Писатель, переживший ад

В 1975 г. вышла в свет книга Леви «Периодическая система», подытоживающая опыт писателя, химика и еврея, пережившего Освенцим. В ней 21 главка, каждая из которых повествует об одном химическом элементе и о том, с чем он ассоциируется у автора. Попробуем рассказать о некоторых эпизодах жизни Примо Леви, основываясь на текстах этой и других его книг.

Детство и юность Примо пришлись на время правления Муссолини. Недавно закончилась Первая мировая, и казалось, что наступивший мир будет длиться вечно. Однако в Италии уже поднимал голову фашизм. В отличие от нацизма Гитлера, основанного на расовой теории, для итальянского фашизма главной ценностью было государство, возрождение величия Римской империи в сочетании с католическими ценностями.

Окончив школу, Примо учился в лицее, а затем поступил на химфак Туринского университета. «Да, я нечистый. Как раз несколько месяцев назад начал издаваться журнал „Защита расы“, и чем больше разговоров было о чистоте, тем больше я гордился тем, что принадлежу к нечистым. Честно говоря, до последнего времени я не придавал большого значения тому, что я еврей; к своему происхождению я сам и мои товарищи-христиане относились скорее как к курьезу, не имеющему никакого значения, как к смешному дефекту вроде кривого носа или веснушек. Еврей – это тот, кто не ставит на Рождество елку, кто не должен есть копченую свиную колбасу, но ест, кто в 13 лет знал немного еврейский, а потом забыл. Но если верить вышеупомянутому журналу, еврей жаден и коварен, хотя лично я не был ни жадным, ни коварным, и мой отец тоже не был».

Семья нуждалась в деньгах, и Примо с трудом устроился на работу. «Мировая катастрофа уже разрази­лась, но вокруг меня ничего не происходило. Немцы были в Польше, Норвегии, Голландии, Франции и Югославии; легко, как нож в масло, проникли в глубь русских равнин. Соединенные Штаты и пальцем не пошевелили, чтобы помочь англичанам, и те сражались в одиночестве. Я не мог получить работу и уже отчаялся найти хоть какой-нибудь заработок. За стеной лежал истощенный раком отец, ему оставалось жить несколько месяцев.

Раздался звонок в дверь. На пороге стоял высокий худой молодой человек в форме лейтенанта королевской армии… С сильным тосканским акцентом он спросил доктора Леви и, представившись, предложил мне работу. Лейтенант дал понять, что знает о моем еврейском происхождении, но не придает ему значения».

К 1943 г. Италия потеряла Сицилию и колонии в Африке. В стране нарастало движение за ликвидацию фашистского режима и выход из войн­ы. «В марте 1943-го начались забастовки в Турине… 25 июля, взорвавшись изнутри, пал итальянский фашизм; площади заполнились толпами ликующих людей, но неожиданная радость свободы, обретенной страной в результате дворцовых интриг, продолжалась недолго: 8 сентября по дорогам Милана и Турина поползла серо-зеленая змея немецкой армии и наступило безжалостное пробуждение. Спектакль закончился; теперь и Италия оказалась оккупированной страной… Таким образом, после долгого опьянения словами, уверенные в правильности своего выбора, но не уверенные в выборе средств, не столько с надеждой, сколько с безнадежностью в душе, среди разрушенной и разделенной страны мы вышли на тропу борьбы, чтобы помериться силами с противником. Наши пути разошлись; каждый, следуя собственной судьбе, пошел своей дорогой».

Однако одной личной храбрости и желания внести посильный вклад в свержение фашистского режима оказалось недостаточно. «Самые безоружные и, скорее всего, самые неопытные партизаны Пьемонта, мы мерзли и голодали. Пока мы сидели в своем укрытии под метровым слоем снега, нам казалось, что мы в безопасности, но кто-то нас выдал, и на рассвете 13 декабря 1943 г. мы проснулись, окруженные отрядом фашистов. Их было 300 человек, а нас 11 с единственным на всех автоматом без патронов и несколькими пистолетами. Восьмерым удалось бежать и укрыться в горах, а нас троих, Альдо, Гвидо и меня, еще толком не проснувшихся, схватили».

Леви был отправлен в лагерь для евреев на итальянской территории, а 11 февраля 1944 г. оказался в Освенциме. «Спустя 30 лет я с трудом могу представить себя тем человеческим существом, которое в ноябре 1944 г. имело мое имя, а точнее сказать, мой номер – 174517... Я сумел развить в себе особую защитную реакцию, благодаря чему не только выжил, но сохранил способность думать, осознавать окружающий меня мир и даже заниматься довольно тонкой работой в условиях постоянной, ежедневной угрозы смерти и исступленного ожидания русских освободителей… Наш тогдашний голод был неотступной потребностью… Есть, доставать еду – было главной целью, проблемой номер один, за которой с большим отрывом следовали все остальные проблемы выживания, отодвинув в самый конец воспоминания о доме и страх смерти».

Единственным способом добыть еду была кража. «Я работал в химической лаборатории… и воровал, чтобы есть. Воровать, если ты не приучен к этому с детства, трудно. Мне потребовалось несколько месяцев, чтобы преодолеть внутренние запреты и приобрести необходимые навыки, но, в конце концов, я констатировал… факт своего перерождения: из хорошего дипломированного специалиста я, подтверждая инволюционно-эволюционную теорию Дарвина, превратился в подобие знаменитой собаки, великого Бэка из „Зова предков“ Джека Лондона, который, будучи „депортирован“, стал вором, чтобы выжить в своем „лагере“ на Клондайке. Как и он, я воровал при каждом удобном случае, воровал с большой изворотливостью и осторожностью, воровал все, включая хлеб своих товарищей».

Знание немецкого, потребность нацистов в химиках, молодость и удача помогли Леви выжить. 27 января 1945 г. он – один из 20 оставшихся в живых итальянских евреев – был освобожден Советской армией. И сразу же начинает писать о пережитом. Первая его книга «Человек ли это?» вышла в 1947 г. в небольшом издательстве тиражом 2000 экземпляров, но, несмотря на положительную рецензию в коммунистической газете «Унита», так и не разошлась. После того как в 1958 г. книгу издало крупное издательство «Эйнауди», ее перевели на английский, французский и немецкий языки. Фактически именно она ввела в общественное сознание саму проблематику Холокоста, лагерей массового уничтожения. Это принесло Леви мировую славу.

Он рассуждает о трагедии жертв, о разрушении гуманистических ценностей, которые сформировали его самого: «Уничтожить человека трудно, почти так же трудно, как и создать, но вам, немцы, это в конце концов удалось. Смотрите на нас, покорно идущих перед вами, и не бойтесь: мы не способны ни на мятеж, ни на протест, ни даже на осуждающий взгляд».

Леви потрясает читателя беспристрастным повествованием о том, как «в людях убивали людей», как, выживая биологически, они теряли представления о нравственности. По прочтении книги возникает вопрос: как могло случиться, что одна из самых цивилизованных стран организовала в центре Европы фабрику по массовому уничтожению людей? Автор не дает на него ответа, но его книга является бесценным документом в плане понимания не только истории Холокоста, но и человеческой психологии.

В 1963 г. выходит книга «Передышка», в которой автор описывает свое полное драматизма возвращение из Освенцима по дорогам Европы, забитым десятками тысяч людей разных национальностей. Побывав в советском пересыльном лагере в Катовице, в рядах итальянской армии в СССР и в разоренной Белоруссии, он вернулся в Турин. «Из 650, увезенных тогда, мы возвращались втроем. Что нас ждет дома? Можно ли сосчитать утраты, которые мы понесли за 20 месяцев? Да и сами мы разве не разъедены изнутри, разве не опустошены? Мы возвращались богаче или беднее, чем были, крепче или слабее? Не потух ли и в нас свет окончательно? Этого мы не знали, зато знали, что на пороге родного дома нас ждало испытание, и думали о нем со страхом, ибо не ведали, предвещает оно добро или зло. Мы чувствовали, что усталая кровь в наших жилах отравлена ядом Освенцима: где нам найти силы, чтобы вернуться к жизни, преодолеть барьер, пробиться сквозь заросли, которые всегда встают стеной вокруг заброшенных домов, опустевших жилищ? Скоро, уже завтра, нам предстоит бой с еще неведомыми врагами, вокруг и внутри нас, но каким оружием мы будем сражаться, хватит ли нам мужества и воли? Мы чувствовали себя дряхлыми, как мир; страшные воспоминания лагерного года подавляли нас, изнуряли, лишали уверенности в себе. Месяцы странствий после освобождения по окраинам цивилизации хоть и были нелегкими, но воспринимались сейчас как передышка, как краткий миг безграничной свободы, посланный свыше, неповторимый дар судьбы».

Незадолго до своей трагической гибели 11 апреля 1987 г. Примо Леви опубликовал книгу «Канувшие и спасенные» − сборник размышлений и воспоминаний, в котором он подытоживает свое пребывание в Освенциме. Что же заставило внешне благополучного писателя подняться на четвертый этаж дома, где он жил с женой и матерью, и броситься в лестничный пролет? Этот поступок оказался неожиданностью для близких Леви. Все они говорили, что, несмотря на приступы депрессии, Примо был оптимистом. Итальянский писатель Фердинандо Камон, одним из первых откликнувшийся на уход из жизни друга, резюмировал: «Это самоубийство должно быть отнесено к 1945 г. Тогда оно не произошло, потому что Примо хотел (и должен был) писать. Теперь, завершив свою работу, он мог убить себя. И он сделал это».

«Увидевшими Горгону» именует Леви на страницах своей книги лагерных доходяг. Сам автор, пусть мельком, но заглянувший в глаза Горгоны, не сумел оправиться от этого взгляда до конца жизни. У него достало сил, чтобы свидетельствовать о чудовищности происходившего, но осмысление лагерного опыта оказалось более разрушительным, чем жизнь в лагере. Так давайте же помнить слова узника Освенцима Генри Аппеля: «Есть только одна вещь на свете, которая может быть хуже Освенцима, − то, что мир забудет, что было такое место».

Лев ГУРЕВИЧ