Адские хроники

Впервые после Второй мировой войны в мире появились тысячи еврейских беженцев. Их личные истории, собираемые ныне волонтерами через сайт www.exodus-2022.org, послужат основой Книги свидетельств, которую планируется издать на разных языках. Те из читателей нашей газеты, кому есть что рассказать или написать, могут им воспользоваться. Остальным же предлагаем ознакомиться с частью собранных там трагических историй.

 

Гражданка Израиля, приехавшая в гости к родителям в Мариуполь незадолго до войны, прошла все круги ада и вернулась домой. Во время блокады от инфаркта в другом районе города умерла бабушка, ее похоронили во дворе соседи 3 апреля – родственники просто не смогли добраться.

В мае брат израильтянки вернулся в Мариуполь, попытавшись договориться о перезахоронении. Выяснилось, что новыми властями уже составлен соответствующий список, и бабушка в нем 20-тысячная! Вопрос удалось решить за 600 долл., старушку эксгумировали и похоронили на кладбище рядом с мужем.

Знакомые израильтянки рассказывают, что на складе «Метро» лежит гора трупов, и люди ищут там пропавших родных. Стоит сильный запах, поскольку тела разлагаются.

•

– На глазах 16-летней дочери погибло восемь человек, – рассказывает репатриантка из Мариуполя. – Она чудом уцелела, знакомый мальчик задержал на минуту в подъезде поговорить… И в этот момент прилетело. Ее контузило, но жива, слава Богу. А потом на ее глазах сосед закапывал своего сынишку с оторванной ручкой во дворе – она ведь шла играть с этим Темой – четыре годика ему было.

Мы уже несколько недель в Израиле, Аня здесь в школу пошла, и один пацан принес в класс надувной шарик – лопнуть хотел над ухом товарища. Услышав хлопок, она закричала, а другой мальчик из Мариуполя, они вместе в ульпан ходят, не закричал, но оба упали на пол. Озорник потом, правда, долго извинялся: не заметил он их…

•

– Когда шли бои в Ирпене, русские там отстреливались, а после этого у нас в ЖК Rich Town, по их выражению, «отстаивались», – рассказывает беженка из Бучи. – А потом вот что придумали. У нас спортзал есть при ЖК – они оттуда вынесли штангу, стали ходить по подъездам и выбивать двери во всех квартирах. Иногда получалось, а когда нет, пробивали возле двери дырку и вынимали замок. В общем, вскрыли все. У нас по мелочам взяли: обувь мужа, часы наручные, навигатор, фонарик, электродрель. Но, подлюки, два телевизора расстреляли – на кухне и в комнате.

•

– Когда сидели в подвале и не было света, вместо подсвечника пользовались ханукией, – вспоминает беженка из Мариуполя. – Очень удобно оказалось. Переодевали лежачей маме памперс, кололи инсулин – всё очень быстро: боялись, что снайпер увидит огонь. Потом выбирались через Крым, там ей в больнице инфекцию занесли, уже в Израиле умерла, в больнице «Ихилов», через полтора месяца после приезда.

•

– Самая страшная дата – 12 марта, мой день рождения, – рассказывает репатриант из Мариуполя. – Минут на десять обстрел утих, я поднялся к себе в квартиру, и вдруг слышу с улицы истерический женский крик. Выскочил, а на крыльце комок лежит, одеялом уже накрыли, фуфайками какими-то. И сидит муж этой женщины. «Вот что от Ларисы осталось», – говорит…

А кричала ее сестра… Потом восемь тел насчитал во дворе, из них трое детей – двум по 14 было, а один десятилетний.

Соседка одна у нас в подвале была, об истории много говорили, книжками делилась. Ее тоже в тот день убило. Коленный сустав раздробило – она лежала посреди двора с неестественно вывернутой голенью. Это мои первые слезы были…

70 лет мне тогда исполнилось. Подарок на день рождения, что жив остался. Радоваться, наверное, надо бы…

•

– Мы вывешивали красный крест, предупреждали, что здесь дети, – рассказывает новый репатриант, заведовавший детской поликлиникой в Мариуполе и лечивший людей в огромном (на 3000 человек) бомбоубежище комплекса Terrasport. – Но все равно летал самолет, и очень близко падало. После десяти дней полного отсутствия связи у многих вдруг появилась Сеть. Потом узнал, что россияне убрали заглушку, чтобы запеленговать массовое скопление людей.

•

– За все годы в Мариуполе никогда не прятала магендавид под блузку, хотя общалась с ребятами и из «Правого сектора», и из «Азова», – признается новая репатриантка/беженка, выбравшаяся через РФ в Израиль. – Но с приходом русских пришлось…

•

– Вышла за хлебом, отстояла два часа в огромной очереди, и вдруг авианалет, – рассказывает беженка из Чернигова. – Забежала в соседний двор, спряталась в подъезд, но многие остались, хлеба почти не было. Рядом грохнуло. Вернулась нескоро, когда все закончилось. На асфальте 14 черных мешков, а часть очереди так и продолжала стоять в оцепенении.

•

Вода в Мариуполе стала роскошью еще в начале марта. Люди ушли в подвалы и поднимались наверх, чтобы приготовить еду во дворе на импровизированных мангалах из сетки-рабицы и в самодельных буржуйках. Мужчины под обстрелами ходили к родникам, ручьям и колодцам, кто-то спускал воду из батарей, многие топили снег. Тяжелее всего было выбрасывать рыбок из аквариумов…

•

– Один раз меня чуть в отдел зачистки не забрали, – рассказывает беженка из Мариуполя. – Возвращаюсь домой и слышу: «Вон, твоего мужа повели». В общем, поднялись в квартиру, спрашиваю у военного, а что, собственно, ищем? «Не прячете ли солдат ВСУ?»

«Да вот, говорю, солдат лежит, – на маму лежачую показываю, – забирайте. После всего, что вы с нами сделали, спокойно спать будете?»

«Вы слишком разговорчивы, – бросил он мне, – сейчас в отдел зачистки заберу».

«Да забирай, – говорю, – можете даже расстрелять, так достали».

Ну, он немножко смягчился, спрашивает, мол, работаете где.

«Учительницей математики», – говорю.

«А на каком языке преподавали?»

«На государственном, естественно».

«Ну, вот видите, не на русском же».

«А почему я должна на русском преподавать, если живу в Украине? Если дети отвечали на русском, никто их за это не притеснял».

Он опять за свое: «Донецк восемь лет терпел, а вы через три недели стонете».

«Донецк мой второй родной город, я там училась в университете, у меня там подруга живет, и не надо мне рассказывать, что их обстреливали так же, как Мариуполь. А у него (на мужа показываю) погибли мама и брат. Это за что?»

Вышел молча.

•

– 15 марта вышел во двор пожарить яичницу, – рассказывает 19-летний репатриант из Мариуполя. – Дом напротив обстреливали, на наших глазах оттуда вылетали люди, но, как бы это ни цинично звучало, уже к этому привыкли… Я стоял чуть дальше от подъезда и вдруг чувствую, что лежу на земле, смотрю на свое тело будто со стороны, двигаться не могу, пытаюсь что-то сказать, но слова не выходят. Соседи затащили внутрь, где-то в спине застряли осколки, но крови нет – они же горячие, запекают все вокруг. Позвали маму – у нее шок…

На следующий день произошло чудо: знакомый увидел «скорую помощь», подбежал, умолял, чтобы меня забрали. Каталки не было, лежал просто на полу всю дорогу до здания «больницы», уже занятой россиянами. На первом этаже выбиты окна, везде кровь, люди без конечностей, стон, плач. Меня внесли и без МРТ, рентгена и наркоза начали ковыряться, пытаясь нащупать осколки, – врач не понимала их траекторию.

•

– 15 марта был очень сильный прилет, – рассказывает репатриантка из Мариуполя. – Упал балкон, разнесло часть дома, трое соседей погибли – не успели с улицы забежать. В квартире нашей уцелела только кухня, все остальные комнаты остались без окон и рам, все стены в трещинах.

16-го сидели в подвале и трусились от страха. Стены ходили ходуном, один выход завалило, боялись, что окажемся в братской могиле.

17 марта полдома уже выгорело, мужики пытались тушить, но ничего не вышло. Мы сидели в подвале под четвертым подъездом, а первые три полыхали. Соседние дома к тому времени полностью сгорели.

18–19 марта вокруг дома появились снайперы, и мы вообще на улицу не выходили, кроме одного раза, когда меня контузило – оглохла на одно ухо, до сих пор плохо им слышу.

•

– Среди клиентов нашего «Хеседа» был Виктор Петрович Бычек, – рассказывает репатриантка из Чернигова. – Маму его, еврейку по фамилии Сигалова, прятали в селах в годы войны, а дети, пятилетний Витя и его брат Володя, остались у бабушки-украинки. Рядом жил немецкий майор, понимавший, что соседские дети – евреи. Не выдал. Каждый год в День Холокоста Виктор Петрович рассказывал о тех страшных событиях, на митинге у братской могилы выступал.

Прошло 80 лет. В марте этого года Бычек вышел из своего дома с женой, и тут начался обстрел. Жена успела броситься на землю, а он погиб… Немец пожалел, а русские убили.

•

– В конце марта русские в город зашли, – рассказывает беженка из Изюма. – А потом их сменили ополченцы из ОРДЛО и кадыровцы. Чеченцы к нам в больницу не заходили, но ДНР-овцы – просто мрак. Единственному оставшемуся врачу сказали, мол, ноги тебе сейчас прострелим, посмотрим, какой ты доктор. Я лежу, нога в лангете, а один с автоматом подходит, рука на курке, поднимает одеяло, тычет стволом…

•

– Страшнее всего была авиация, – рассказывает репатриантка из Мариуполя. – Когда из «Градов» или гранатометов лупили, есть хотя бы несколько секунд – куда-то забежать, прижаться, лечь, в канаву нырнуть. Но когда слышишь характерный звук бомбардировщика, ясно, что это смерть.

Однажды зашли к соседям в 77-й дом, и там бомба попала в соседний подъезд. Слава богу, не разорвалась, но людей завалило. Мы выскочили. Это было очень страшно – видеть, как целый подъезд с четвертого по первый этаж полностью провалился.

•

– Хлеба в подвале не было вообще никакого, – рассказывает пенсионерка-репатриантка из Мариуполя. – Могли немного залить водой макароны и на костре сварить. Но не всем так повезло. Спасибо соседям, они чай кипятили на улице, мы его так называли, на самом деле – ложечка варенья на несколько литров воды, просто подкрасить. В 10 утра примерно всем разливали по полстакана. Вода – ужасная, сколько ни кипятили ее, все равно горько-соленая, с осадком. И это был завтрак, обед, а иногда и ужин.

•

– 27 марта в наш район зашли русские, – вспоминает беженец из Мариуполя. – Стали ходить по квартирам, искали солдат ВСУ. Сидим, трясемся. Вдруг громкий стук в дверь. Заходит военный с белой повязкой, я предъявляю паспорт – прописка у меня донецкая, я дважды беженец: в 2016-м выехал, не мог больше. Тот прошелся по квартире, спросил, где хозяева (мы арендаторы), чем занимаются, связаны ли с ВСУ. Одну из комнат владельцы заперли на хлипкий замок – вещи там их лежат. Ключа у нас нет, и «гость» просто с ноги вышиб дверь. Теща спрашивает, мол, как нам хозяевам это объяснить. «Если вернутся, – говорит визитер, – могут направить претензии в прокуратуру РФ, полковник Кулиш». Первое такое знакомство с ними было…

•

– Я за водой ходил – два-три километра от дома, – вспоминает 70-летний репатриант из Мариуполя. – К «кравчучке» баклажку привяжешь, и вперед. Прямо надо мной снаряды свистят, бомбы рядом падают. Сразу строчку вспоминал: «Если смерти, то мгновенной…» (из песни «Дан приказ: ему – на запад…»). Однажды у колодца вижу микроавтобус с надписью на капоте: «Волонтеры». Заглянул – четыре тела внутри, с двери кровь капает. Неделю они лежали, потом убрал кто-то. Видел солдата с размозженной головой, окровавленный мозг наружу… Не знаю, русский ли, украинец…

•

– Стреляли просто 24/7, – рассказывает беженка из Мариуполя. – Артиллерия, крылатые ракеты, минометы, корабельная артиллерия. Однажды проснулись ночью от того, что было светло, как днем, а мы уже забыли, что такое свет. Зрелище напоминало салют, а вскоре на нас полетели фосфорные бомбы, похожие на небольшие фонарики. Они падали, и вокруг них горело то, что в принципе не может гореть. Некоторые пытались тушить, но от воды пламя бушевало еще больше. Наутро вышли посмотреть, докричаться до каких-то соседей. И увидели, что из одного двора натекла дорожка крови...

•

– Иногда так сильно бомбили, что костры приходилось разводить прямо в подъездах, – вспоминает репатриант из Мариуполя, прилетевший в Израиль в канун Песаха. – И даже это не всегда спасало: наш сосед по подвалу, молодой парень, вышел вскипятить чайник в подъезд, и что-то прилетело прямо в дом – ему руку осколками насквозь пробило. Другого контузило, да еще и осколок в ногу вошел. У шурина моего отец погиб – неизвестно, как именно, просто обнаружили тело в подъезде. Не нужно было нас ни от кого освобождать. Жили свободно себе в Мариуполе, говорили по-русски, все дни Хануки на драмтеатре стояла огромная ханукия.

•

– Взрослый сын жил у друзей, и в середине марта я пошла с подругой его искать, связи уже не было, – вспоминает репатриантка из Мариуполя. – Горело все, центр невозможно было узнать. Почтамт, больница, девятиэтажки пылают с выбитыми окнами, машины… Перешли через проспект Мира, сына не нашла, дверь заперта, побежала по всем подвалам, фамилию выкрикивала – без толку. Стали возвращаться, и я такое только в кино видела: балконы лежат, стекла, вещи, выброшенные взрывной волной, машины выгорели. Забежали в один подъезд, мужчина говорит, первый самолет прилетел в 11 часов вечера, попал в машину, припаркованную во дворе. Потом начался сильный обстрел, а в три ночи еще один самолет – и снова попал.

И тут нас предупредили, что танки идут – будет сильный бой, уходите. Лена заплакала, мол, мы отсюда с тобой никогда не выберемся. Я говорю: выберемся, дети нас ждут. Стали мелкими шажками перебегать, только вышли из подъезда, в 50 метрах разорвался снаряд, мы в другой подъезд, и такими короткими перебежками – пока они перезаряжают, старались пробежать как можно больше.

•

– У меня младший сын (9 лет) очень впечатлительный, – рассказывает репатриантка из Мариуполя. – Когда уже в Запорожье выбрались и где-то на Хортице шарахнуло, выбежал из комнаты и разревелся. В Мариуполе он с девочкой одной в клубе танцевал, Дианой. А у нее старшая сестра была с четырехлетней дочкой. Они варили еду на улице, когда прилетело. Сестру с дочкой на месте убило, а Диане осколок попал в голову и пятку раздробило, ее вывезли потом в Германию на операцию.

•

– Мы вовремя успели, – рассказывает новая репатриантка из Гостомеля. – Русские зашли в городок буквально на следующий день после нашего бегства. Они у нас жили, и в прямом смысле в каждой комнате ср…ли – везде, где можно присесть, наделали (зять в Украине остался, потом видео присылал). Даже там, где ели. Ну и украли много, конечно. Телевизор, стиралку, кофемашину, компьютеры, детские игрушки, все вещи зятя – от футболок до курток и обуви. Как стиральную машину вынесли, вообще непонятно – она огромная… У соседа холодильник двухдверный не смогли вытянуть через дверной проем, просто сломали. Ну и мелкие вещи, само собой, прихватили – украшения и т. п. Зато оставили нам много своей еды, целые коробки российских сухпайков. И одежду свою: переоделись в вещи зятя, а свои бросили.

•

– Мама у меня лежачая была, – рассказывает репатриантка из Мариуполя. – Но иногда так бомбили, что я обнимала ее, просила прощения и уходила ночью в убежище (плачет). Только пару ночей, а потом решила: будь что будет. К тому времени наша квартира была полуразрушена: все окна вылетели, стекло в шкафах разбито. А 28 марта бомба так близко разорвалась, что нас с ног сбило, а мамино сердце просто не выдержало. Как похоронила? Заплатила бомжам, они вырыли могилу под обстрелами. Я ее сама помыла, одела, завернула в красивое покрывало и закопали в огороде...

•

– Когда пытались выбраться, встретили двух стариков, – вспоминает беженка из Мариуполя. – Они брели окровавленные, держась за руки, а вокруг падали снаряды, бомбы. Остановились и спрашивают: дети, мы правильно идем из этой блокады? Много таких было: кто на костылях, кто на ходунках, кровь текла – жуткое зрелище. Когда бомбили, уползали как могли.

•

– 12 марта в наш двор прилетел снаряд, – рассказывает репатриант из Мариуполя. – Мама в это время гуляла с 10-месячным внуком на улице, он спал под навесом. Сразу вылетели, как бумага, все двери, и 22 окна вместе с рамами. Моей маме осколками перебило ноги: она закрыла собой внука, коляску прошило насквозь, но по касательной, сын не пострадал... А маму мы с отцом затащили на второй этаж, одну ногу перетянули шнуром от электробритвы, вторую – ремнем. В больнице «скорой помощи» сказали, что если доживет до утра – уже чудо...

•

– Дети три недели не видели хлеба, – рассказывает беженка из Мариуполя, репатриировавшаяся в Израиль через РФ. – Когда приехали в Володарское, сутки в музыкальной школе ночевали, там дали кашу и хлеб. И мой младший схватил ломоть: «Хлеб!». Кусочек съел и говорит: «Я с собой возьму, потом доем». На российской границе нас сестра встретила на двух машинах – мы четко сказали, что дальше не едем. А вообще наш эвакуационный автобус отправился, знаете куда? В Астрахань...

•

Преподаватель философии Мариупольского университета рассказывает об эвакуации из города. На одном из постов ДНР «человек с ружьем» усомнился в роде занятий беженца и попросил ввести, так сказать, в курс предмета. «Это была самая экстремальная лекция в моей жизни», – признается профессор.

•

– Сел однажды на велосипед и поехал искать точку, где ловит мобильный, – рассказывает беженец из Мариуполя (в городе отсутствовала связь, но опытным путем люди находили места, где оставался хотя бы слабый сигнал). – Останавливает русский патруль, а я паспорт в другой куртке оставил. «Мужики, – говорю, – пять минут до дома… Ну хотите, идем со мной, документ покажу». В общем, пошли. Один злой такой, бурчит: «Дали же вам три дня, чтобы уйти, что за народ…» И тут я не выдержал. «У тебя есть квартира?» – спрашиваю. «Ну», – отвечает он. «Вот представь: ты живешь в своей квартире, документы у тебя есть на нее, детство твое здесь прошло. И вдруг приходит какой-то муд... и приказывает выселиться в три дня. Вещички соберешь и уйдешь?» До дома шли в полном молчании...

•

– А как у нас русские гуманитарку раздавали, – делится недавними воспоминаниями беженец из южного портового города. – Очистили местный магазинчик, разложили товары по картонным коробкам, поставили двух эталонных военных в темных очках и экипированных с иголочки – я таких только в голливудском кино видел – и вручали под камеры. А то, что продукты-то все украинские, кого это волнует, картинка уже готова.

•

– Нас было 18 (!) человек в купе, включая кормящую мать с младенцем, – вспоминает беженка суточное «путешествие» на эвакуационном поезде. – Ехали в темноте (светомаскировка) и без остановок. Впрочем, один раз, ночью, все-таки остановились, и это было самое страшное. На станции (название города никто не объявлял) было море людей, которые прильнули к окнам вагона и смотрели на нас. Машинист не открыл, поезд действительно был забит сверх всякой меры, но люди умоляюще смотрели, тянули руки и плакали. Вспомнила фильмы о Второй мировой...

•

– Родственники из России звонят и успокаивают: «Не переживай, бабушка наша пережила войну, и ты переживешь», – рассказывает беженка из Мариуполя. – Но забывают, что бабушка пережила войну с фашистами! А сегодня фашисты – это они!

•

Беженцы-евреи из Мариуполя выбирались через Россию (путь на Запорожье был давно перерезан), проделали долгий путь до Эстонии, чтобы оттуда через Латвию и Литву перебраться в Польшу, пройти консульскую проверку и улететь в Израиль. Из-за многодневного сидения в холодном подвале и постоянного недоедания сильно простыли: у мамы температура под 40, у 9-летнего сына – 38,5. На пограничном переходе с Эстонией ребенок заснул – прямо стоя, облокотившись на маму. На просьбу пропустить побыстрее женщина услышала от российской чиновницы в погонах: «Сейчас допрошу его, и пойдете». «Он же спит», – попыталась возразить мама, не решившись напомнить о возрасте сына. «Действительно, спит, – вскинула брови дама в форме. – Так разбудите». И снова пошли вопросы: кто у тебя в Польше (о конечном пункте назначения мама умолчала), почему не остаетесь в России, не получаете статус беженца и помощь в размере 10 тыс. руб.? Повезло, пропустили... Хотя вряд ли пограничница догадалась, почему эти люди, чью жизнь разрушили ее соотечественники, не остаются в столь гостеприимной стране.

 

Подготовил Михаил ГОЛЬД