«Спасибо вам, люди, за дружбу со мной»

Знаменитый поэт отличался не только и не столько удивительной плодовитостью, сколько многообразием тематики и жанров, богатством рифм и метафор, метрики и ритма. А главное – их подкупающей искренностью, честностью, задушевностью. Кто из читателей старшего поколения не помнит его прославленных хитов «Текстильный городок», «Что тебе сказать про Сахалин?», «Черный кот», «На тебе сошелся клином белый свет», «Моряк вразвалочку сошел на берег», «Аэродром», «Как хорошо быть генералом», «Комарово», «Любовь – кольцо», «Как провожают пароходы»? А между тем жизнь его складывалась весьма непросто...

 

Сын «врага народа»

Михаил родился 15 сентября 1923 г. в Таганроге в семье Исаака (Исая) Самойловича Танхилевича. «Дед по отцу был набожным евреем-ортодоксом, – вспоминал поэт. – Он постоянно молился, развесив до полу свои молитвенные причиндалы... Даже семейная легенда о том, что дедушка Самуил близко знал самого Шолом-Алейхема и именно у него во время погромов в Одессе сгорела доверенная на хранение библиотека уехавшего в Штаты писателя, не могла поднять в моих глазах авторитет человека, который верит в Бога». Другое дело – отец, выпускник Одесского реального училища, бывший красноармеец, гонялся на тачанках с пулеметами за Батькой Махно, в 19 лет стал замом начальника мариупольской ЧК. А затем влюбился во вчерашнюю гимназистку Марину Траскунову из крещеных евреев, когда она принесла передачу своему арестованному отцу – главбуху металлургического завода им. Ильича. Исаак распорядился освободить его из-под стражи, но тот все равно не желал впускать в свой дом чекиста. И тогда влюбленный молодой человек поступил в Петроградский институт коммунального хозяйства и в итоге добился руки девушки. Стал начальником управления коммунального хозяйства Таганрога, а его жена-экономист руководила плановым отделом в издательстве «Таганрогская правда».

Миша Танхилевич в четыре года научился читать, а чуть позже начал рифмовать. Охотно посещал художественную школу и под нажимом родителей осваивал игру на скрипке. Но самым любимым занятием мальчика был футбол: в пять лет отец подарил ему кожаный мяч, и он с азартом гонял его по двору. «Таганрог, моя малая родина, город вечного детства», – с нежностью вспоминал поэт. В средней школе № 10 он учился успешно, много читал, особенно земляка Чехова. «Естественно, первые мои литературные опыты были сочинениями в духе Антоши Чехонте, в которых я, надо признать, не преуспел. Они публиковались в школьном рукописном журнале, но вскоре я понял: Чехова из меня не получится. А я никогда не позволял себе не быть первым!»

Светлое детство закончилось, когда Мише было 14 лет. Отца судили по обвинению в хищении социалистической собственности в особо крупном размере и 6 октября 1938-го расстреляли. А через несколько месяцев арестовали мать как жену врага народа. Подросток поселился у дедушки Бори в Ростове-на-Дону. Спустя год маму выпустили с ограничением в правах, она с трудом устроилась в контору «Главвторчермет» и поселилась с сыном на окраине города в бараке. Миша был центральным нападающим в юношеском «Спартаке», встречался с девушками и посвящал им свои стихи. В школьном сочинении на вольную тему он иронически писал:

Пройдет еще с десяток лет,

Как этот детский май,

В моей душе умрет поэт,

Но будет жить лентяй!

В 1941 г. Михаил окончил школу на «отлично» с единственным «хорошо» по математике. Свидетельство о среднем образовании получил 21 июня и стал готовиться к поступлению в институт. Но началась война, и он с дедом эвакуируется сперва на Северный Кавказ, затем в Тбилиси. Дедушка торговал там самодельными папиросами и вскоре умер. Михаил на фабрике сверлил отверстия в банниках для минометов. В 1942-м он поступил в Тбилисское артиллерийское училище, учился успешно, даже некоторое время обучал военному ремеслу вновь прибывших курсантов. А через год был выпущен из училища, но не в звании лейтенанта, а старшим сержантом. Дало о себе знать клеймо сына врага народа.

 

Герой войны – «антисоветчик»

С 1943 г. Танхилевич служил в действующей армии, в июне 1944-го попал на фронт, был командиром орудия в истребительно-противотанковом полку 33-й Черкасской артиллерийской бригады на 1-м Прибалтийском и 1-м Белорусском фронтах. 27 декабря был тяжело ранен ночью в землянке со снарядами, куда попала немецкая мина. И едва не был похоронен заживо в братской могиле, когда наутро солдаты, доставая из-под обломков мертвые тела, заметили, что у сержанта дергается веко. Он был сильно контужен, ослеп и оглох, отправлен в госпиталь и лишь через три месяца начал понемногу видеть и слышать. Несмотря на то что слух и зрение до конца не восстановились, рвался на фронт. И снова едва не погиб: в Латвии провалился под лед на замерзшем озере и чудом выбрался.

В январе 1945-го орудие Танхилевича под сильным артогнем уничтожило две пулеметные точки и два блиндажа противника. Затем при прорыве обороны немцев его расчет подавил ДЗОТ, а сам он, заменив убитого комвзвода, принял на себя командование и выполнил поставленную задачу. За боевые отличия Михаил был награжден орденом Красной Звезды, орденом Славы III степени, воинскими медалями. За отвагу и успешные действия на передовой командование ходатайствовало о присвоении ему звания Героя Советского Союза, но получило отказ из-за анкетных данных (еврей, отец репрессирован).

В мемуарах о войне он напишет скупо: «Раскисшие фронтовые дороги, огромная противотанковая пушка, контузия, госпиталь, поверженный Берлин и речка Эльба».

8 мая 1945-го застало его на марше в Цербсте, на родине Екатерины II. В саксонском Бернбурге он встретил юную Эльфриду Лане, между ними возникли интимные отношения, но до брака не дошло. В начале 1980-х, приехав в ГДР, хотел встретиться с Эльфридой, но та жила в ФРГ, и он подарил ее тете пластинку с песнями на свои стихи. Вернувшись домой в 1946-м, Михаил встретился с мамой, оказавшейся на оккупированной немцами Украине и выжившей благодаря тому, что работала посудомойкой в нацистском госпитале.

Он поступил в Ростовский инженерно-строительный институт на факультет архитектуры. Выпускал сатирическую газету, еле успевал ликвидировать «хвосты», подрабатывал грузчиком на товарной станции, мечтал стать главным архитектором Москвы. Женился на студентке мед­института Ирине, у них родился сын. На студенческой вечеринке похвалил немецкие автодороги и радиоприемники, а стукач донес на него в МГБ: Танхилевич восхваляет западный образ жизни. 24-летний студент за антисоветскую агитацию был арестован вместе с двумя сокурсниками, получил шесть лет строгого режима. Жена развелась с ним и сына заставила отказался от отца.

Михаила отправили на лесоповал в Пермский край вблизи Соликамска, где в суровых лагерных условиях осужденные умирали, не дождавшись освобождения. Он наверняка разделил бы их участь: страдал от голода и туберкулеза, опухали ноги, все тело покрылось фурункулами. Однажды его чуть не убили блатные из-за того, что он отказался поделить в их пользу выданный на бригаду хлебный паек. От гибели на каторге его спасло знакомство со ссыльным художником Константином Ротовым. Вместе с ним Михаил, владевший навыками черчения, попал в бригаду, оформлявшую в ГУЛАГе наглядную агитацию.

Он вышел на свободу в 1953 г. с поражением в правах на три года. Ему запрещалось проживать в 39 крупных городах Союза. «Я отсидел шесть лет в одном из самых жутких сталинских лагерей... И потом почти на всю жизнь – член семьи врага народа, сам враг народа, пария, вынужденный прогибаться и таиться, врать в бесчисленных анкетах, несмотря на полную реабилитацию». Некоторое время на Сахалине работал мастером в «Строймехмонтаже», продолжал мечтать, верить в любовь и писать стихи, которые публиковал в местной газете. Именно тогда поэт и взял себе псевдоним Танич, соединив первый слог своей фамилии с последним. Позже он иронизировал: «Миша Танхилевич пусть сидит себе в стоматологической поликлинике или, как при царе, в антикварной лавке и не мешает Михаилу Таничу, русскому поэту, глаголом жечь сердца людей».

 

От советских шлягеров до русского шансона

Устроившись мастером в Сталинградгидрострое на монтаже бетонного завода, Михаил безгонорарно сочинял для районной газеты стихи, очерки, фельетоны. На вечеринке в общежитии встретил зеленоглазую Лиду Козлову, под гитару исполнившую две песни «на слова нашего поэта Танича». Ему было 33, а ей – 18, она с первого взгляда покорила его сердце и через полгода вышла за него. Танича стали печатать местные издания, а затем и центральные. Именно Лида настояла на том, чтобы Михаил отправил стихи в «Литературную газету»:

Серые шинели,

Розовые сны! –

Все, что мы сумели

Принести с войны.

Письмо попало к Булату Окуджаве, который заведовал в редакции отделом поэзии, и он пригласил талантливого автора в Москву, не зная о запрете для него жить в крупных городах.

Танич с женой и маленькой дочерью снимал в Сталинграде комнатку. За публикации в газетах и журналах платили гроши, он работал внештатно в областной газете «Молодой ленинец», где его печатали чаще, но в штат не приглашали. Хотя стихи провинциала уже появились в «Юности», «Знамени», «Смене», а на месте вышли две тонкие стихотворные книжицы. И когда Михаила реабилитировали, он с женой и двумя дочерьми переехал в Орехово-Зуево, а через некоторое время – в городок Железнодорожный под Москвой, где снимал подвал. В столице его стихи охотно печатали, но на сносную жизнь средств не хватало. В 1959 г. «Советский писатель» издал сборник поэзии Танича «Улицы», получивший положительные рецензии.

Однажды Михаил сочинил стихотворение на актуальную тему: жительницы подмосковного текстильного городка ждут приезда бывших военнослужащих. Молодой композитор Ян Френкель прочитал его и вскоре придумал мелодию – подкупающе простотой русский вальс. «Текстильный городок» стал шлягером, его запел народ.

Встреча с Френкелем оказалась для Танича судьбоносной. Он признался: «Я обязан ему такими вечнозелеными нашими песнями как „Любовь – кольцо“, „Что тебе сказать про Сахалин?“, „Обломал немало веток“, „Как тебе служится?“». В начале 1960-х в стране появилось немало хороших поэтов. «Но основная песенная продукция была пафосной. Бесконечные песни о партии, комсомоле и Родине, а чуть раньше – о Сталине, чаще всего холодные, продиктованные проходимостью, бронебойностью темы». С другой стороны, «для деятелей высокой Музыки и Поэзии ты прохиндей из какой-то параллельной культуры, что-то среднее между баянистом-затейником и сочинителем кроссвордов. Они там в Союзе писателей и придумали нам кликуху „поэт-песенник“, что, видимо, должно означать – поэт ненастоящий, уцененный».

Таничу довелось сполна испытать на себе произвол демагогов и конъюнктурщиков, от которых зависела судьба его произведений. Так, отправляя поэта в группу войск в Венгрию, в армейском Главпуре ему велели не исполнять там песню «Как хорошо быть генералом!», обидную для высшего начсостава. С большим сомнением были приняты ставшая знаковой песня «Черное и белое» и «Hа недельку, до второго, я уеду в Комарово», сделавшая певца Игоря Скляра звездой. Шлягер «Черный кот», созданный с Юрием Саульским, был сперва предан анафеме на телевидении. Потом кто-то написал, что это песня не о коте, а о гонениях на евреев в России. «А это просто шутка-басня такая. Что черного кота отовсюду гонят, а на самом деле не он приносит несчастья, а ему несчастье, что он черный. А трактовать ее можно как угодно».

По поводу другой его песни, «Белый чайничек из Гжели, темно-синие цветы», редактор получила выговор: объявила, что это «русская народная песня». На концерте в красноярском Доме офицеров директриса с университетским ромбиком заявила: «Это же запрещенная песня о сельском хозяйстве!» На худсовете фирмы «Мелодия» просто зарубили слова и музыку любимой песни М. Танича и Ю. Антонова «Зеркало». «Тогда я это пережил. Инфаркт случился намного позже, – вспоминал поэт. – Надумали было дать мне к юбилею звание народного артиста России. Дважды подавали ходатайства. Но в Управлении наград и званий дама сказала: „Поэту? Не положено!“ Певцу за те же песни – можно, автору музыки – пожалуйста! А поэту нет». Эдита Пьеха подчеркнула: «Получив от жизни очень много пощечин, он сумел написать очень светлые песни».

Большинство его шансонов, созданных вместе с Н. Богословским, Э. Колмановским, И. Николаевым, А. Островским, Р. Паулсом, Д. Тухмановым, О. Фельцманом и другими композиторами, пользовались огромной популярностью. В соавторстве с В. Шаинским были написаны знаменитые детские песни «По секрету всему свету», «Когда мои друзья со мной», «Папа может», «Если с другом вышел в путь». Песни на стихи Михаила Танича звучали в фильмах «Большая перемена», «По секрету всему свету», «Берегите женщин». С ними на ежегодных фестивалях «Песня года» выступали знаменитые исполнители. Он дал старт многим эстрадным солистам. Его песню «Робот» впервые спела 15-летняя Алла Пугачева. Эдита Пьеха прославилась исполнением дебютов на его слова: «Радуга под солнцем», «На тебе сошелся клином белый свет», «Кто-то теряет, а кто-то находит». Более 20 произведений с его текстами (в том числе – «Стена», «Погода в доме», «Верится») спела Лариса Долина. Хитами Танича стали «Посвящение», «Всё хорошее не забывается», «Мореход» в исполнении Лаймы Вайкуле. Шлягер «Узелки», который спела Алена Апина, положил начало многолетнему сотрудничеству певицы с поэтом.

 

«Я – сторонний человек, и тем, и нынешним»

Михаил Танич много размышлял о специфике песенного творчества и о своем личном вкладе в него: «Я выдумываю песни. Я – первый их родитель и уверен, что в той песне, в которой я работаю, главное – текст или стихи. В отличие от стихотворения, песня есть часть человеческой жизни, как улыбка, прогулка, любовь, ужин... Стихи редко становятся песнями, они просто для этого не приспособлены. Песня пишется лаконично, как выстрел, если хотите, как телеграмма. И то, что украшает стихотворение, как правило, противопоказано песне... И еще я понял, что, кроме искренности, массовая песня должна нести в себе и житейские подробности, если хотите, приметы киношного неореализма. Просто по причине, что я такой, моя поэтическая интонация в песне стала доминирующей».

В Союз писателей Танича приняли только в 45 лет, хотя он и был к тому времени автором полсотни песен. Никогда не давал взяток за публикации. Не попадал ни в какие льготные писательские списки. Его не приглашали в Кремль «на икру» и не избирали ни в какие комиссии. «Даже когда к моему 75-летнему юбилею каким-то образом отслюнили мне малоценный орден Почета, то вручал его вдали от Кремля временный министр культуры, а не сам президент». Подводя итог прожитому, он писал: «Я – сторонний человек, чужак и тем, и нынешним... Правда, мне не удалось построить стену между собой и властью, да я нарочно и не строил ее. Конечно, и меня иногда увлекала романтика военного подвига и всяких комсомольских затей. Но если бы судили конформистов, моего имени даже самым последним не было бы в списке подсудимых».

Первичным критерием удачи написанного для Танича было собственное чувство: раз улыбнулся или заплакал – значит, это то, что надо для слушателя! Избегая нарочитости и фальши, он с годами стал тянуться к романтике быта политзаключенных, пережитого им в молодости. Он утверждал, что шансон «дико цвел в советские времена, когда вся страна была в лагерях, когда зоны, колючая проволока, вышки охраны с надзирателями и автоматами, были всюду». Вместе с композитором и певцом Сергеем Коржуковым Михаил Исаевич в 1991-м создал группу «Лесоповал», для которой написал много лирических и сатирических стихов, ставших основой таких эпатажных песен, как «Я куплю тебе дом», «Заповедь», «Три татуировочки», «Вагон столыпинский», «Черный ворон», «Воровской закон», «Амнистия», «Кореша», «Свобода, блин!», «Воруй, Россия!», «Я – оттуда», «Неточка Незванова», «Сентиментальный вальс». В некоторых из них звучит острая критика cоветской власти, как, например, в песне «Блошинка»:

Дети нищих отцов,

Дети нищей страны,

Пролетарская мы непорода!

И когда всей семьей

Покупались штаны,

Это было событием года.

После трагической гибели Коржукова группа спустя три года возродилась в новом составе и с большим успехом продолжала давать концерты, выпустила 16 альбомов. Песни «Лесоповала» часто включали сленг, жаргон и нецензурные выражения, за что подвергались огульной критике как «попса» и «блатняк», а генпрокурор В. Устинов назвал их «пропагандой преступной субкультуры». Безоговорочно поддерживала мужа его супруга Лидия. Всего для «Лесоповала» Танич написал более 300 песен. На одном из последних концертов он сказал:

Все реже поют мои песни,

И с грустью задумался я,

Похоже, уходит на пенсию

Рабочая песня моя.

Неприятие поэтом властей предержащих выразилoсь и в его нетерпимости к любого рода антисемитизму. Он с презрением отзывался о юдофобах – поэте С. Куняеве, вальяжном Л.  Соболеве и журналисте С. Лапине, об антиеврейской атмосфере в издательстве «Советский писатель» при Е. Исаеве. О неком Максаеве, твердившем: «Эти жиды полностью захватили детскую литературу. Ты погляди – Агния Барто, Корней Чуковский». Танич с горечью отметил: «Антисемиты, даже молодые, даже за пьяным столом, совсем не говорят, как все мужики, о женщинах – только о евреях!» С недоумением размышлял: «У меня не было и нет простого и ясного ответа на вопрос: почему так давно и так повсеместно ненавидят или, чтобы помягче, недолюбливают евреев? Мы не лучше, но ведь и не хуже других! Я не мог ответить на этот вопрос своим русским дочерям». И мрачно заключил: «Убежден: в нашей стране (не в Израиле) ни к чему с нездешней фамилией быть чуточку впереди титульного народа, ну просто с позиции этики негоже. Лучше быть меньше, чем больше».

Поэт посвятил сердечные строки Эдуарду Багрицкому, Исааку Бабелю и – Ариэлю Шарону:

Солдат, служил всей жизнью длинною

Своей стране – был ею зван!

Спиной широкой, как плотиною,

Держал арабский океан.

И в черной кипе, в штатском облике,

Не забывал, что генерал!

На закате жизни Танич создал чудесную песню «Еврейское местечко» на мелодию С. Коржукова и сам исполнял ее:

Еврейское местечко с синагогой

И с ворохом гешефтов и забот...

Рожденный под звездой его убогой,

Я в нем не жил – оно во мне живет...

Местечко поднималось из пожаров,

Горевшее, как эти семь свечей.

Мы дали миру много комиссаров,

Но, слава богу, больше скрипачей.

Красавицы у нас – о, это чудо,

И потому детишек полон дом.

И от куриной шейки до Талмуда

Мы ничего на веру не берем.

Местечко, местечко, над крышей дым колечком,

Упала на крылечко субботняя звезда.

А в доме нету лада, и ехать всё же надо,

Ой, кто бы подсказал бы, откуда и куда.

А о себе он с сарказмом писал:

Оказался я тонкостенный,

Самый-самый обыкновенный,

И не вечный жид, а еврей

Со «скорой помощью» у дверей.

Он неутомимо сочинял, даже когда его настиг очередной, четвертый по счету, инфаркт. И философствовал:

Длинней, чем жизнь, дороги нет,

Но и короче нет дороги...

Как хочется жить

За небывшую юность, всегда,

А жизнь – стометровка,

Когда ее взглядом окинешь!

Как будто на старте стою, а года

По белым квадратам

Уже набегают на финиш!

В ночь на 17 апреля 2008 г. Михаил Исаевич Танич, автор более 1000 замечательных стихов и песен, 15 поэтических книг и мемуаров, скончался в реанимации больницы им. Боткина с диагнозом «хроническая почечная недостаточность, рак в последней стадии». Рядом с ним в последние часы находилась любимая подруга Лидия Николаевна Козлова – его единственная муза на протяжении более полувека. На его могиле на Ваганьковском кладбище установлена памятная бронзовая скульптура работы Эрнста Неизвестного. «Его смерть для меня – страшная личная трагедия, – признавался Оскар Фельцман. – Миша был не только моим соавтором, но и дорогим другом... Михаил Танич – выдающийся поэт-песенник нашего времени, по-настоящему состоявшийся мастер. Его песни пели и поют по всей стране, считая их народными, подчас не зная, на чьи стихи они написаны». А по рекам России по сей день совершает круизы белый теплоход «Михаил Танич».

 

Давид ШИМАНОВСКИЙ