Крестины

Отрывок из ч. 2 романа «Страна Эмиграция»

К полудню у меня появился Гарри Висмонт и сразил нас наповал своим рассказом.

Я столкнулся в эмиграции с мощными фигурами людей, пронзивших не одну страну на своем необычном пути. Когда до меня доносились сожаления о том, что у нас тут, в эмиграции, ничего хорошего не вышло, я только усмехался. У меня тут все вышло, хотя и не то, что они имеют в виду, – у меня тут вышла жизнь. Я познакомился с выкинутыми из России гениями, которые могли бы составить славу любой нации как в области искусств, так и в области научных знаний. От технических интеллигентов я ждал одного: интеллектуальной честности. Пусть даже ответы на их поиски будут еще более непонятными, чем поставленные вопросы. Важно только одно: это должны быть честные вопросы и честные ответы.

<…>

Случалось, что Гарри ошибался в русском, путая русские слова с похожими польскими. Как-то пришел довольно бледный и усталый.

– У меня сегодня кровь из жилы брали, – признался он.

– Как из жилы? – устрашился я, представив картину тех невероятных инквизиторских пыток, которым он сегодня подвергся рано утром.

Оказалось, что «жила» по-польски означает просто вену. Эти мелкие трудности легко преодолевались в наших нечастых разговорах.

<…>

Здравый смысл, сommon sense, был несомненным достоинством Гарри – тем более я удивился тому, что он начал рассказывать. Сегодняшняя новость была оглушительной и не укладывалась ни в какие разумные рассуждения.

– Я ездил в Россию, – сказал Гарри Висмонт.

Это меня не удивило. Чуть не каждый год летал он в Бразилию, в Мексику или в Россию. У Гарри была постоянная странность: он от души любил недоразвитые страны и нации. Я деликатно промолчал, но при следующей фразе вскочил со стула и чуть не упал.

– Я крестился во Христа, – буднично произнес он. – Так что мы теперь с тобой окончательно братья.

– Какая муха тебя укусила? – спросил я и приготовился к объяснениям.

– Мне надоели все эти ограничения, запреты и пределы, налагаемые моим родным иудаизмом. Того не ешь, того не пей... Маркиз де Сад писал, что пределы существуют только для того, чтобы их нарушать!

– Нашел тоже учителя жизни! – скривился я.

– Так что же делать, если тут он прав? Я прожил все-таки длинную жизнь… – Гарри показал себе пальцем в висок, и я увидел, что он, действительно, поредел и побелел волосами. – И во всю эту жизнь я был лишен половины лакомых блюд, которыми наслаждались в детстве все мои сверстники!

– Каких?

Я все еще не понимал.

– Каких-каких! Да свиных, вот каких! Которые запрещены моей верой!

– Так значит, ты их все-таки пробовал?

– Oczywiście! Конечно! Но тайком, как бы мать не узнала!

– Но почему именно в православие? – опять спросил я. – Тут вон католики уминают свинину за милую душу!

– Как почему? – удивился Гарри. – Ты ничего не понял! Мои сверстники в детстве ели блюда русской кухни! Я названия часто запомнил по-польски, но это неважно. Голонка – ты знаешь? Как это будет по-русски?

– Наверное, рулька?

– Или голомбки, то есть голубцы! Хороших голубцов без свинины быть не может. Западная свинина? Они ее не умеют готовить, как в России…

Перемежая польские и русские слова, он взахлеб перечислял другие русские и польские блюда из свинины, которых ему не хватало в его жизни:

– Шкварки, грудинка, кашанка (действительно вкусная штука, кровяная колбаса, начиненная гречневой кашей), корейка, шинка (ветчина), кеубаса (колбаса), карбонат, полендвица...

– По-моему, полендвица – это и есть корейка? – спросил я.

– Ну, не знаю! Может, буженина?

– Но вообще-то полендвица бывает говяжья.

– Я в рот не возьму говяжью! – продолжил он. – Схаб (свиной рулет), червоны (красный) барщ, кислые щи, рассольник с почкой, суп с фрикадельками… Бигос!

– Что такое бигос?

– Ну, тушеная кислая капуста с сосисками.

– Селянка на сковороде?

– Может быть! А солянка? Сочная жирная солянка со сметаной! А пельмени? В хорошие пельмени идут всегда три сорта мяса – говядина, свинина и телятина. Иначе это не пельмени, а что-то вроде сухих итальянских равиолей. Я не могу жить без пельменей!

– Ну, так и ешь, кто тебе помешает? Оставаясь верным религии предков. Бог един, неважно, как его назвать, – сказал я.

– Нет, это будет интеллектуально нечестно. И потом, как говорил Шолом-Алейхем, если есть свинину, надо, чтоб по бороде текло!

– У тебя нет бороды.

– Это иносказательно! В широкомасштабном смысле. А я буду прятаться по углам? И только потому, что мои древние ансетры (то есть предки – волнуясь, Гарри путал языки) боялись есть свиное мясо в обстановке жаркого исторического климата?

Я понял, что у Гарри отроду ничего по бороде не текло. И за это течение он готов теперь на все. По боку Б-г, Иегова, каббала и Талмуд! Здравствуй, Иисус Христос, Бог-отец и Бог – Дух Святой. И вот уже течет не только по бороде, но по рукам и меж пальцев. Я видел пример интеллектуальной честности в действии, и больше мы на эту тему не говорили. К вере в Бога это не имело никакого отношения. Он мог поменять религию, но не мог изменить своей технической сущности.

– Впрочем, – добавил Гарри, подумав, – а может, это они только так говорят про жаркий климат? Ложь для массового сознания? На самом деле тут всеобщий обязательный отказ от наслаждений, вынужденное страдание, как вериги у монаха. Только там добровольно и персонально, а тут принудительно и массово. Нет, я в это больше не играю!

Словом, Гарри принял решение снять навсегда с себя свиные вериги.

– Но почему креститься именно в Москве? – недоумевал я. – Можно было в Париже.

– У истоков, – ответил Гарри кратко.

– У истоков чего? Самая древняя христианская церковь – коптская, но ты же не поехал в Египет? Армения объявила христианство государственной религией в 301 году, Грузия в начале четвертого века, Франция в конце пятого, а Россия только через пять столетий после нее. Надо быть справедливым – какие истоки? Проще было съездить в Грецию, наследницу Византии.

– Я не говорю по-гречески, – ответил Гарри. – И потом, этот груз цивилизаций... Античность, Зевс и Афродита, все эти фаллические символы, встающие в садах на заре...

– То есть Греция для тебя недостаточно недоразвитая страна?

Гарри молчал.

– Ближе к русской свинине?

Он слегка пожал плечами, и я понял, что попал в точку.

– Это же дорого стоит! Только один самолет… Да и крещение, наверно, не бесплатно?

В московском соборе взяли с Гарри хорошую сумму, на которую он мог бы прожить целый месяц в Париже.

– Почему так дорого?

– Ну, такие расценки за православие.

– Никогда не поверю, что русский мужик или баба выложат такие деньги, чтоб креститься! Даже если б они у них были, – усомнился я.

– А с них столько не берут.

– Как так? С иностранцев дороже?

– Я спросил то же самое. У свечного ящика мне отвечали, что я некорректно поставил вопрос. Это, говорят, у нас общий тариф за обращение взрослого раба Божия в православную веру. «Но с русских, – говорю, – я видал, берут раз в десять меньше». Правильно, отвечают, гражданам Российской Федерации скидка девяносто пять процентов. Подходит дьякон и показывает на восточного дядьку, который расстегивает рубашку у купели. «Видите? – спрашивает. – Этот узбек тоже хочет креститься. Он заплатит за требу ту же сумму, что вы».

Даже математически подготовленному Гарри эта аргументация не представлялась логичной.

– И как же тебя крестили? Водой?

– Ну, уж он меня и намочил! – засмеялся Гарри. – От души! Рубашку хоть отжимай, и лицо, и даже новые ботинки…

– И как же тебя нарекли при крещении?

Гарри замялся и надолго замолчал.

– Ведь не могли ж тебя оставить Гарри? Такого имени в святках не существует.

Гарри продолжал молчать – как мне показалось, с явной неловкостью.

– Федей... – сказал он наконец, и я не смог удержаться от хохота.

Минут через пять я успокоился, и тогда он произнес:

– И хватит на эту тему!

Крестившись, Гарри заговорил о себе на «мы»:

– Мы отсидели всюночную службу на Пасху в храме Христа Спасителя. Туда не всех приглашают.