Драма драматурга

Товарищ Сталин очень любил ходить в театр. А пьесы были плохие. Хорошие пьесы в театр не принимали, потому что они были вредные. А плохие пьесы были очень полезные. Они ставили острые вопросы, отмеченные в последних постановлениях ЦК КПСС: о повышении урожайности в нечерноземных областях, о внедрении новой техники, об улучшении качества изделий швейной промышленности, о повышении производительности труда, о снижении себестоимости выпускаемой продукции.

Отрицательные герои, не внедрявшие, не повышавшие, не снижавшие и не улучшавшие, к концу пьесы исправлялись и подтягивались до уровня положительных героев.

Была целая плеяда драматургов, изготовлявших такие пьесы, но самым лучшим среди них был драматург товарищ Суров. Он писал пьесу за пьесой, их ставили во всех без исключения театрах страны, он получал Сталинские премии, а иногда даже по две в год.

Надо заметить, что искусство Сурова, Софронова и других горных орлов литературы быстро пошло в гору после разгрома так называемых «космополитов» в 1948–1949 гг. Космополиты хотели затравить всё передовое, прогрессивное и полезное. Они все поголовно были агентами Джойнта и американского империализма. Газеты писали, что сионистское отребье, окопавшееся в советском искусстве и литературе, хотело исколоть своими отравленными стрелами патриотизм советских людей. И затравить замечательных патриотов Сурова, Софронова и других. С космополитов срывали псевдонимы, под которыми они скрывали свою сущность, и народ мог видеть, что Иванов – это по-настоящему Рабинович, а Петров – это просто Абрамович. Космополитов выгнали с работы, лишили квартир, а так как жить на улице зимой нельзя, то им предложили государственные квартиры в Лефортовской тюрьме и в сибирских лагерях. А некоторых просто лишили зарплаты, что, с точки зрения автора, адекватно предоставлению государственных квартир, так как человек в России может жить только от зарплаты до зарплаты.

Ну, Бог с ними, с космополитами, так как лет через десять или двенадцать, в году этак 1958-м партия простила этих безродных космополитов. И те, кто выжили, снова влились в могучий отряд советской творческой интеллигенции.

А сейчас продолжим повествование о любимом драматурге товарища Сталина – Сурове.

Хотя автор обещает, что в конце этого рассказа он вернется к космополитам.

Писатели часто спорили между собой, кто из них лучший, талантливейший писатель нашей эпохи. Суров говорил, что он. И Софронов говорил, что он. Бубеннов говорил, что он. А Бабаевский говорил, что он. Поэтому Суров однажды в Доме литераторов набил морду Бубеннову. А Бубеннов взял стул и обрушил его на голову Сурова. Вот это он зря, потому что в голове у Сурова были в это время новые идеи относительно пяти или шести пьес, которые должен был поставить Московский aкадемический xудожественный театр, куда часто ходил товарищ Сталин. Злые языки рассматривали этот конфликт с точки зрения искусства и усмотрели в нем конфликт «хорошего с отличным». Правда, они не решались персонально назвать «отличным» Бубеннова, чтобы не разозлить Сурова, и, наоборот, не решались объявить «отличным» Сурова, чтобы не получить стулом по башке от Бубеннова.

Про Сурова ходил такой стишок:

 

Суровый Суров не любил евреев.

Он их везде и всюду обижал.

За что его не уважал Фадеев,

Который тоже их не обожал.

 

Ясно, что если сам начальник советской литературы товарищ Фадеев «не обожал», то товарищ Суров их просто сживал со свету. Потому что все они были космополиты безродные и не любили свою Родину, свою партию и лично товарищей Сталина и Сурова. Проклятые американские шпионы!

И всё было бы отлично для товарища Сурова, и все его пьесы шли бы в театрах до сих пор, и слава его затмила бы славу Шекспира и Шоу, если бы не маленькое происшествие, которое не позволило товарищу Сурову подняться на требуемую высоту.

Однажды Союз писателей получил письмо, подписанное несколькими космополитами. Они жаловались на то, что замечательный советский драматург Суров не выполняет своих обязательств по отношению к ним, презренным и безродным. Он, видите ли, забыл, или не захотел заплатить им месячную зарплату в размере около ста рублей, что ставит под угрозу само физическое существование их лично и их детей. А эту зарплату товарищ Суров обещал платить им за те пьесы, которые они написали за него, товарища Сурова, и которые вот уже много лет не сходят со сцены наших театров и приносят товарищу Сурову славу и сотни тысяч рублей авторского гонорара. Поэтому было бы очень гуманно со стороны Союза советских писателей, бывшими членами которого являлись подписавшие письмо космополиты, попросить товарища Сталина дать им немного, ну совсем немного денег на жизнь.

Союз писателей очень огорчился и доложил о письме товарищу Сталину. Автор не знает, что именно сказал товарищ Сталин, но, может быть, что-то вроде:

– Жаль. Он хорошо начал. Он мог бы хорошо кончить.

И товарищ Суров загремел вниз.

Но не очень.

Автор встретил его несколько лет назад в редакции Всесоюзного радио и центрального телевидения. Он ведал вопросами литературы. Ну что ж, он специалист, ему и карты в руки.

А у товарища Сталина появились другие любимые драматурги. Не хуже товарища Сурова.

 

Илья СУСЛОВ (1981)