Окаянные штаны

Часть первая

Я очень хотел стать юным пионером и быть похожим на своего старшего товарища и соседа Вовку Свинаренко, который гордо носил красный галстук, умел далеко плевать, курил папиросы и знал множество ругательных слов и смешных стишков (таких, как «Пионер, не будь говном – собирай металлолом!»). Ему было ужасно много лет – целых тринадцать, и его папа был аж старшиной милиции, поэтому на Вовку я смотрел с благоговением и священным трепетом.

И вот наступил торжественный день. Но я опаздывал. За мной забежала моя будущая бывшая жена, торопила меня, подгоняла, дергала и шипела, в результате я надел шорты навыворот. Мы со всех ног бросились к школе и заняли места в шеренге под портретом В. И. Ленина.

И тут кто-то из учителей тычет в меня пальцем:

– Мальчик, у тебя штаны наизнанку!

Я воспринял это как руководство к действию, на глазах у всех стянул с себя шорты (под ними оказались красные трусики, одного цвета с галстуком), вывернул шорты и снова влез в них. Все молча и внимательно наблюдали за этим процессом.

Мне опять говорят:

– А теперь ты надел штаны задом наперед!

Я снова снял, несколько раз перевернул и снова натянул.

А мне:

– Ты опять надел задом наперед, да еще две ноги в одну шортину!..

Я снова начал сдергивать, да так интенсивно, что порвал резинку…

И тогда сказали мне:

– Ладно, будь уже так, времени нет…

В итоге свой первый пионерский салют я отдавал левой рукой, а в правой держал проклятые штаны…

 

Часть вторая

И ведь не зря говорит один из непреложных законов Мерфи: «Если что-то начинается хорошо, то заканчивается плохо. Если что-то начинается плохо, то заканчивается еще хуже».

Так вот, еще хуже получилось в пионерском лагере с моими пионерскими же штанами.

Наш 4-й отряд имени Павлика Морозова принял участие в конкурсе рисунков, посвященном грядущему 50-летию Великой Октябрьской социалистической революции, и мой крейсер «Аврора» оказался красивее всех. Правда, увлекшись, я по инерции нарисовал вместо трех труб – четыре, как у крейсера «Варяг», но жюри то ли не обратило внимания, то ли не знало, сколько труб у «Авроры» на самом деле. И в награду за первое место поручили мне на следующее утро «лагерный день начать, флаг на мачте поднять».

Но на беду в то утро у меня – надо же! – опять оборвалась резинка на штанах. Обращаться за помощью к старшим, просить иголку с ниткой было стыдно, да и поздно: все уже собирались на пионерскую линейку. Тем более, к нам прибыли важные гости то ли из горкома, то ли из гороно: нарядные тетки и дядьки, многие с орденами и медалями. Подобрал я с земли кусок ржавой проволоки, и как мог закрутил ею резинку. Получилось так, что сжатый клок штанов торчал далеко вперед, но это было лучше, чем… Ну да.

И вот, с почетным эскортом из двух пионерок иду к флагштоку. Дружина имени Павлика Морозова робко хихикала, поглядывая то на мои штаны, то на важных гостей. Важные гости тоже смотрели на мои штаны, но не хихикали: наоборот, хмурились.

И потянул я за трос. Красный флаг уверенно пополз вверх, поднимаясь всё выше и выше, сотня юных рук взвилась в пионерском салюте, и я был горд своей почетной миссией.

И тут случилось страшное.

Грохнул ураганный хохот. Да не просто хохот, а дикое, оглушительное ржание. Ржали юные пионеры, некоторые даже упали, катаясь по земле и держась за животики. Визжали от смеха и девочки из моего почетного караула. Глянув случайно на трибуну, я увидел белые лица важных гостей и ярко-красное, почти коричневое лицо старшего пионервожатого…

В чем дело? А вот. Ослабла гадкая проволока, мои штаны съехали по моим ногам и мягко улеглись на мои ботинки. В ужасе бросил я трос, нагнулся и схватил штаны, стараясь натянуть их куда надо. В ту же секунду сработал закон земного притяжения: красный флаг с золотыми серпом и молотом обрушился мне на голову, я в нем запутался и не знал, что делать раньше: то ли выкарабкиваться из-под флага, то ли поднимать штаны.

На помощь пришел директор лагеря: он перепрыгнул через перила трибуны, подхватил поверженное знамя и начал быстро поднимать его на мачту. Но то ли от волнения, то ли от спешки руки его тряслись, трос соскочил с блока и знамя упало окончательно, вместе с тросом, а трос скользнул по голове одной важной тетки, сорвав с нее парик и обнажив ослепительную лысину…

На вечерней линейке того же дня, после отбытия важных гостей, меня позорно клеймили перед строем. Просить прощения смысла не имело – какое уж тут прощение, нет мне прощения… Помню лишь слова: «преступная выходка», «вражеская диверсия», «провокация» и «страна готовится встретить полувековой юбилей Великого Октября»…

Короче, под барабанную дробь с меня был торжественно снят пионерский галстук.

И 1 сентября я честно пришел в школу, уже в пятый класс, без галстука. На вопрос классной руководительницы честно ответил, что в лагере меня «распионерили». Однако она посмеялась и сказала, чтобы я в школу без галстука не приходил. Вот и пойми их, этих взрослых.

Но пионерский галстук я все-таки носил. Хоть и не с таким шиком, как Вовка Свинаренко.

 

Леонид КУРОХТА