На зло коронавирусу и буре

Когда минувшей весной стало ясно, что Leopolis Jazz Fest в этом году может состояться, команда организаторов фестиваля воистину совершила подвиг, всего за два месяца «реанимировав» в основном прошлогодние планы. Все музыканты сказали, что они вакцинируются и готовы приехать, несмотря ни на какие трудности.

Можно ли в условиях относительного эпидемиологического затишья устраивать крупные культурные акции, естественно с соблюдением необходимых мер предосторожности? Добро на проведение такого эксперимента дали мэр Львова Андрей Садовой и министр здравоохранения Украины Виктор Ляшко. Для того чтобы приобщиться к событиям на главной сцене, нужно было обязательно сдать или платный ПЦР-тест (для места в партере), или бесплатный тест на антиген (для места в фан-зоне). Зато в концертном пространстве маски уже не скрывали проявление ярких эмоций поклонниками джаза. Фестиваль стал первым масштабным концертным событием в Украине с начала пандемии коронавируса. В Европе жe джазовые фестивали из обоймы крупнейших все еще не решились возобновить свою деятельность. Помимо Leopolis Jazz Fest, на это пока отважился только легендарный джазовый фестиваль в Монтрё (Швейцария).

Во второй фестивальный день во Львове была аномальная буря, укоротившая век немалому количеству деревьев и превратившая улицы города в быстрые реки. Но шатры и аппаратура фестиваля выдержали серьезную проверку на прочность. Среди выступавших были пианисты Харольд Лопес-Нусса (Куба/Франция) и Ян Лундгрен (Швеция), турецкий гитарист Дженк Эрдоган, Fusion Trio и органный квартет Миши Менделенко из Украины, саксофонист Камаси Уошингтон и трубач Крис Ботти из США. Фестиваль завершился выступлением американского оркестра Jazz at Lincoln Center, которым руководит трубач Уинтон Марсалис. Он также дал блистательный мастер-класс во Львовской национальной музыкальной академии им. Николая Лысенко. Марсалис вместе с тромбонистом своего оркестра Крисом Креншоу за два часа наладил студенческому биг-бэнду стильное и упругое звучание.

При подготовке своей программы организаторы фестиваля давно сотрудничают с дипкорпусами нескольких стран, в том числе и с посольством Израиля в Украине. В этом году на главной фестивальной площадке выступали два израильских музыканта с мировой славой. Концерты на сцене им. Эдди Рознера мощно открыл квартет трубача Итамара Борохова (интервью с ним читайте в следующем номере «ЕП»). Контрабасисту Авишаю Коэну, который со своим трио представил во Львове программу своего диска «Arvoles», публика хором пела «Happy Birthday To You», поздравляя с 50-летием. Правда, музыкант отметил юбилей в прошлом году, но без задуманного размаха. Он хотел дать 50 концертов в 50 странах мира, обязательно включив в эту гастрольную трассу Львов, где прежде с удовольствием выступал на Leopolis Jazz Fest. С годичной задержкой львовская идея реализовалась.

Арт-директор Leopolis Jazz Fest Алексей Коган – мой друг и экс-коллега по радио «Промiнь» (второй канал Украинского радио). Я «раскрутил» Алексея на инсайдерские байки из 10-летней летописи фестиваля.

 

– За всю историю Leopolis Jazz Fest у него были неизбежные пересечения с тем, что происходило вокруг него. Встречались и трагические моменты. Например, в 2014-м, когда фестиваль был в разгаре, под Луганском сбили транспортный самолет украинской армии. И в этот момент проявилось джазовое братство, многие проявили способность сопереживать.

– На следующий день после известия о гибели пилотов и десантников был назначен траур. Мы отменили все оставшиеся концерты, все отнеслись с пониманием к этому. Причем многие артисты попросили перечислить свои гонорары семьям погибших. Накануне дня траура на площади Рынок выступал пианист Вадим Неселовский, который изменил программу и сыграл совершенно потрясающе. На большой сцене вечером были саксофонист Чарльз Ллойд и Лаки Питерсон – блюзмен из Чикаго. С Ллойдом все вышло просто. Он поднялся на сцену и сказал: «Братья и сестры, погибли ваши люди, мы изменили программу и будем играть реквием». А вот затем случилась абсолютно страшная штука. Меня попросили поговорить с Питерсоном, чтобы он тоже изменил программу. Его группа накануне выступала в Африке, и его гитарист оказался во львовской инфекционной больнице – было подозрение на малярию. Ярослав, мой сын, и мой партнер Леша Харламов сидели всю ночь у палаты, где откачивали этого музыканта. И вот я говорю Питерсону: «Лаки, у нас трагедия». Он отвечает: «Я знаю – погибли ваши солдаты». – «Лаки, надо изменить программу». – «Нет, я не буду этого делать. Выйдет мой гитарист, споет очень грустный блюз, выразит наши сочувствия. А программу я менять не буду». – «Почему?» – «Я из Нового Орлеана».

– Ясно, все дело в традиции «джазовых» новоорлеанских похорон. Несут на кладбище – грустная музыка. Возвращаются с кладбища – играют нечто оптимистичное в честь тех, кто продолжает жить.

– Да, Лаки и говорит: «Их уже всех встретил Архангел Гавриил с трубой. Им уже всем гораздо лучше, чем нам». Действительно, вышел тот гитарист, которого ночью откачали, спел блюз. А потом началась обычная программа Лаки Питерсона. И на третьей пьесе все люди встали. Я смотрю на Садового, который сидит сгруппировавшись, напряженный, а люди танцуют, но это не было танцем на костях. Это был какой-то праздник человеческого духа. Мы тогда отменили не только концерты, но и джем-сейшен. Я объяснил музыкантам: «Ребята, концерт заканчивается в полдвенадцатого ночи; пока вы доберетесь до центра, начнется новый день, начнется траур». Я не злопамятный человек, а просто злой и память у мня хорошая. Мы-то отменили все свои джазовые акции. В стране в полночь уже начался траур, но были открыты все ночные клубы, где звучала российская попса – «Два кусочека колбаски», «Дискотека „Авария“». И никто не протестовал! Это был самый страшный фестиваль в моей жизни. Мы отменили концерт Трилока Гурту (легендарный индийский перкуссионист. – С. Г.), который успел лишь накануне дать мастер-класс. Я пообещал ему, что он выступит у нас позже. Трилок через год сыграл у нас. А когда Чарльз Ллойд приехал к нам во второй раз, была такая история. Он разбудил нас около семи утра, попросил, чтобы ему открыли костел Святых Петра и Павла. И он пошел утром перед отъездом молиться за украинских солдат. Ллойд стоял в костеле и повторял: «Верни их домой целыми, верни их домой целыми».

– А какие наиболее счастливые моменты запомнились?

– Я счастлив, что мы успели привезти Уэйна Шортера – посмотри, в каком состоянии сейчас (саксофонисту уже 87 лет. – С. Г.). И на том же фестивале выступал Херби Хэнкок. У него и Шортера один агент, мы с ним сразу договорились о выступлении обоих. Квартет Шортера играл на следующий день после Хэнкока. И вот Херби на сцене. Вдруг вразвалочку с саксофоном выходит Шортер. Хэнкок говорит: «Быть может, мы сейчас создадим нечто. Нечто вроде этого». И начинает играть, а в зале у людей отвисают челюсти. На том фестивале был Лэрри Эплбаум (знаменитый американский джазовый критик, историк джаза. – С. Г.), который сказал мне: «Чувак, у вас уникальный концерт. Они не были вместе на сцене лет двадцать!» А четыре года назад на cцену к Хэнкоку вышел Чик Кориа, который играл со своим Elektric Band на следующий день. И это все фестиваль. Хотя было время, когда его называли геронтологическим. И это было обидно. Но, извини меня, последний свой большой концерт Чарли Хейден сыграл во Львове. И когда мой сын привез его на площадку, я не понял, как он будет играть. Он не мог ходить, говорить, стоять. Но вот он выходит на сцену, и впечатление такое, что включается тумблер – больной человек превращается в артиста. И слышен тот знаменитый саунд, чувствуется знаменитая мощь человека, который, казалось бы, еле-еле держал в руках контрабас. А уже после выступления ему двое помогали спускаться вниз со ступенек.

– С кем из музыкантов установились наиболее близкие отношения?

– Была крепкая дружба с ныне покойным гитаристом Чаком Лоэбом. Чак был просто очень близким мне человеком, я до сих пор не верю в то, что его нет. Я много лет дружу с саксофонистом Эриком Мариенталом и контрабасистом Джоном Патитуччи. Однажды я «спрятался» с женой в ресторане возле гостиницы Leopolis, чтобы хотя бы полчаса поесть спокойно. Там на террасе высажены такие кусты, что я никого не вижу и, как я думал, меня никто не видит. Но вдруг раздвигаются кусты, за которыми стоят улыбающиеся Мариентал и Патитуччи: «Ах вот вы где!» Они подсаживаются к нам, и начинается разговор. Патитуччи не понимает, что происходит в Крыму. Мариентал ему объясняет: «Представь, ты сидишь у себя дома в Калифорнии. Прихожу я и говорю: „Так, чувак, привет! Я твой брат и буду у тебя жить. Только я буду жить в трех комнатах, а ты в одной“». У меня, к счастью, есть такая возможность наблюдать многие уникальные моменты. Если бы ты видел, как танцевала под «Watermelon Man» жена Уэйна Шортера! Это было вроде: «Танцуй, будто бы тебя никто не видит, пой, будто тебя никто не слышит». Я многих музыкантов спрашивал: «Что для вас значит музыка?» И почти все – Уэйн Шортер, Херби Хэнкок, Рон Картер, Чарли Хейден – отвечали примерно одинаково: «Это возможность рассказать историю». Я, казалось бы, переслушавший и повидавший все на свете, стою в кулисах просто в шоке после концерта Шортера. Он смотрит на меня: «Сынок, я рассказал тебе свою историю?» Я говорю: «Уэйн, ты рассказал мне мою историю. Я до сих пор не могу понять, почему ты знаешь мою историю лучше, чем я».

 

Беседовал Сергей ГАВРИЛОВ