Страшилки

Если раньше вперед смотрел, то теперь всё чаще оглядываюсь. Ибо люди вокруг так снопами и валятся. Только и слышишь: «этот сгорел», «тот дуба врезал», «того не откачали». Бледнеешь от рассказов.

А у меня еще приятель такой, ну прям дока в этом деле. У него что ни знакомый, то «жмур». Вот, только к столу присаживаемся, как он тут же, к закусочкам, и подает:

– А вот мой сосед… Ну здоровый такой, помните? Рожа еще, как сковорода. Так на прошлой неделе того…

– Чего того-то? – напрягаемся.

– Так, с секретаршей сошелся, и того… Роман у них, короче, на рабочем месте. Улыбочки, там, анекдотики, конфетки – сближение, в общем. И вот сближались они так, сближались, пока на ксероксе не сошлись. Она сказала, мол – у меня документация горит. И закружило их, закувыркало – через стол, диван, машину – прямиком на супружеское ложе той самой секретарши. Ну грех же не воспользоваться мужем в отъезде… Короче, сосед мой тем утречком детишек поцеловал, ну вроде как на работу. Супругу обнял и двинул…

– Кони?

– Ну почему сразу кони? На свидание. Встретила его секретарша та в пеньюаре: коньячком, шоколадом и фруктами. А сосед-то мой – мужчина видный. Подбородок и живот слоеные. Затылок долгим начальствованием нагулянный. А тут пеньюар, чулочки, пояс весь из себя французский, с застежками, ну и распалился он. Пальцы дрожат, в поту весь… Уж и апогея достиг, как вдруг слышит – в дверях шебуршит кто-то. Ключиком проворачивает. Вот он и того…

– Помер что ли?

– Да не, побледнел сильно. С пеньюаром, короче, слился и дышать стал не часто. А секретарша ему: мол – не беспокойся, это всего лишь муж мой, я его сейчас быстренько выпровожу, а ты давай пока на карнизик… Шепчет, спинку оглаживает и к окошку ласково подпихивает… Он и сообразить не успел, как на том подоконнике очутился. А этаж-то восьмой!.. Он вниз-то как глянул, так сразу же шумно назад запросился. Но та не дала. «Смелей, – шепчет, – ты ж мужчина. Только герань не помни». А сама – к двери. А сосед стоит над бездной без апогея уже, ибо какой там апогей, когда сзади проворачивают, и вроде даже не ключом вовсе. Тут бы любой ухнул!

– В окно?! – ахаем.

– Да не, наоборот, в спальню. Но, как говорится, уже ни нашим, ни вашим… А секретарша даже до двери не дошла. На грохот обратно прибежала – он ведь шумно с подоконника того сошел, мужик-то видный, всю герань ей помял. Так вот, эта прибежала и давай лицо на себе рвать. А в дверях по-прежнему колупаются, погоревать толком не дают. Ну и сдурела баба от переживаний… И с восьмого этажа…

– Сбросилась что ли?!

– Не сбросилась, а сбросила! И герань, и соседа. Схватила всё в охапку и – в окно. В состоянии аффекта, так сказать. Хорошо, тот от инфаркта раньше помер, не то разбился бы к чертям, и ей бы неприятности. А так ее только с грыжей увезли. Но новенькую «тойоту», что под окном стояла – вчистую! Сосед-то мой крупный, видный… был. А секретарша потом заявляет, дескать, ей метить было недосуг. Не до того, мол. Представляете? Новенькую «тойоту» в пыль, а ей «метить недосуг». Во бабы! И, кстати, муженек у нее, вообще, хлюпиком оказался. Сосед бы его одним плевком перешиб. Если бы это он тогда в дверях шебуршал, еще неизвестно, кого б хоронили. А так – алкаш какой-то. С утра – в дым! Дома перепутал. И в чужую дверь со своим ключиком… Вообще не с того района… Поскребся и уснул на коврике. А соседа сгубили… Здоровый такой был, видный. «Тойоту» – одним хлопком!

Убираем мы закуски. Горячее подаем. А приятель не умолкает:

– Или вот еще случай – тоже мой сверстник. В детсаду одной кашей давились. Здоровый такой бугай, всё гирьками жонглировал. А прошлой зимой – насморк… Не эбола там какая или тиф, а обычные сопли… Он на рыбалку как раз поехал. Компания у них мужская. Женщин – на пушечный выстрел… В общем, приехали, накатили – и всё…

– Отравились, что ли?!

– Да нет же, обживаться начали. На морозе оно ведь сразу не берет. И тут выясняется, что запасов у них – аж два ящика. Хоть зимуй! Понятно, график напряженный, удить некогда, но половина рыболовов всё же взяли коловороты и стали чего-то там долбить. Ну и…

– Провалились?!

– Да нет же, продолбили-таки! Но мой товарищ с ними не пошел. Он среди воздержавшихся остался. Там ведь два лагеря образовалось. Одни удить двинули, другие мормышками закусывать. Но и те, что пошли, много не наудили. Фонарик только утопили, снасти побросали и тоже греться притопали. И вот грелись они, грелись, пока все, как лайки, в том снегу не…

– Перемерзли?!!

– Заснули… Ну и простудились, конечно. Кто ангину, кто пневмонию схватил. А приятелю моему свезло – целехонек. Чихает только, как припадочный. Сопли за ночь в чих преобразовались, а в остальном – бугай, хоть воду на нем носи. Но воду, конечно, носить не стали, а вот за снастями снарядили. И пошел он… А там лунки всюду. Их ночью-то затянуло, припорошило. И удочки примерзли, так он их топором, топором. Ну и…

– Рубанул себя, что ли?!

– Чихнул! А от чиха того сразу – полынья.

– И провалился?!

– Ну да! Но хуже, что снасти потопил… Коловороты – на заказ, удочек пять штук, стульчаки раскладные – всё под лед, вслед за фонариком. Те впотьмах там такого насверлили. Пять дыр на квадратный метр. На поминках только и разговоров о том, сколько добра потопили.

Остыло наше горячее. На сладкое накрываем. А у приятеля и к десерту припасено:

– Или вот еще, – вздыхает, – на днях. Сотрудника моего, того…

– Уволили?

– Если бы… И главное, парень-то – душечка. Культурный, интеллигентный. Мухи, бывало, обсядут – не сгоняет. «Всем, – говорит, – свобода самовыражения нужна». Золото, а не человек. Футбол не смотрит, водки не нюхает, с жены пылинки сдувает. Ну святой!.. Но и он заразился.

– Тоже соплями?

– Хуже – театром! Страсть у него к нему. Последнюю рубаху продаст, но премьеры не пропустит. А в тот вечер какой-то симфонический откуда-то что-то привез, и он по отделу, как наскипидаренный, бегал. Предвкушал всё. «Это ж, – говорит, – Бах! Осознайте глубину!» Агитировал, значит. Ну, мы, конечно, у виска вертим, малахольный, что взять?.. А он – Бах, Бах и бабах!!!

– Застрелился, что ли?!

– Да нет же, приоделся, будто чувствовал. Костюмчик, рубашечка – всё отутюженное. Штиблеты надраил. Супругу – под ручку. И вроде ничего не предвещало. И дирижер у пюпитра, как обычно. И увертюрка… А затем, в антракте, у буфета – давка. Ну и его там, понятное дело, того…

– Задавили, что ли?!

– Оттеснили! Он же культурный. Бутерброды расхватали. А ему – что-то, то ли из угла, то ли из-под прилавка. Что-то залежалое или, может, даже – от крыс. И он это, конечно, сжевал. Потому как культурный. Без аппетита, правда, но оставить постеснялся. В общем, сглотнул наживочку и, как ту симфонию дослушал, так тихо-мирно, как ангелок и…

– Преставился?!

– Уснул… Лег, глазки прикрыл. Не надо, говорит, «скорой»… незачем людей по пустякам... И безропотно так – в сон… А к утру уж, да, похолодел.

И вот сидим мы, приятеля слушаем, и кусок в горло не лезет. Может, думаю, не к обеду его приглашать лучше, а к ужину.

 

Эдуард РЕЗНИК