Точки бифуркации, или Роман с математиком

Этот сюжет завязался опрометчиво. Опрометчивость заключалась в том, что, во-первых, он – математик. Математик для скромного писаки – это как грузинский джигит для ивановской ткачихи: сердце екает. Математики – особая каста. У них ведь как: вопрос – ответ, полный и четкий. Вольному перу разгуляться негде.

Вторая проблема заключалась в том, что он был энциклопедистом, немного как бы даже вынужденным. Будучи редактором четырех журналов (сетевых и бумажных), поневоле становишься энциклопедистом. Голова хочешь не хочешь полнится самой разносторонней информацией. А тут еще природа наделила недюжинной памятью, которую с детства отмечали учителя. Пробовали ли вы удивить энциклопедиста? То-то и оно!

Ну и третье. Как математик он подозрительно относился к разного рода гиперболам или художественной приблизительности. «Тут маленькая натяжка, незначительный обман читателя. Допустимо ли это в документальной прозе? – спрашивал он. – Как вы думаете, вправе автор немножко подтасовывать факты, чтобы изложение было „более художественным“?» Ответ подразумевался отрицательный. И поскольку я как раз очень любила «художественные» отступления, я поняла, что наш виртуальный роман вряд ли получит развитие.

Нет, все это были попытки с негодными средствами! Становилось ясным, что не вольным пером, но постижением сути, не наскоком, но исподволь, войду я в мир моего избранника. Так действуют опытные писатели, политтехнологи и гейши. Это был правильный путь! Для этого я отправилась в далекий 1959 год.

•

Даже если сердце математика поначалу и выглядит, как сделанное изо льда и стали, воспоминания детства растапливают лед! Я ударилась в воспоминания.

Он был потенциальным вундеркиндом. Это такой вундеркинд, который может и не раскрыться и, скорее всего, не раскроется, если не поймет что-то важное. Он учился в обычной московской школе № 413 в Берниковом переулке. Впрочем, уровень ее немного поднялся, когда рядом построили высотный дом на Котельнической набережной и в класс пришли дети академиков и номенклатуры. В 413-й он учился легко, не напрягаясь. Но когда попал в 711-ю, то понял, что это другой мир: по каждому предмету там был свой лидер, причем вместо школьной программы они изучали вузовскую. И легкие успехи, к которым он привык, растворялись на глазах. Тогда он сделал первый важный вывод: лидерство требует сверхнапряжения.

Он стал изучать вузовские учебники, записался в математический кружок в МГУ, стал слушать лекции для поступающих… К концу полугодия стал отличником по всем предметам, кроме физкультуры.

Потом наступили хрущевские времена с его школьно-вузовской реформой. Родители поддержали сына в довольно смелом решении: завод и вечерняя школа. Школу рабочей молодежи он окончил с золотой медалью, но главное – научился работать самостоятельно. Оказывается, образование, при всей важности хороших учителей и престижного заведения, это очень личное дело. Ведь как мы тогда привыкли? Что придут и дадут что положено: завтрак в детском саду, знания, прививки, уверенность в завтрашнем дне. Государство выступало этаким опекуном при неразумном дитяти. Когда же человек понимал, что его жизнь зависит от его усилий, он становился немножко «не тем». «Не наш человек», «возомнил о себе» – говорили о таких. Кино и книги рассказывали о «маленьком» человеке, который живет без амбиций и в этой простоте неожиданно постигает все мудрости жизни. В отличие от его школьного друга, «возомнившего» себя ученым, или литератором, или артистом. Конечно, говорило то же кино: да, он стал ученым, но на пути своего становления потерял свою неприхотливую исконность.

Вот эту личную ответственность он понял еще в подростковом возрасте, и это стало одним и переломных моментов его жизни. Таких критических перепутий, своеобразных точек бифуркации, в жизни было несколько.

•

Бифуркации могут быть предвестниками катаклизма. А могут и вывести в незнаемые воды. И тут все зависит от личных качеств: выплывет – не выплывет. И если выплывет – то куда? Под воздействием личных качеств, о которых я расскажу ниже, судьба, в непреодолимость которой верили древние греки, способна изменить направление во времени и пространстве.

Вторая точка бифуркации связана с поступлением не куда-нибудь, а на физический факультет МГУ. О том, что евреев режут на экзаменах, он слышал, но почему-то не думал, что это случится с ним. Может, это и помогло справиться с неожиданной атакой со стороны экзаменаторов.

Предложенная экзаменатором задачка оказалась сложной и необычной. «Как я теперь понимаю, – вспоминал он в своем блоге, – это был вариант „задачи Бюфона“, когда на разлинованную плоскость бросают иголки и нужно подсчитать максимальное число пересечений иглы с линиями на плоскости. По сути, это была непростая комбинаторная задача с повторениями, хотя даже простая комбинаторика была из программы школ изъята и в программу экзаменов тем более не входила. Я комбинаторику знал, но формул с повторениями не помнил и решил искать решение „под другим фонарем“. Я взял сначала две иголки и посчитал число пересечений – их оказалось три. Потом рассмотрел три иголки – и нужное число оказалось равным пяти. Потом четыре иголки, и число стало равным девяти. Тут уж я увидел закономерность: если n иголок, то число получается 2^(n-1)+1. Ну, а если есть формула, то доказать ее можно без всякой комбинаторики методом математической индукции… Когда экзаменатор Владимир Борисович Гласко увидел мое решение, он обалдел не меньше застигнутого врасплох абитуриента. Все, что он смог спросить: в каком вузе вы учились? Это я-то, в неполных 17 лет! Короче, придравшись к какой-то мелочи, он все же поставил тройку. Он не знал, что даже тройки мне достаточно для поступления (вот когда пригодился трудовой стаж!). Я поступил».

Да, сколько стружки начальство потом сняло с Гласко, можно только догадываться. Но я в роли очеркиста видела свою роль в том, чтобы быть антагонистом и задавать провокационные вопросы.

– Вы ведь действительно уже как бы «учились» в вузе: ходили на курсы МГУ, слушали лекции университетских преподавателей для старшеклассников. Тем более, вы жили в самом центре Москвы. Это помогало?

– Конечно, помогало. Но тем труднее было сделать важный (для подростка тем более) вывод: настоящее образование – это самообразование, это личная увлеченность и ответственность.

•

Предыдущий отрывок из воспоминаний моего героя меня как-то особенно взволновал. Ведь в ущерб же себе! Своей стране, своей науке, обществу в целом! Неужели уповали только на то, что все удастся «стянуть» на Западе, а собственные светлые головы под черными шевелюрами не нужны? Впрочем, мы оба поняли, что вопрос риторической.

– Но вот теперь… Что происходит теперь? Гидра антисемитизма опять на подъеме? Причем и на демократическом Западе?

– Еще как! – ответил мой герой, которого я, наконец, назову по имени: Евгений Беркович, известный редактор и организатор портала «Заметки по еврейской истории», публицист, писатель, издатель, исследователь жизни и творчества Томаса Манна и Альберта Эйнштейна. – Но не зря говорят, все развивается по спирали. Нынешний виток какой-то особенный. При четко декларируемом антисемитизме (иногда под ликом антисионизма, иногда без него) он четко определил круг «врагов». Подход не только национальный, но расовый, гендерный и культурный! У нас в журналах и в Гостевой книге многие авторы пишут о делах в Америке. Там на университетских кампусах отводят специальные «места безопасности» для белых студентов. Гости из Израиля не допускаются к выступлениям. Точки зрения, не соответствующие убогому перечню «разрешенных», признаются преступлением и в мгновение ока разрушают карьеры и жизни.

Я вспомнил дела 1937 г. в Германии. 15 июля 1937 г. в еженедельнике «Черный корпус» была опубликована огромная статья против молодого физика-теоретика под убийственным названием «Белые евреи в науке». В статье объяснялось значение этого термина: «Победу расистского антисемитизма можно оценить только как частичную победу. Ибо не сам по себе расовый еврей нам опасен, сколько дух, который он распространяет. И если носителем этого духа является не еврей, а немец, то с ним нужно бороться вдвое решительнее, чем с расовым евреем, который не может скрыть происхождения своего духа. Народная мудрость придумала даже специальное обозначение „белый еврей“ для подобных бациллоносителей». То есть антисемитизм, помимо конкретной и узнаваемой юдофобии, это еще и ненавистник любого прогресса, и интеллектуализма. Интересы страны, общества? О чем вы? Тенденции к разрушению этого самого общества и лежат в основе антисемитизма в широком его понимании, как бы его сторонники и апологеты ни трактовали его.

•

После успешного (с красным дипломом) окончания университета последовал неожиданный отказ в приеме в заочную аспирантуру.

– Напомню, что дело происходило в 1967 г., сразу после Шестидневной войны. Отношение к Израилю, сионистам и ко всем евреям в официальной пропаганде становилось все агрессивнее и нетерпимее. «Оттепель» закончилась! Как теперь стало известно, на самом высоком политическом уровне тогда было принято решение об «очистке» от евреев фундаментальной науки, оборонных отраслей и высшего образования.

– Так завершение «оттепели», которая так и не перешла в весну, каким-то образом связанo с Шести­дневной войной?

– Конечно! Советская военная машина получила пощечину, и, как это происходило в истории не раз, стала отыгрываться на евреях. В моем случае это реализовалось в отказе под каким-то смехотворным предлогом в приеме в заочную аспирантуру. Но мой более информированный научный руководитель посоветовал мне благодарить небеса за то, что удалось добиться приема на работу в ВЦ МГУ, а об аспирантуре лучше забыть.

Свою десятилетнюю (с 1965 по 1975 г.) работу в науке он вспоминает как самый счастливый творческий период. Ему удалось получить весомые результаты. Тем не менее после защиты диссертации Евгений услышал недвусмысленное: никаких перспектив в НИВЦ МГУ у него нет, и лучше искать другую работу. На банальное увольнение по сокращению штатов руководство не решилось, но сделало все, чтобы его пребывание там стало невозможным.

•

Институты научно-технической информации были, по существу, не научными, а проектными институтами. Ширма «научно-исследовательский» нужна была для получения более высоких окладов и более почетного статуса их руководителей. Кстати, именно отрасль научно-технической информации и АСУ оказалась чуть ли не единственной, куда могли устроиться евреи, вытесняемые из «запрещенных» отраслей. Так что там оказывались порой очень квалифицированные кадры.

– Если верно, что человечество вступает в «информационное общество», то нельзя не признать, что мы занимались достаточно актуальными вещами, насколько, конечно, ими можно было заниматься в условиях «развитого социализма». Все-таки внедрение разработок – это самое слабое место системы. Не умеет она этого делать, боится, не заинтересована. Это очень давняя проблема. Это только в Америке из гаражей, где собирались 2–3 увлеченных фаната, вышли миллиардные компании с налаженным выпуском продукции. Они как бы с самого начала знали, что делают продукт для реализации. У нас разработчик от этого далек не только физически, но и ментально. Деятель науки заинтересован в статье в научном журнале. Это мерило его труда, а не внедрение и не получение прибыли. Впрочем, тут мы не должны путать прикладную науку с фундаментальной.

•

Точка бифуркации под названием «эмиграция» знакома многим. Для кого она была сладким пряником? Нет таких. Мы всё оставили и отправились в неизвестность. Говорить о причинах бессмысленно…

– Конечно, не последнюю роль играло беспокойство за судьбу нашего младшего сына, которому за два дня дo отъезда исполнилось 13. Было еще желание опять испытать себя в новых условиях, прожить, так сказать, еще одну жизнь.

Может, это было неосознанное желание ощутить себя молодым. Ведь через два месяца после приезда в Германию ему исполнилось 50. Казалось бы, в Германии человеку, которому исполнилось 50, можно расслабиться, пожить в свое удовольствие. Многие ровесники моего героя быстро перешли в статус «социальщика» и забыли о том, что такое работа. Но не таков мой герой.

На первый взгляд поиск работы по специальности в новой стране занял у Берковича необыкновенно мало времени. Полгода изучения языка, потом десять месяцев повышения квалификации, освежение знаний по специальности, затем поиск места для обязательной двухмесячной практики и десятки писем работодателям – и вот она, удача: его пригласили на беседу с директором одного ганноверского предприятия, где после часового разговора предложили вместо практики поступить на постоянную работу. Так началась его трудовая деятельность в одной из крупнейших на севере Германии фирме по производству программных систем, или, как он ее называет, Институте финансовой математики. Добиться этого было нелегко. Рассказывает Беркович:

– Мне хотелось найти работу по своей последней специальности – разработчика программных и информационных систем. При этом я понимал, что ни иностранный университетский диплом, ни ученая степень, полученная в другом государстве, не помогут при поиске работы в Германии. И я решил получить еще один, на этот раз немецкий документ о профессиональном образовании. Только тогда можно было хоть на что-то надеяться.

Но легко сказать – получить еще одно образование! Когда он первый раз завел об этом речь в ведомстве по труду, чиновник просто высмеял его: «О какой учебе вы говорите? Вам за 50, какой работодатель даст вам работу? Обучать вас бесполезно, мы не можем впустую тратить государственные деньги».

Все же Евгений был настойчив. Нет, его не отправили сразу учиться. Сначала он должен был выдержать специальный экзамен, чтобы доказать, что в состоянии воспринимать новые знания. Экзамен состоял из серии психологических тестов. Сдав его, нужно было найти институт, готовый взять на обучение. Институты так же устраивали тестирование претендентов и неохотно принимали в число студентов немолодых людей. Ему пришлось еще несколько раз проходить экзамены на профпригодность.

Особенно запомнился экзамен в Гамбурге, который устраивала фирма Siemens. Испытания продолжались восемь часов, на решение задачи давалась минута, один тест сменял другой, как картинки в калейдоскопе. Тот экзамен он выдержал, и ему было предложено переезжать в Гамбург с семьей, но на домашнем совете было решено отказаться от выгодного предложения: очень уж не хотелось расставаться с Ганновером, где сын только-только поступил в гимназию, пережив нелегкий период адаптации, обзавелся первыми друзьями...

Поиски подходящего вуза пришлось продолжить. И они, в конце концов, дали результат. Нашелся институт повышения квалификации программистов и специалистов по банкам данных в Ганновере. Снова пройдя вступительный экзамен, он попал в число студентов.

Тридцать лет в программировании – немыслимо большой срок. За это время успели смениться не только несколько поколений вычислительных машин, появились персональные компьютеры, изменились языки программирования... Важнее, что несколько раз менялся сам подход к программированию и мышление программистов. Изменить стиль мышления труднее всего, поэтому новую компьютерную парадигму осваивает, как правило, новое поколение.

Вот это оказалось самой трудной задачей: преуспеть не в своем поколении. Одной этой фразой очерчена главная проблема возрастной эмиграции. К тому же не в родной языковой среде, не будучи сведущим в нюансах культурной жизни, менталитета, тонкостях общения.

•

Итак, достигнута немыслимая для большинства «пожилых» эмигрантов цель – найдена любимая работа по основной специальности, признана кандидатская степень. Теперь мой герой стал «господином доктором Берковичем». И оклад на работе позволял жить не так, как живут «социальщики»: появилась собственная уютная современная квартира с небольшим садом, подземный гараж, дача и прочие атрибуты «красивой жизни». Казалось, теперь-то можно успокоиться – работай и наслаждайся жизнью. Но…

Проснулась одна давняя страсть. Он всю жизнь увлекался философией, литературой, историей, особенно еврейской, которая, как он понял, пронизывала всю мировую историю через события, открытия, религию, судьбы людей. Он понял, что больше всего хочет заниматься именно этим. И Беркович стал писать исторические очерки и эссе на разные темы еврейской истории. Причем писал параллельно с работой в Институте финансовой математики. Это было трудно представить его коллегам: напряженный рабочий день, требующий полной отдачи всех сил, а вечером – изучение исторических материалов и источников и создание текстов, которые шли нарасхват во многих русскоязычных изданиях. К 2000 г. очерков и эссе стало так много, что появилась первая книжка, название которой перешло потом к созданному порталу: «Заметки по еврейской истории». Книга была напечатана сначала в Ганновере, а потом издана в Москве.

В 2003 г. вышла книга «Банальность добра», подводящая определенный итог работам по тематике Холокоста. Она всколыхнула читателей, о ней много говорили. Ведь это боль, с которой мы живем. В дальнейшем основной темой его исследований стали история науки и литературы. Известность получили книги Евгения Берковича «Томас Манн и физики ХХ века» (2017), «Альберт Эйнштейн в фокусе истории ХХ века» (2018). Готов к выходу в свет большой труд «Альберт Эйнштейн и „революция вундеркиндов“». В основу ее легли статьи в 17 номерах журнала «Наука и жизнь», опубликованные в период с сентября 2018 по апрель 2020 г. За эту серию, кстати, Евгению присудили вторую Беляевскую премию – «за лучшую серию научно-популярных статей». Первую он получил за журнал «Семь искусств», о чем речь еще впереди.

Казалось бы, у Берковичa на большее уже не может быть сил: работа программиста-исследователя весь рабочий день, а вечером и в выходные – подготовка статей и книг по истории науки, литературы, общества… Но вы еще не знаете моего героя. Он решил издавать журналы, в которых бы могли публиковаться другие авторы. Кто-то вкладывает заработанные средства в еще один дом, он же решил вложить их в новый проект, который казался поначалу очень сложным.

Задача, поставленная Евгением перед самим собой, была задачей со многими неизвестными. Помимо увлеченности историей она требовала серьезной логистики и настойчивости. Но организационных способностей и настойчивости ему было не занимать.

Первый номер сетевого журнала «Заметки по еврейской истории» вышел на исходе 2001 г. И сразу стало видно, как важен и нужен был этот проект для наших соотечественников. Материалы потекли рекой. Собственно, для того чтобы их разграничить по тематике и качеству, Беркович возобновил альманах «Еврейская старина», который сто лет назад издавал знаменитый историк Шимон Дубнов. А через несколько лет буквально с нуля всё тот же Беркович создал журнал «Семь искусств» – ежемесячный «толстый» журнал, где публикуются материалы на темы науки, культуры, словесности, словом «всё, что интересно интеллигентному человеку», как написано в его девизе.

Портал, который неофициально в читательских кругах стал так и называться «портал Берковича», живет уже 20 лет и постоянно набирает обороты. Но вскорe и этих изданий руководителю портала показалось мало. Беркович продолжает:

– Вдруг мы поняли, что академическая периодичность (одно издание в месяц или квартал) отстает от сумасшедшей скорости нашего времени. Интернет нас всех приучил к закаливающей оперативности. Как пели когда-то куплетисты-юмористы: «утром в газете – вечером в куплете». И вы знаете, удалось! Мы с нашими замечательными коллегами придумали такой симбиоз – журнал-газету под названием «Мастерская». Там материалы публикуются каждый день, причем это интереснейшие тексты, вызывающие горячие обсуждения и отклики. На нашем портале вообще все отклики на любую статью в любом издании автоматически показываются в нашей общей Гостевой книге, которая в какой-то мере служит объединяющим началом, капитанским мостиком, соединяет все издания в единый портал. Кроме того, мы придумали разные информационные связи между изданиями, поддерживаем диалоговый режим общения с читателями, даем им возможность вести свои блоги... И наконец, last but not least, – наша издательская деятельность. В «Киоске» у нас – бумажные версии наших журналов, а также десятки книг разных авторов, выпущенных издательствами «Семь искусств» и «Еврейская старина».

•

Мой герой известен на всех континентах. Везде, где есть наши эмигранты, найдутся читатели его портала: Канада, США, Болгария, Уругвай, Израиль, Австралия, Германия, Новая Зеландия, большинство европейских стран, Россия, Украина… От лица всех – с юбилеем, дорогой Евгений Беркович! Нужный нам всем, важный для всех, безмерно уважаемый человек! Редко о ком можно с искренностью сказать такие слова, и они не будут преувеличением.

 

Юлия ГРАБАРЬ