Я тоже расист?

Сегодня я работаю консультантом по образованию для молодежи. В прошлом я в основном консультировал взрослых. В то время люди турецкого происхождения говорили, например, так: «Немцы – расисты. Я инженер, а они меня не взяли на работу». Поскольку речь шла о человеке из отрасли, где очень нужны работники, я должен был докопаться до истины. Я не собирался принимать это утверждение на веру. Я подумал, что немцы не могут быть настолько расистами, чтобы без оснований отказывать квалифицированным работникам.

Я попросил этого человека предоставить мне его резюме и все приложения, чтобы смоделировать, как могло проходить собеседование. Следует отметить, что за 30 лет работы в качестве консультанта по управлению я оказал поддержку более чем 130 германским компаниям в их выходе на турецкий рынок. Для своих клиентов я за это время нанял на работу примерно 700–800 человек. Поэтому я договорился с отвергнутым инженером о том, что он придет ко мне в офис и с самого начала будет вести себя так, как будто он меня не знает. И мы не должны произносить ни слова на турецком языке. Ведь я играл роль немецкого менеджера по персоналу вымышленной компании, которой нужен был такой человек, как он (по крайней мере, на бумаге).

Уже с самого начала то, как кандидат представил себя, мне не понравилось. Он, мягко говоря, не отличался ухоженной внешностью. Поэтому у меня, как у работодателя, уже возникло предубеждение, что он не очень хорошо дополнит нас и будет, скорее, инородным телом в коллективе. Но всё же я попытался от этого абстрагироваться, поскольку фиктивную вакансию нужно было срочно заполнить.

У меня самого были сокурсники, которые заканчивали учебу с ломаным немецким языком и при этом получали высшие баллы. Однако этот соискатель выражался совсем уличным немецким. Я вручил ему краткое описание проекта. Он должен был прочитать его, усвоить и через 15 минут провести для меня инструктаж, на основе которого я мог бы составить четкое представление о проекте.

Я сам не читал те две страницы, которые ему дал, потому что понимал: если знаешь, о чем идет речь, то невольно сам заполняешь в своей голове пробелы, которые оставляет кандидат, и в итоге результат и впечатление оказываются искаженными. Эксперимент закончился фиаско. У меня сложилось впечатление, что за последние 30 минут немецкий язык претендента резко ухудшился. Его предложения были бессвязными, а картина с описанием проекта, которую я получил, выглядела так, как будто климатические активисты облили ее краской. Он же был собой доволен и излучал уверенность в себе. «Вы сочтете меня расистом, если я вам откажу?» – спросил я его. Обычный работодатель, наверное, сказал бы: «Мы с вами свяжемся», а в итоге соискатель получил бы сообщение о том, что «мы остановились на другом кандидате» (которого у нас вообще не было).

Для меня это был сложный момент. Тем более что я восхищался своим собеседником, который, несмотря на неблагоприятные обстоятельства, окончил учебу с хорошими оценками, хотя его родители не имели даже профессионального образования. Я бы хотел продемонстрировать такому человеку признание его достижений, но... я бы не взял его на работу. Объяснить ему это, не лишая его мотивации, гордости за многолетнюю учебу и успешное окончание вуза, было для меня самой трудной частью разговора. Я сделал это так, чтобы слово «расизм» не возникло в разговоре. По крайней мере, в данном случае.

Я часто сталкивался с подобными историями. Мне всегда говорили, что проводились исследования с резюме без имен и отвергнутыx на личном собеседовании принимали, потому что потенциальный работодатель не знал их иностранного имени. Я знаю, знаю… По бумагам я мог бы принять на работу некоторых из них, но не после личного собеседования, даже если бы они надели на лицо мешок и не сказали мне своего имени.

Сегодня расистов в Германии стало больше. Это так, тем более что у нас всё больше иммигрантов из исламских стран, которые плохо совместимы с местным обществом. Это подпитывает расизм с немецкой стороны. Но есть и другая сторона медали: иммигрировавшие «новые немцы» нередко сами являются ярыми расистами.

В настоящее время я вынужденно работаю консультантом по вопросам образования для молодых людей, в основном иммигрантов, поскольку как критик Эрдогана и германской «светофорной» политики больше не получаю заданий в качестве консультанта по маркетингу и менеджменту. И я уже больше не в силах слышать утверждение «Немцы – расисты» из уст молодых людей и их родителей. Я стараюсь, чтобы общение с молодыми людьми и их семьями было свободно от политики. Когда родители сами поднимают политические темы (часто это касается Палестины и Израиля), я стараюсь прекратить такой разговор, потому что наши взгляды обычно диаметрально противоположны. Но даже если я это пресекаю, тo всё равно замечаю расизм в своих собеседниках.

Пример: 16-летний сириец, который слишком доверчив, всегда околачивается на вокзале и имеет друзей из той культурной группы. Все они одеты в черное. Почему-то им не удается купить цветную одежду, поэтому невозможно понять, ходят ли они всегда в одной и той же одежде или время от времени покупают что-то новое. В гардеробе моего подопечного всего две цветныe футболки рядом с 20 черными, и я думаю, что они попали в гардероб по квоте на особые случаи. Особый случай – это, например, когда он должен был явиться в суд после совершения кражи. «Надень что-нибудь яркое, желательно белое», – сказал я ему. Потом, увидев его в суде, я вспомнил старый шлягер:

Ganz in weiß, mit einem Blumenstrauß,

So siehst du in meinen schönsten Träumen aus.

Ganz verliebt schaust du mich strahlend an,

Es gibt nichts mehr,

was uns beide trennen kann.

Он был полностью в белом, включая туфли, которые явно были куплены именно по этому случаю. Только букета цветов для судьи не было, в отличие от текста песни. Это можно было бы расценить как попытку повлиять на нее.

К сожалению (хотя я и сам часто улыбаюсь), судья то и дело спрашивала молодого человека, почему он смеется и что именно он находит смешным. И мне приходилось объяснять, что мой подопечный действительно всё время смеется. У него смеющаяся душа, лишенная забот, которые должны волновать других, но которые не интересуют его. И снова мне удается убедить судью в том, что это добродушный человек с добрым сердцем, просто он общается не с теми друзьями и потому попадает в неприятности.

В итоге ему назначают 25 часов общественно-полезных работ. Вообще-то это повод для праздника, но не для вечно улыбающегося человека. Если бы речь шла о 50 часах, он бы, наверное, не справился с этим до конца жизни. Чтобы отработать эти часы, у него было время с начала июня до 3 сентяб­ря. Он закончил 1 сентября. Почему это длилось так долго, с его точки зрения, объясняется одной-единственной причиной: немцы – расисты.

Прошло два месяца, прежде чем он приступил к общественно-полезным работам: то у него не было свободного времени, то врачи выписывали ему больничный. Я сказал ему: «Пять часов в день – и через неделю ты будешь от этого свободен». Когда он услышал это из моих уст, ему показалось, что это здорово. Не предупредив меня, он уволился с подработки, которую я ему организовал. Когда я спросил его, в чем причина, он ответил: «Начальница сказал, чтобы я работал чуть быстрее». – «И что, из-за этого ты ушел?» – «Это была просто дискриминация, она сказала мне это, потому что я беженец. Кроме того, женщина не может указывать мне, что делать». Я позвонил начальнице и спросил, что произошло. «У него был очень своеобразный подход к работе: не сделаю сегодня – сделаю завтра», – пояснила она.

Далее, свою общественно-полезную работу он должен был выполнять в социальном кафе. Проблемы там начались с первых минут. «Ахмет, меня здесь заставляют убирать лестницу», – написал он мне, приложив к сообщению фотографию 21 ступеньки. «Слушай, тебя отправили не в санаторий, и это должно быть для тебя не наградой, это наказание, которое ты должен просто отработать», – ответил я.

Я думал, что теперь всё в порядке, но ошибся. После первого дня он не появился на работе. Причиной снова стал расизм. Одна посетительница за столиком в кафе рассказала подруге, что была в банке и в очереди перед ней стояла женщина в чадре, в которой были только прорези для глаз. Рассказчица пояснила, что испугалась, что женщина в любой момент может достать из-под чадры бомбу. Это было для моего протеже слишком. Он ушел, никому ничего не сказав.

Через некоторое время я спросил его, отработал ли он свои 25 часов. Он ответил, что только десять, и рассказал мне о своем «расистском деле». Тогда мы придумали другое решение: он должен был отработать оставшиеся часы в приюте для животных. Мы исходили из того, что кошка не может мяукать по-расистски, а собака не может лаять по-расистски. Я сказал ему, что он должен отработать семь часов в один день и восемь часов в другой, и всё будет закончено. Как я уже сказал, 50 часов означали бы для него пожизненное заключение.

Неделю спустя мы встретились. «Ну что, тебе полегчало после того, как ты выполнили свои общественно-полезные работы?» – спросил я его. И вскользь упомянул, что для немцев такие усилия ничего не значат, тем более что существует почти 30-миллионная армия волонтеров-добровольцев, которые самоотверженно берутся за работу и без которых Германия не смогла бы функционировать. Я думаю, что он принял это к сведению, но посчитал немцев глупыми по двум причинам. В этой фразе были слова «доброволец» и «работа», против соседства которых он возражал. А еще в Германии были начальницы, которые, будучи женщинами, позволяли себе отдавать приказы мужчинам.

Ах да, я забыл привести ответ моего протеже: «У меня впереди еще десять часов». Я чуть не присел… Его равнодушие и лень не знали предела! «Ты что, не ходил туда?» Он сказал, что пару дней чувствовал себя не очень хорошо. В школе он тоже так себя ведет, однажды к нему домой даже явилась полиция и спросила родителей, почему их сын не соблюдает обязательное посещение школы. Но он знает толк в «германской системе»: достаточно одного звонка врачу, и тебя тут же отправляют на больничный. После пандемии всё стало еще проще. Один из дней, когда он не захотел идти в приют для животных, был субботним. Это и понятно, ведь если ты не хочешь работать в будни, то не можешь пожертвовать выходными ради работы.

Параллельно перед нами по-прежнему стояла проблема найти ему место для профессионального обучения в качестве продавца – работа его мечты, как он говорит, потому что он так хорошо умеет общаться с людьми. Это его самооценка. Но есть и другая сторона: смогут ли люди найти общий язык с ним.

В центре занятости сказали, что ему нужно пройти годичную подготовку к профессиональному обучению. Звучит неплохо, но на деле это просто способ убить время, и не более того. В случае с моим протеже проблема была еще и в том, что он не намерен регулярно посещать занятия: уже в школе он понял, что без этого вполне можно обойтись.

Мне удалось убедить делопроизводителя центра занятости в том, что начинать профессиональное обучение лучше прямо сейчас, когда все торговые сети дают объявления о наборе учеников. Я пообещал помочь ему с подготовкой резюме, но схитрил и написал все его резюме сам. Написал, вероятно, хорошо, потому что его пригласили на множество собеседований. Но он получил 20 отказов, что является, вероятно, рекордом в этой отрасли, где все ищут учеников.

Мой подопечный продолжал невозмутимо улыбаться и был счастлив, потому что у него было объяснение: «Все немцы – расисты». Я посоветовал ему надевать на собеседование что-нибудь более светлое, как тогда в суд, выглядеть ухоженным, сидеть прямо, а не лежать на столе, и вынуть руки из карманов брюк, что было его дурной привычкой. Поскольку всё это не помогло, я сказал ему, чтобы на следующий день он представился мне, как будто я незнакомый ему работодатель.

Он пришел, снова в белом с ног до головы, как будто припарковал свою яхту за углом: этакий selfmade-безработный. Он сел, и что я могу сказать… Я тоже стал расистом. Под ногтями у него была черная грязь. Это было видно, когда он, почти лежа на столе, вынимал руки из карманов брюк, чтобы почесать голову. При этом ему приходилось продираться сквозь сальные волосы, которые он обработал гелем для волос, чтобы они еще больше блестели. Забыл упомянуть: когда он переступил порог, вместе с ним ворвался запах целой армии курильщиков, так что мне пришлось открыть все окна.

Я отказал ему и не смог предложить место для обучения в моем выдуманном супермаркете. Я перечислил причины этого и записал их: на одной половине странице всё отрицательное, на второй намеревался записать всё положительное, но она осталась пустой. Затем я задал ему главный вопрос: «Я что, расист, потому что отказал тебе?» Он засиял во все 32 зуба, как бы говоря: «Ну наконец-тo можно отправиться на вокзал, встретиться с друзьями!».

Теперь мне предстояло организовать для него подготовительный год в профессиональном училище. Я сделал это по электронной почте, но из-за продолжавшейся тогда пандемии школа не отвечала. Пришлось ехать лично, чтобы в ближайший понедельник, когда закончатся каникулы, он смог посетить хотя бы первый день занятий. Зная его, я был уверен, что уже во второй день он представит больничный лист.

В школе мне радостно сообщили, что мой протеже может приступить к обучению в подготовительном классе. Я написал его матери через WhatsApp. Вернее, воспользовался возможностью записать голосовое сообщение и программой перевода, так как она говорит только по-арабски и не умеет писать. Конечно, в подобных ситуациях недоразумения неизбежны.

На мою радостную новость она ответила: «Об этом не может быть и речи, так как эта школа не настолько признана». У меня перехватило дыхание. Не хочу никого обидеть, но она подписывается, ставя вместо фамилии крестик. Она неграмотна, совершенно не знает германской школьной системы, но знает то, что совершенно не соответствует действительности, а именно, что эта профессиональная школа якобы не так уж и признана. Мой день был испорчен. Я с трудом успокоился.

Впервые в жизни я написал в ответ слово, которое раньше никогда не использовал: «Бред!» – и с помощью программы перевел его на арабский.

Я не знаю, правильным ли был перевод, но это подействовало. «Хорошо, тогда мы в назначенное время будем в школе», – сообщила мне сирийский эксперт по образованию. На часах было, что называется, двенадцать без пяти, так как в ближайший понедельник в Баварии заканчивались каникулы…

Итак, теперь вы знаете, как выглядит расизм в Германии. Я сообщил родителям, что, согласно договору, буду продолжать присматривать за их чадом до ноября. После этого договор, конечно, продлевать не буду.

 

Ахмет Рефии ДЕНЕР