Клюшка моей мечты

Счастливых моментов в жизни у меня было не так уж мало, но самые счастливые моменты – они всегда какие-то короткие, не правда ли?! А иногда катастрофически короткие… Зимой мы с пацанами во дворе играли в хоккей. Такие зимы стояли в Киеве – можно было играть в хоккей. Проблема была иная – добыть клюшку. Потому что купить ее было практически нереально.

– Папа, мне нужна клюшка! Сделай мне на заводе клюшку! – умолял папу я, и было мне тогда лет двенадцать.

– Попроси кого-то, пускай уже сделают ему клюшку! – поддавливала со своей стороны мама.

Я знал, если настойчиво, регулярно и, главное, очень долго канючить – можно надеяться на результат. Все-таки папа – начальник цеха! И наступил день, вернее вечер, когда папа принес мне с работы клюшку. Она была чудесная – вырезанная из цельного куска многослойной фанеры, гладкая, ровная, белая! Мне так хотелось ее попробовать, но выходить на улицу с клюшкой в конце апреля, согласитесь, странно, а ждать новую зиму – долго.

В тот день произошло еще одно счастливое событие. Мама пришла домой раньше папы, принесла из магазина новую импортную люстру и при помощи соседа водрузила ее в гостиной. Это было богатство – три матовых плафона грациозно свисали с потолка, источая мягкий розовый свет.

Обмывать покупку пришли дядя Леня с тетей Соней. Взрослые выпивали за каждый плафон отдельно, за всю люстру в сборе, счастливая мама рассказывала, как заскочила в ЦУМ, а там для плана как раз «выбросили» в продажу гэдээровские люстры. Я делал уроки в своей комнате и любовался клюшкой. Наконец услышал долго ожидаемое:

– Саша, выйди, попрощайся, гости уходят!

Я вышел с новой клюшкой.

– Ух ты! – воскликнул дядя Леня. – Откуда у тебя такое счастье?

– Папа сделал! – гордо похвастался я.

Тетя Соня недоуменно посмотрела на папу, который был мало похож на человека, любившего выпиливать лобзиком.

– Попросил ребят в цеху, сделали! – объяснил папа.

Гости вышли в коридор, а я будто очутился в центре хоккейной площадки из шестнадцати «квадратов» в нашей трехкомнатной хрущевке. Я опустил клюшку, вообразил, что дверь на балкон – хоккейные ворота, и лихо размахнулся для убойного броска. Если бы этот момент запечатлеть в замедленной съемке, зритель увидел бы, как крюк клюшки в апогее своей траектории соприкасается со стеклянным мерцающим шаром и… Раздался резкий звон. Вечерний звон разбитого плафона. Всего лишь один плафон из трех нечаянно растрощил я, но комната сразу стала похожа на пасть великана со щербатой верхней челюстью. Ветреные немецкие стеклодувы явно не рассчитывали, что при высоте потолка два с половиной метра кому-то придет в голову играть в хоккей.

На стон раненой люстры из коридора обратно в комнату тут же влетели родители и гости. Немая сцена длилась недолго. Подробностей не помню, помню только, что мама в нелицеприятной манере высказалась об умственных способностях моих, затем – папиных и горько оплакала свою судьбу в целом. В заключение от полноты чувств она попыталась сломать клюшку об меня, потом об папу, но, к счастью, оте­чественная фанера оказалась крепче иноземного стекла.

Мой папа прожил почти 88 лет. Когда я звонил ему по утрам, он всегда сообщал мне какую-нибудь счастливую весть, типа: «Сашка, сегодня на улице еще теплее на один градус» или «Kартошка на рынке уже дешевле на одну гривну!». Он умел радоваться мелочам. Это счастливое умение. Потому что крупные радости случаются редко, зато, если сбить в кучу много мелких, эффект тот же.

«Счастье – это когда тебя понимают», – классическое определение из старого фильма «Доживем до понедельника». Я хочу дать свое определение. Десять лет почти каждый день я приходил к Майе Михайловне, одинокой женщине, которая недавно, в 93 года, ушла из жизни. И десять лет она встречала меня на пороге неизменной фразой:

– Саша, я всегда вам рада!

Счастье – это когда ты кому-то нужен…

 

Александр ВОЛОДАРСКИЙ