«Кино – это рассказывание историй и бизнес, евреи оказались посередине»

Член жюри Московского еврейского кинофестиваля, кинопродюсер, дистрибьютор и человек, с подачи которого в русском языке появилось слово «артхаус», пришел в кино случайно и в минувшем году отметил 25 лет в профессии. О том, зачем шведское правительство надело кипы, почему половину мирового кино сняли евреи и как получить 30 тыс. долл. наличными, он рассказал в эксклюзивном интервью режиссеру Артему Виткину для «Еврейского журнала».

 

«Бил, не раздумывая»

– Вы родились в Ленинграде в 1965 г., и вас назвали, не побоюсь этого слова, Самуилом Яковлевичем. Прямо хочется вам посочувствовать.

– (Смеется.) Да, это был очень смелый шаг моего папы. Мама была в шоке, грозилась развестись, но он взял ответственность на себя: «У нас в семье была традиция называть сына в честь дедушки. Мой папа – Самуил. Всё!». Сейчас я очень рад, что он так меня назвал, а в детстве было непривычно и даже немножко стеснительно. Но чем дальше, тем больше мне нравилось мое имя, а с армии меня все стали называть Сэм.

– Традиционный вопрос: из каких евреев будете?

– С папиной стороны – из белорусских: дедушка был из Борисова, а бабушка из местечка Словени. Оно уже давно, конечно, не еврейское: все, кто не сбежал, погибли в Холокост. А с маминой – из польских. Бабушка с маминой стороны была из Радома, дедушка из Варшавы. Мой троюродный брат провел семейное исследование в архивах и нашел в Варшаве могилу нашего прадедушки, который оказался известным раввином. Хочу доехать, посмотреть на нее.

– То есть еврейская тема всегда присутствовала в вашей жизни?

– О ней не давали забыть антисемиты. Многие люди в СССР, если у них была хоть восьмушка русской крови, писали в документах «русский» – так было проще жить. У меня везде стояло «еврей», даже в классном журнале, так что все знали. Я в школе занимался спортом, но не умел драться и никогда не мог ударить первым. Но меня настолько задевал антисемитизм, что в какой-то момент я перестал думать, умею драться или нет: если кто-то начинал говорить «жидовская морда», бил, не раздумывая.

– В конце 1980-х вы уехали в Швецию и получили гражданство. Неочевидное направление для еврея-беженца. Почему Швеция?

– Там, кстати, много бывших наших евреев. После войны была благотворительная операция: целые караваны автобусов забирали евреев из Восточной Европы в Швецию, чтобы те пришли в себя после всего, что пережили. Среди них были и евреи из Советского Союза, выжившие в концлагерях. Многие потом уехали в Израиль или Америку, а другие остались.

Мой переезд в Швецию произошел случайно, как очень многие события в моей жизни. В 1985 г. я вернулся из армии, в Москве шел Фестиваль молодежи и студентов, родители были на даче. И я в первый же вечер решил поехать потусить на Красную площадь. Познакомился там с одним англичанином и несколькими ребятами из Москвы, мы гуляли, пришли ко мне домой, на следующий день подошли еще люди со своими друзьями… В общем, подружились на многие годы. И один из моих друзей выучился со временем на переводчика со шведского, у него появились друзья в Швеции. В 1991 г. один из них сделал нам приглашения, чтобы мы могли выехать из СССР. Объехав на машине пол-Европы, мы с друзьями попросили в итоге убежища в Швеции. Всего этого не произошло бы, если бы я не поехал тогда ночью на фестиваль.

 

«Хочется, чтобы меня не считали за идиота»

– На последнем Еврейском кинофестивале в Москве вы были в жюри конкурса документальных фильмов. А что такое еврейское кино?

– Если сказать, что это кино, созданное евреями, получится слишком широко, потому что это половина мирового кинематографа и практически весь классический Голливуд. (Смеется.) Наверное, это кино, которое затрагивает какие-то стороны жизни евреев, или историю еврейского народа, или темы, связанные с еврейским менталитетом, культурой, положением евреев в мире. Еврейское кино может быть каким угодно: хоррором, ЛГБТ-мелодрамой, комедией или социальной драмой и т. д.

– Когда вы видите в афише режиссера с еврейской фамилией, у вас что-то екает? Есть к таким фильмам особое отношение?

– Конечно, у меня с ними будет больше точек соприкосновения, чем у неевреев. Я могу считывать какие-то референции, которые не считывает зритель, находящийся вне еврейской культуры, увидеть вещи, которые будут резонировать с моим личным опытом. С другой стороны, хорошее кино говорит о глубинных вещах. Они могут совершенно не соответствовать вашему опыту, но на уровне эмоций вы способны отождествить себя с персонажем, прочувствовать его. Зритель, который вырос в Иране, заметит в фильме «Развод Надера и Симин» очень много деталей персидской культуры и иранской повседневной жизни, которые не замечу я, но это не мешает и мне восхищаться этим фильмом. Я рассматриваю еврейский аспект как некий бонус к фильму, дополнительные ощущения.

– Провокационный вопрос: что вы можете сказать о вкладе евреев в российское кино?

– Придется говорить очень долго, начиная от Эйзенштейна. Если взять современное кино, это, например, Петр и Валерий Тодоровские. Фильм последнего «Любовь», с которого я начал свое знакомство с его творчеством, имеет четкую привязку к еврейской традиции. Это продюсер Александр Роднянский, который очень вовлечен в еврейскую культуру, – знаю даже, что он жертвовал деньги на строительство синагог, и только что на открытии фестиваля был показан спродюсированный им фильм Ари Фольмана «Где Анна Франк?». Если мы посмотрим на структуру финансирования российского кино, то сразу вспомним фонд «Кинопрайм» Романа Абрамовича. Далее – новое поколение, например режиссер Илья Найшуллер, который является сейчас одним из редких международных конвертируемых имен российского кино.

– Вы когда-нибудь задумывались о том, почему евреи сделали такой значительный вклад в мировой кинематограф? Уже книги написаны о том, что кино оказалось самым еврейским из искусств. Почему именно оно?

– Я думал об этом. Что такое кино? С одной стороны, рассказывание историй, с другой – бизнес. Евреи очень удачно оказались посередине этих двух вещей. Евреи – народ Книги, вся национальная культура построена на Торе, а Тора – это сборник очень интересных историй. Весь Талмуд – пересказ и анализ таких историй и попытки извлечь из них смыслы. При этом, так уж сложилось, евреи хороши в бизнесе. Превращение рассказывания историй в бизнес очень удачно совпало с еврейским менталитетом.

– Что, по-вашему, определяет хорошее кино?

– Универсальной формулы, конечно, нет. Всё зависит от того, чего человек ждет от фильма. Многим нужен способ отвлечься, весело провести время, и я совсем не против такого кино: зачем лишать людей удовольствия?

– А если говорить лично о вас?

– Для меня важно не чувствовать фальши. Режиссер всегда выстраивает свой мир, и мне важно, чтобы я этот мир мог принять и поверить в его законы. Это может быть развлекательный фильм, или социальная драма, или боевик об инопланетных тварях, которые врываются на Землю. Почему мне не понравился «День независимости»? Потому что я не мог поверить ни в решения, ни в эмоции героев. Но когда я смотрю, например, классических «Чужих», я абсолютно вовлечен.

В книге Роберта Макки по сценарному мастерству есть термин «осмысленные эмоции». Я именно про это. Мне неинтересно отключать мозг в кино. Это не значит, что я обязательно хочу решать интеллектуальные головоломки, но мне хочется, чтобы авторы не считали меня за идиота, который не знает, как устроен мир, как работают человеческие мотивации и технические решения.

– Вы много сделали для того, чтобы до российского зрителя дошло качественное авторское кино. Как вы определяете для себя тонкую грань между авторским и коммерческим кинематографом?

– Я бы не сказал, что это тонкая грань: скорее размытая зона. Поженить бизнес и искусство – очень непростая задача. Я знаю режиссеров, которые вообще игнорируют бизнес-часть; знаю таких, которые снимают по принципу «чего изволите». Но немало тех, кто хочет рассказать важную историю, и чтобы при этом зрителей было достаточно много, ну и чтобы люди, которые были настолько добры, что вложили свои деньги в проект, не остались внакладе.

Братья Коэн, Пон Джун-хо или Квентин Тарантино – это коммерция или искусство? Они делают кино, которое соответствует их авторской вселенной, но при этом встроены в студийную систему. Или Клинт Иствуд, режиссер, который мне очень нравится. Для меня важен индивидуальный подход к истории и языку, попытка создать что-то, что не является чистым инструментом для решения финансовых задач.

 

Чемодан наличными

– Вы один из основателей и инфлюенсеров нового российского кино, но, как я слышал, сами попали в кино случайно. Это правда?

– Абсолютно. По профессии я программист, в Швеции устроился по специальности. Но в 29 лет мне вдруг пришла идея продать в Россию какой-то шведский сериал. Было начало 1990-х, романтическое время, когда всем хотелось иметь свой бизнес. У меня был друг-англичанин Барри, тоже, кстати, еврей, я ему предложил заняться этим вместе.

Родители как раз собрались продавать московскую квартиру и поручили мне подготовить ее к продаже. Оказавшись в Москве, я стал обзванивать телеканалы, узнав телефоны по «09». Дозвонился до «ТВ-6», пришел на встречу с возглавлявшей отдел кино Анной Ароновной Любашевской и уверенно говорю: «Я из Швеции, хочу предложить вам шведский сериал». Никаких связей со студией у меня не было, только кассета, записанная с телевизора, но я подумал: был бы покупатель, продавца уговорить проще. Тем более что студия-производитель была в моем городе.

Мне перезвонили: «Нам очень понравился первый сериал, но еще больше второй». Я думаю: что за второй сериал, о чем вообще речь? И тут понимаю, что на эту кассету я ранее записывал сериал «Монти Пайтон», и они посмотрели его, когда закончился шведский сериал! Это же был 1995 г., никто ничего не знал. Звоню Барри: «Слушай, им понравился „Монти Пайтон“. Езжай в Лондон, найди агентов». И Барри поехал, нашел агентов, они сказали: «Давайте попробуем». К сожалению, ничего у нас из этого не вышло, не договорились с каналом по цене, но после этого мы написали на шведское телевидение, что мы агенты «Монти Пайтон» в России и «готовы попробовать продать ваши сериалы». И продали-таки шведский сериал! Шведы сразу нас порекомендовали датчанам; мы продали и датский. Дальше было кино: мы продавали его видеопиратам, которые хотели стать легальными. Привожу одному такому пирату договор на три исландских фильма про викингов, а он достает из стола 30 тыс. долл. Вот так всё было устроено: люди готовы были дать тебе чемодан наличными, чтобы ты дал им кино. Наконец я понял, что бывшие пираты не хотят покупать фильмы, которые я люблю. Стало ясно, что есть незаполненная ниша авторского кино, можно самому создать бренд и стать дистрибьютором. Так появилось «Кино без границ».

– Большинству российских телезрителей вы известны как многолетний ведущий на телеканале «Культура». А там вы как очутились?

– Когда мы стали выпускать в России значимое кино – Алехандро Гонсалеса Иньярриту, Лукаса Мудиссона, Михаэля Ханеке, Томаса Винтерберга, – многим стало интересно, что это за здоровый бритоголовый чувак, который не выглядит как типичный артхаусный интеллектуал, но привозит такое кино. Меня стали звать на радио и телепередачи. Оказалось, что у меня неплохо подвешен язык, сам не ожидал. В 2001 г. меня позвали попробоваться ведущим в программу «Магия кино» – и одобрили. Это была невероятно интересная работа, которая дала мне огромное количество встреч. Когда позже начал сам продюсировать кино, у меня была полная записная книжка телефонов режиссеров и актеров. Ну и, конечно, потрясающий опыт работы на фестивалях, когда я брал интервью у Спайка Ли, Ларса фон Триера, Сильвестра Сталлоне…

– Какая встреча была самая яркая?

– Сложно выбрать. Наверное, с более великими, чем Бертолуччи, я не встречался. А Моника Беллуччи! Просто поговорить с ней с глазу на глаз – это я даже не знаю, с чем сравнить. Однажды брал интервью у Джорджа Майкла; разговорились, я рассказал, как в армии слушал песни Wham! на Radio Luxembourg. Он говорит: «Черт, это же была моя любимая радиостанция, постоянно их слушал. Давай вместе сфотографируемся». Фотография попала в Интернет, и потом, когда Джордж Майкл оформлял брак с Кенни Госсом, газета «Взгляд» опубликовала ее и подписала: «Джордж Майкл и Кенни Госс».

– Вы сейчас делаете новый проект – стриминговую платформу для кино. Таких платформ уже и так много, в том числе в России. Зачем еще одна?

– Огромное количество очень хороших фильмов остаются не купленными в России, о них никто не знает. И так во всех странах. Мы же делаем нашу платформу не только для России – это международный проект, который будет доступен и в России тоже. Везде крутится более или менее одинаковый набор фильмов, рассчитанный на самые широкие вкусы. Понятно, что у новых «Мстителей» всегда будет большая аудитория. Я не против, я сам их посмотрел, чтоб они были здоровы. Но есть аудитория, которой хочется не только «Мстителей», а может, вообще не «Мстителей». Ей надо, чтобы кто-то посоветовал что-то еще. Наша платформа построена так, что разные люди и организации смогут иметь свои каналы, где будут отвечать за репертуар, как в YouTube и Telegram.

– А кто будет платить за права?

– За права платим мы, а выручку делим: часть получает правообладатель, часть мы и часть куратор канала. Мы договорились с сайтом «Фильм.ру», они будут стратегическим партнером. У компании «Иноекино» будет канал киноклассики. Появится и канал еврейского кино – куратор Еврейского кинофестиваля Егор Одинцов уже прислал свои идеи. На нем, кстати, будут не только художественные, но и документальные фильмы. Например, «Священное семя»: его снял ортодоксальный еврей, который вырос в неортодоксальной семье. У него сын-подросток, которому надо объяснить, что мужская мастурбация в иудаизме – страшный грех. Как это объяснить мальчику в период полового созревания? Герой ходит к раввинам, они рассказывают про специальные штаны, ванны со льдом… Этот фильм был хитом множества фестивалей.

 

Ощущение общности

– Вы живете на две страны. Можете сравнить еврейские общины в Швеции и в России?

– В Москве, к сожалению, я не был активным членом общины: в советские времена это было невозможно, а как только они закончились, я уехал. Но важным элементом моего взросления были походы на Горку, к Московской хоральной синагоге. В 1980-е это был реальный поступок.

– Почему вы туда ходили? Что вами двигало?

– Кто-то однажды сказал, что есть тема пойти в синагогу на праздник. Я пошел, и меня настолько захватил момент объединения, когда все обнимались, танцевали… Вдруг появилось ощущение общности, когда не стесняешься своего еврейства, не противостоишь антисемитам, а встречаешь людей, для которых это часть жизни и культуры.

Сейчас я иногда хожу в синагогу на праздники и в России, и в Швеции. У нас смешанная семья: жена русская, дочке мы сказали, что она и русская, и еврейка. Для нее это важный момент. Как-то в четыре года она говорит: «Пап, вот я еврейка. А ты еврейка?» Я говорю: «Я еврей». – «А мама?» – «Мама не еврейка». – «Да, ей не так просто…» (Смеется.)

– Как вам видится из Европы, верен ли тезис о том, что антисемитизма в мире стало меньше?

– Для Швеции антисемитизм вообще не характерен. Первые евреи там появились уже в просвещенном XVIII в.: король пригласил ювелира из Голландии, а тот сказал, что ему нужен миньян, 10 еврейских семей. Здесь никогда не было погромов, ограничений в правах. Небольшая еврейская община чувствовала себя полноценной частью общества. Когда я приехал, антисемитизм в основном исходил от скинхедов, в 1990-е их было много. Дошло до вандализации кладбищ, но последовала мгновенная реакция властей: все члены правительства надели кипы и пришли на еврейское кладбище. Это был очень сильный жест. Тогда же в школах ввели программу «Живая история», которая много сделала для сохранения памяти о Холокосте. В итоге уличного антисемитизма стало меньше. Есть, конечно, NMR – Нордическое движение сопротивления – маргинальные олдскульные наци. Они пытались устроить демонстрацию в Гётеборге, промаршировать мимо синагоги, но не смогли пройти даже 300 м: чтобы их остановить, вышло раз в десять больше людей, в том числе я.

Но появилось очень много антисемитизма, импортированного с Ближнего Востока. В этом есть парадокс. Я смотрел фильм Ари Фольмана, где он говорит, что уроки Холокоста релевантны по отношению к беженцам, которые сегодня прибывают в Европу. Но при этом значительная часть этих беженцев привносит в европейскую жизнь антисемитизм, с которым они выросли в арабских странах. Я специально не говорю «мусульманских», потому что не вижу такого отношения у иранцев и афганцев. Я занимаюсь пляжным волейболом и на площадке много общаюсь с афганцами, у них там, оказывается, очень популярен волейбол. У меня висит магендавид, его видно, когда я играю, и ни разу я не замечал косого взгляда. Но есть районы, где антисемитизм очень заметен. Думаю, провести в Швеции фестиваль еврейского кино было бы более проблематично с точки зрения безопасности, чем в России.

– Пытается ли государство бороться с этим?

– Пытается. Есть программа лекций о Холокосте, его отрицание воспринимается очень серьезно. А главное, сейчас по крайней мере о проблеме не боятся говорить. Раньше упоминания об арабском антисемитизме воспринимались как элемент расизма. Фактически из-за боязни обидеть одно меньшинство другое лишалось защиты.

Мы видим очень сложную моральную дилемму. Ведь люди из той же Сирии бегут от войны. Ты не можешь сказать: «Не будем их принимать, пусть умирают под бомбами». Есть международные конвенции, есть принципы гуманизма, которые в том числе свойственны еврейской культуре и менталитету: мы знаем, каково быть в положении преследуемого меньшинства. Это новая проблема, с которой столкнулась Европа, и у нее нет однозначного решения.

 

Беседовал Артем ВИТКИН

(jewishmagazine.ru)

 

Дистрибьютор без границ

Сэм (Самуил) Клебанов родился в Ленинграде в 1965 г. В 1990 г. окончил Московский экономико-статистический институт. После августовского путча 1991 г. перебрался в Европу. Сменил множество профессий – от гувернера и садовника до программиста. Обосновался в Гётеборге в Швеции, получил там гражданство. С 1993 по 1997 г. работал программистом. В 1996 г. основал компанию Maywin Media AB по продаже телевизионных программ и фильмов в Россию и страны СНГ. В том же году учредил дистрибьюторскую компанию «Кино без границ», которая сосредоточилась на прокате артхауса в России.

Весной 2015 г. объявил о запуске совместно с американской компанией Lorem Ipsum Corp. дистрибьюторского проекта «Артхаус», которым занялся вместо «Кино без границ». Компания выпустила в прокат ряд картин. В январе 2016 г. Сэм Клебанов покинул компанию «Артхаус» и возобновил самостоятельную кинодистрибьюторскую деятельность под брендом «Кино без границ». Самым успешным проектом возрожденного «Кино без границ» стал релиз документального фильма Виталия Манского «В лучах солнца».