьбы! Сходи-ка к столбу за телефончиком… И без котенка не возвращайся, слышишь?

Хм-м. Перст судьбы? В виде кошки Глаши, которая собственнолапно пишет объявления и расклеивает их на столбах? Ой. Это же сказка!

Ну да. Она самая. Вы что-то имеете против сказок? Не имеете? Тогда читайте и не перебивайте. Придавая сюжету нужную концептуальность, важно добиться результата – и мы его добьемся. Что там у нас дальше? Ага. Котенок.

– Мне срочно нужен котенок! – упорствовала бабушка, точь-в-точь как мачеха, пославшая падчерицу в зимний лес за подснежниками («Ступай, да без цветов не возвращайся!»).

Ради бабушек внуки готовы на многое. Вот он, столб. И объявление: «Отдам пятерых котят в хорошие руки. Кошка Глаша».

Чего стоит взять и позвонить? Интересно, кто ответит…

– Алло! Кошка Глаша?

– Аркаша… Это ты? – у кошки Глаши был хорошо знакомый, вполне человеческий голос. – Здравствуй, Аркаша! Ты узнал меня?

Аркаша лишился дара речи. Он узнал бы этот голос из тысячи голосов.

– Алло! Почему ты молчишь? Это я, Маняша из кукольного кружка… Изрядно повзрослевшая… До сих пор незамужняя, потому что всех сравнивала с тобой и отшивала непохожих на тебя. А пару недель назад произошло чудо. Я нашла сундук, полный сокровищ. Там была кошка с котятами… и приветы из прошлого. Твой роскошный ангорский свитер я сразу узнала, даже в таком неузнаваемом виде. А открытки… Алло! Алло! Аркаша, ты живой? Почему ты молчишь? За эти две недели я три тысячи раз прочитала все твои поздравления с давно прошедшими праздниками. Особенно меня впечатлило послание с Днем Парижской коммуны и подпись «Навеки твой – Аркаша». Алло! Алло! Почему ты молчишь?

Аркаша – таки да – лишился дара речи, но не настолько, чтобы совсем онеметь.

– Я все сказал в письмах… Я их писал. Разве этого мало?

– Много. Очень много. Но ты же их не отправлял? И если бы не кошка Глаша…

– Так эта кошка существует?

– Еще как существует. Очень даже существует. О Боже! Это что еще такое?! Тот, кто сел, уже не встанет! Мама дорогая, увеличь его обратно!

– Кто сел и кого увеличить, Маняша?! Что ты имеешь в виду?

– Мамин любимый плед цвета фламинго! Связанный из настоящего индийского мохера! Кошачье семейство бросило его в стиральную машину и так неконцептуально постирало, что он превратился в небольшой носовой платок… Плотный, как валенок… И он уже воображает себя эффектной, сошедшей с ума ромашкой… Что ты на это скажешь?!

Что может сказать человек, не женатый и подсознательно сравнивающий всех своих подруг с Маняшей?

– Это перст судьбы! – сказал Аркаша.

– И что он указывает? – приветствуя здоровую критику, спросил неконцептуальный мохеровый плед у неконцептуального ангорского свитера.

– Он указывает, что этим двоим давно пора пожениться! – ответил ангорский свитер, вновь ощущая себя частицей семейной истории.

– Хорошие добротные вещи нельзя выбрасывать! – подтвердила бабушка. – Чтобы понять очевидное, надо совершить невероятное. И таки пора делать детей. Моих правнуков!

 

Зинаида ВИЛЬКОРИЦКАЯ