Отпуск с препятствиями

Ранним апрельским утром в аэропорт имени Дюрера вошли трое. Чемодан у них был один на всех. А ручной клади и вовсе не имелось. Зато шум они производили изрядный. Коротышка Пеньковский (Пенёк) кричал что-то тощему профессору Лялису. Чуть поодаль звучно вышагивал нелепый сумрачный субъект в очках. Это был я.

Вот что было за неделю до того.

Звонок Шапиро застал меня врасплох. Впрочем, он всегда застает врасплох. Это его профессия. Он турагент. В прошлом году Шапиро зашвырнул пол нашего дома в Доминикану. За сущие копейки. Правда, океан был забит водорослями. А в нынешнем январе те же пострадавшие наблюдали сезон дождей на Бали.

– Твои ребята достроят мне новый дом, – заверил Шапиро пару месяцев назад.

– Есть шикарная тема, – продолжил турагент. – Две недели за шесть сотен. Твой планктон записался в полном составе. Под планктоном он подразумевает моих соседей.

«Еще бы, – подумал я, – времени у них в избытке. А фантазия ограничена лишь размером социального пособия».

– Рафтинг по Припяти?! – догадался я, – нет, погоди... Гастрономический тур «Лучшие „Макдональдсы“ древнего Афганистана»! Или...

– Уймись, – невозмутимо продолжил Шапиро. – Водопады Игуасу. И просто новый тур. На пробу.

Матерый крысолов уже настроил свою дудочку. Разумеется, на меня его трели не подействовали. Отказавшись наотрез, я положил трубку.

•

Итак, Пенёк оставил кошек на попечение соседки, а Лялис забросил онлайн-охоту на отдаленных двоечников. Пламенные экологи, они решили во что бы то ни стало спасти знаменитых ящерок, обитающих возле водопадов Игуасу. Ну а я.... Я просто решил сменить воду в аквариуме.

Путь предстоял долгий. Дешевизна обернулась множеством посадок в совершенно неожиданных местах. В сущности, это был самолет-электричка, следовавший со всеми остановками. На одной из бесчисленных пересадок, в Шотландии, я обнаружил, что соседи мои куда-то испарились, и отыскал смартфон. Этот аппарат мне всучил Пенёк. Когда они с Лялисом на пару смастырили партию тотальной толерантности «Зеленая радуга», один из обманутых спонсоров пожертвовал целый мусорный контейнер телефонов, которые, оснастив портретом Греты Тунберг, пустили по единомышленникам.

Я включил аппарат. Тут же из мессенджера беззащитный Эдинбург накрыл вопль вымирающего галапагосского пингвина. Позывные выбрал Лялис. Судя по экспрессии, в момент записи пингвин был занят непосредственно вымиранием.

Хронику приключений компаньонов передаю без сокращений.

Во время пересадки в одной из зеленых стран Пенёк с профессором отправились в город. Они зашли в чудесный парк, изобиловавший собаками и их владельцами. Собаки были везде. Даже в фонтане. Осматривая его, профессор обнаружил табличку с загогулинами, оснащенную угрожающим количеством восклицательных знаков.

– Очевидно, что-то здесь запрещено, – предположил он, – а какой штраф за это – непонятно. Потому что цифр нет.

Пенёк вздрогнул.

– А вдруг именно этим мы сейчас и занимаемся?!

Они вспорхнули на скамью и, ожидая депортации, преломили коржик, оставленный анонимным олигархом возле урны. Лялису вспомнилось, как он впервые встретил замерзшего недомерка на набережной. Пригласил попить чаю. Обогрел. Хотел было назвать Тобиком или Васькой. Но оказалось, что найденыша уже зовут Иосифом Пеньковским и он прибыл в Германию нынче утром. Здесь же, судя по всему, никто их одомашнивать не собирался. Вдобавок Пенёк сообщил, что ему приспичило. И он на робком английском озадачил проходящего полицейского.

– Где?! – удивился коп и развел руками, – да везде!

Пока компаньон суетился за кустиком, профессор поинтересовался у стража насчет недорого поесть. Тот оглядел руины коржика и ткнул тонфой в тележку с навесом неподалеку. На боку ее значилось: «The Salvation Army». Сраженные дешевизной экзотических блюд и общественных туалетов, компаньоны зависли в раю.

Ну а я, приземлившись в Рио, погрузился в автобус. Но отвлечься от попутчиков мне не удалось даже в скалах Сьерра-де-ла-Виктория, куда, казалось, не ступала антенна провайдера.

Лента новостей пополнялась стремительно.

Первым делом Пенёк и профессор отправились в зоопарк.

– Смотришь на енотов, – делился Пенёк, – и чувствуешь, как духовно растешь.

– А обезьяны! – вторил ему профессор. – Простой бабуин силой своих чресел произвел Чарльза Дарвина! От незамысловатого мандрила произошли Фейербах и Стив Джобс! И это при полном отсутствии малейшей специальной подготовки! Остается лишь предполагать об их потенциале.

– А императорские пингвины! – возопил Пенёк. – Они беспрепятственно исчезают! Куда, спрашивается, смотрит император?!

Потом он озадачился, не начать ли борьбу за избирательные права опоссумов. Лялис резонно указал на отсутствие публики. Но тут до них донесся отдаленный ритм барабанов. И это был шанс. Точнее, знаменитый местный карнавал, народ на который ожидался со всего глобуса. И экстренные бригады полиции, пожарных и врачей-венерологов уже были приведены в состояние повышенной боеготовности. Друзья рванули на главную площадь, к которой приближались шеренги ряженых, и немедленно принялись воздвигать из подручных средств походную церковь святой Греты.

Я же, миновав наконец джунгли, скалы и серпантин, добрался до цели. И когда почти закончил инвентаризацию уцененных водопадов, меня настиг пингвиний окрик.

Пенёк вел прямой стрим из полицейского участка.

– За что вы нас забрали?! – вопросил он.

– За нарушение общественного порядка, – ответили ему.

– Вы так называете эти пляски с песнями и бубнами?!

– Хорошо, – меланхолично согласился полицейский, – за нарушение общественного беспорядка.

И вздохнул:

– Господи, когда же этой Грете Тунберг поставят на смартфон «Тиндер»...

– Пока вы здесь преступно бездействуете, – объявил Лялис, – наш мир покинула последняя черепаха-альбинос. Между прочим, современница Альфреда Нобеля, Бальзака и Джека Потрошителя.

И еще шепнул сокамернику про стокгольмский синдром, добавив:

– Нужно, чтобы нас воспринимали не как часть безликой массы, а как личности.

Пенёк задумался и сообщил копу:

– Я в детстве обожал выковыривать между пальцами ног. Еще в поддавки люблю. На щелбаны. И я забыл сказать соседке, что у Миррочки роман с пылесосом. Миррочка, – пояснил он, – это кошка.

Тут трансляция отключилась.

Я взглянул на часы. Пора было звонить здешнему Шапиро насчет трансфера. Это был мой первый звонок с экологического телефона. Для начала толерантный аппарат принудительно кинул меня в настройки. И ликующе объявил голосом Пенька: «Для азербайджанского нажмите цифру „один“. Для аккадского „два“. Для алеутского...» Когда он дошел до русского, мне пришлось выворачивать пальцы, чтобы одновременно придавить амперсанд, символ фунта стерлингов и басовый ключ. Заряд мобильника заметно сократился. Я дозвонился. «Назовите ваш номер рейса». Я сказал. «Номер не распознан. Если вас интересует погода в аэропорту прилета, скажите „да“. Если вы опаздываете к рейсу, скажите „нет“. Если вы опоздали к рейсу, скажите „иногда“. Если вы хотите уточнить место и время трансфера, скажите „никогда“». «Никогда! Nevermore!!!» – заорал я. И для пущей убедительности каркнул. «Мы приняли ваш ответ. Точное время в аэропорту Найроби: 22 часа 32 минуты». Батарейка в правом углу моргнула красным. Дисплей погас. Несколько секунд я стоял, вглядываясь в седые каскады Игуасу и чувствуя себя галапагосским пингвином. А потом совершил единственный разумный поступок – швырнул телефон в радужные струи.

 

Борис УШЕРЕНКО