Неравнодушный академик

«Хуже всего сидеть сложа руки и ждать, пока кто-то другой что-то предпримет». Это высказывание Гинзбурга может служить «ключом» ко многим «дверям» его энергичной научной и общественной деятельности. С физикой все понятно. На ее территории Виталий Лазаревич – один из крупнейших ученых XX в., мэтр, классик.

Здесь речь пойдет больше об общественной области, где ученый выглядит не академиком и не нобелевским лауреатом, а просто неравнодушным интеллектуалом, высказывающим свою точку зрения по актуальным вопросам (хотя нобелевский вес и притягивает к ней дополнительный интерес). Естественно, с его мнениями можно соглашаться или не соглашаться.

 

Выбрал любовь

Виталий родился в Москве. Отец – инженер, мать – врач. Мать умерла, когда ему было четыре года. В школе учился… всего четыре года. Так получилось, что сразу пошел в 4-й класс, а после окончания 7-го школьное образование завершилось. Тогда как раз проводили «школьные эксперименты». Работал в вузовской физлаборатории, увлекся физикой, занимался самообразованием. Со второй попытки стал студентом МГУ. Затем аспирантура, наука. Во время вой­ны хотел пойти добровольцем на фронт, дважды подавал заявлениe, но не взяли по состоянию здоровья.

После вой­ны трудился в московском Физическом институте Академии наук (ФИАН) и одновременно возглавлял кафедру в Горьковском университете. В 1946 г. познакомился в Горьком со своей будущей супругой Ниной Ермаковой. Раньше она жила в Москве, но в 1938-м ее отца, инженера, посадили в качестве английского шпиона. А позже предъявили еще более дикое обвинение Нине: дескать, из окна ее квартиры на Арбате заговорщики собирались стрелять в Сталина. Почти год она просидела в тюрьме, затем, несмотря на невиновность, получила три года лагерей. Освободили досрочно по амнистии в честь Победы. Проживала в селе недалеко от Горького. Как бывшей политзаключенной ей запрещалось жить в больших городах. «Любовь – великое чувство, но время было далеко не простое. Со стороны молодого доктора наук это был дерзкий поступок, вызов властям – жениться на ссыльной, дочери врага народа, задумавшей убить самого товарища Сталина», – вспоминала Нина Гинзбург.

«В послевоенные годы я попал в дикий переплет», – резюмировал спустя годы Виталий Гинзбург. Помимо женитьбы на «террористке», он был, «как известно, еврей, что тоже плохо», а еще, будучи довольно задиристым, «сцепился с нехорошими людьми». 4 октября 1947 г., в день рождения Гинзбурга, «Литературная газета» опубликовала статью, обвинявшую его в низкопоклонстве перед Западом. В тот же день ВАК не утвердила его в звании профессора. Его имя стало примером «космополитических ошибок», недооценки достижений советской науки. «Думаю, что не сносить бы мне головы, но меня спасла водородная бомба».

В 1948 г. Гинзбург вошел в команду ученых (И. Тамм, А. Сахаров и др.), занимавшуюся созданием термоядерной бомбы. Хотя непосредственно в засекреченном научном центре «Арзамас-16» не работал из-за «неблагонадежной» жены. Однако ему приходили задания, и свой идейный вклад он внес. Как и другие советские физики того времени, считал, что это страшное оружие в СССР оправданно для равновесия с США и предотвращения ядерной вой­ны. Однако не хотел, чтобы оно когда-нибудь сработало для убийства людей.

 

Защита Сахарова

В академики крупного, но строптивого ученого долго не выбирали, однако Гинзбург переживал «завалы» спокойно и с юмором. Однажды отправил жене телеграмму: «Уборную починили, академики прокатили».

В 50 лет наконец-то выбрали. «После избрания меня академиком жизнь протекала более или менее нормально, но все же в духе известного анекдота: „Вопрос: что постоянно при советской власти? Ответ: временные трудности“. Временной трудностью для меня явилась история с Сахаровым».

Когда А. Сахаров занялся политическими вопросами, он был отстранен от секретной работы и вернулся в теоретический отдел ФИАНа, которым руководил Гинзбург. «Правда» атаковала Сахарова «высокопоставленными» письмами, осуждавшими его общественную деятельность. Дружно подписывали их и академики. Лишь пятеро из них – Гинзбург в том числе – отказались присоединиться к этой травле. Никто из его теоретического отдела не подписал и осуждающее заявление ученых ФИАНа.

Нужно понимать, чем это угрожало Гинзбургу и его коллегам. Ученый Б. Болотовский вспоминал, что «бдительные товарищи» пришли к выводу, что теоротдел – антисоветская база Сахарова. Нависла угроза роспуска. Гинзбургу потребовалось много усилий и смелости, чтобы уберечь от разгрома творческий коллектив и в то же время помогать Сахарову. Когда опального правозащитника выслали в Горький, Гинзбург добился того, что Сахарова не уволили из института, ездил к нему с зарплатой и рабочими темами.

А в постсоветское время Гинзбург защищал ученых, которых власти безосновательно обвиняли в шпионстве, выдаче государственных секретов.

 

Атеист и противник лженауки

Гинзбург был, пожалуй, самым известным публичным атеистом, антиклерикалистом в постсоветской России. Он поднимал эту тему в СМИ и подчеркивал: «Я – атеист убежденный… Атеизм – это утверждение, что ничего, кроме природы, нет…»

Выступал против введения в государственных школах предмета «Основы православной культуры»: «Преподавание религии… в школах абсолютно недопустимо. Другое дело, если в школе будет история религии. У нас светское государство… не говорю уже о том, что у нас многоконфессиональная страна».

Критиковал креационизм (религиозное учение о сотворении мира Богом), отрицающий существование эволюции. С эволюционной же точки зрения современный человек – результат длительного развития. При этом отрицание креационизма не эквивалентно отрицанию религии. «Вера в Бога и атеизм – это так называемые интуитивные суждения. Нельзя доказать, что Бога нет, и нельзя доказать, что Бог есть». Признавал, что есть крупные ученые, верящие в Бога, но «понимают веру в Бога совсем по-другому». Так, Эйнштейн говорил: «Я верю в Бога Спинозы, который проявляет себя в гармонии всего сущего, но не в Бога, который заботится о судьбе и действиях людей». Гинзбург артикулировал, что это космическое религиозное чувство. Бог Спинозы – природа, а «вера в Христа, Магомета и так далее» – это другое. Также подчеркивал, что не следует путать атеизм с воинствующим безбожием. Борьбу с религией Гинзбург считал недопустимой. Задача атеиста – просвещение при признании свободы совести.

Своей «верой» называл светский гуманизм, заменяющий религию. Духовное возрождение России видел в гуманизме, свободе и демократии. Возмущался пропагандой в России лженауки, распространением астрологии, колдунов, знахарей-шарлатанов, прорицателей, проектов «вечных двигателей» за госсредства и т. д. Интеллигенция должна просвещать народ, «но большинству наплевать, у всех свои дела». По инициативе Гинзбурга в Академии наук создали Комиссию по борьбе с лженаукой.

 

Национальные чувства

Виталий Гинзбург входил в президиум Российского еврейского конгресса, а в интервью так высказывался о своих национальных чувствах: «Я считаю позором, если бы я скрывал, что я еврей, в условиях, когда есть антисемиты и всякие бандиты… но я, конечно, абсолютный атеист и ни в коей мере не еврейский националист. Что такое националист? Это тот, кто считает свою нацию лучше других. Если какой-нибудь конкретный еврей – жулик, так еврейский националист должен ему что-то прощать. Так вот, этого ни в малейшей степени у меня нет… мое национальное еврейское чувство в первую очередь выражается в том, что, если я вижу еврея – мерзавца и жулика… то мне стыдно… А если хороший еврей – наоборот, я рад. Вот я рад, что Эйнштейн был евреем, например…»

Гинзбург считал оправданной материальную поддержку синагог в Израиле, так как исторически «синагога для евреев была не только молельным домом, но и центром общины». Однако полагал, что место иудаизма в Израиле «далеко превосходит нормы», которые должны быть в светской демократической стране.

Говорил о своей симпатии к Израилю, желании, чтобы он процветал. Был рад публично выразить эти чувства в 1995 г., когда получал присуждаемую в Израиле престижную Премию Вольфа, которой награждают представителей ряда профессий, в том числе и физиков. На церемонии в Кнессете под председательством президента Израиля Гинзбург поблагодарил жюри: «Я атеист, но мои родители были евреями, и я счастлив, что существует Израиль, где может найти приют любой еврей».

 

Не навязывал взгляды

Друживший с Гинзбургом «архитектор перестройки» Александр Яковлев рассказывал: «У него удивительная способность все явления жизни – как общественные, так и бытовые – преломлять через призму науки, особенно через физику… Причем он никогда не навязывает своих взглядов. Говорит: „Возможно, я ошибаюсь, но с моей точки зрения это так-то и так-то...“ У нас не так много встречается ученых, которые так бы переживали за явления общественной жизни. Любые отклонения от свободы человека его очень волнуют. Бывает, некоторые высказывания его несколько наивны, но мне это даже нравится. Он – романтик, хочет, чтобы все было по справедливости, по-честному».

Борис Немцов полагал, что Гинзбурга можно называть «совестью России» в океане лицемерия: «Это действительно Человек с большой буквы. И последний из могикан».

Многие знавшие Гинзбурга коллеги, современники отзываются о нем как об уникальной личности с многообразием научных интересов, энциклопедической эрудицией, поражающей работоспособностью, обостренным чувством справедливости, большой смелостью, остроумием и трогательным отношением к супруге. Его знаменитые семинары знакомили с проблемами физики и воодушевляли путями их решения.

В одном из интервью Виталия Гинзбурга спросили, трудно ли быть человеком в нашем веке, в нашей стране, в нашем мире. «Человеком быть трудно, – сказал ученый. – Но куда труднее, непоправимее, если в тебе есть разум и совесть, перестать быть человеком. Так было, есть, будет всегда. В любом веке. В любой стране. В любом мире».

 

Александр КУМБАРГ