Пора начать учиться на ошибках

В конце своего 23-летнего политического пути Владимир Путин открыл врата ада, совершив нашествие на Украину, с тем чтобы разрушить архитектуру безопасности Европы после окончания холодной вой­ны и восстановить утраченную имперскую славу России. Хотя цивилизованный мир сталкивается с угрозой, которую мы должны были бы предвидеть с того момента, как Путин более 20 лет назад превратил Грозный в Сталинград и остался безнаказанным, наш ответ сдерживается тем фактом, что путинская Россия обладает огромным ядерным арсеналом, который российский тиран готов применить.

Ужасающие и повергающие в шок сцены, которые мы нынче видим на экранах телевизоров, и наша неспособность что-либо с этим поделать должны быть в первую очередь в умах западных лидеров, когда они слепо идут на новую ядерную сделку с Тегераном. Нам следует помнить об этом: как и путинская Россия, Исламская Республика – это держава без статуса-кво, чьи действия больше всего обусловлены идеологией. Рано или поздно революционная власть начинает стремиться экспортировать свою революцию в качестве инструмента радикальных изменений и установления своего гегемонистского господства.

В статье «Пороховая бочка под названием ислам», опубликованной в итальянской ежедневной газете Corriere della Sera 13 февраля 1979 г., через несколько дней после того, как предводитель Исламской революции, ныне покойный имам Рухолла Хомейни вернулся в Иран из своего парижского изгнания, французский философ Мишель Фуко написал, что «возможно, [его] историческое значение будет обнаружено не в его соответствии признанной „революционной“ модели, а в его способности перевернуть существующую политическую ситуацию на Ближнем Востоке и, следовательно, глобальное стратегическое равновесие». Вследствие этого особенности исламa, которые до сих пор составляли его силу, угрожают возможностью его расширения. Это «исламское» движение может поджечь весь регион, свергнуть самые нестабильные режимы и поколебать самые прочные. Ислам, который является не просто религией, а образом жизни, рискует превратиться в гигантскую пороховую бочку, угрожающую изменить судьбы сотен миллионов людей. Со вчерашнего дня, писал тогда Фуко, любое мусульманское государство можно революционизировать изнутри, основываясь на его вековых традициях.

В то время Фуко был поклонником иранской революции. И он не ошибся. Иран аятолл стремится восстановить господство шиитов над суннитским миром, так же как путинская Россия стремится реанимировать царскую империю. Иранские муллы надеются стать светочем ислама за пределами региона, подобно тому, как Путин мечтает о панславянском пробуждении. Тегеран мечтает стать лидером угнетенных земель, подобно тому, как Россия стремится подорвать мировое господство Запада; убедить угнетенных принять видение Хомейни как знамя сопротивления международному порядку, в котором доминирует Запад, – подобно тому, как Путин апеллирует к христианству, антикапитализму и антипробуждению в своей битве против американской «империи лжи».

Однако даже после того, как Путин развеял все наши иллюзии относительно перезагрузки отношений с Москвой и мирного решения споров; даже после того, как он развязал неспровоцированную агрессивную вой­ну против беззащитного соседа; даже после того, как он дал зеленый свет на разрушение городов, изнасилование их жителей и бессмысленное уничтожение целой нации, политические дебаты в Вашингтоне по отношению к Ирану по-прежнему сосредоточены на ошибочном убеждении, которое администрация Байдена разделяет со своими предшественниками-демократами, что надежные гарантии (которых в любом случае не хватает в СВПД) в обмен на экономические дивиденды не только ограничат ядерные запросы Ирана, но и потенциально изменят его поведение. Мы говорим себе, что Иран – это не Россия и ему не требуется ею быть, чтобы стремиться к величию, которое перевернет наш мир.

Тем не менее наша политика по-прежнему руководствуется базовым анализом затрат и выгод, который исходит из всех режимов санкций, принятых в прошлом, и который также определяет политику Запада в отношении России после падения Берлинской стены и распада советского блока. Столкнувшись с растущей изоляцией, издержками и ущербом для своей экономики, противники будут обменивать воображаемые награды за отказ от плохого поведения на экономические возможности. Даже когда они действуют иррационально, по крайней мере, по стандартам западного рационализма XXI в., мы ошибочно принимаем их безумие за уловку, которую мы можем обезвредить с помощью рассчитанной смеси уговоров и наказаний.

Мы пробовали ту же комбинацию кнута и пряника с Муссолини в Эфиопии и Гитлером в Мюнхене. Несмотря на Голливуд, это никогда не срабатывало, потому что, в конечном итоге, Тегеран (и Москву) мотивируют не рациональные расчеты национальных интересов, как уверял Барак Обама еще в 2015 г., а горячее желание распространять свою революционную идеологию и решимость неустанно вести битву идей, направленную на подрыв и разрушение основанного на западных правилах международного либерального порядка. Добавление статуса ядерной державы гарантирует, что существующие ограничения на эти амбиции, какими бы слабыми они ни были, исчезнут.

Возможно, иранский режим в целом не привержен апокалиптической политике, о которой часто свидетельствует риторика некоторых его лидеров, но в глубине души Иран остается революционной державой, движимой идеологией, которая успешно сочетает в себе персидский национализм, шиитское возрождение, третий мир и революционные марксистско-ленинские теории. Разрушительный потенциал революции всегда проистекал из взрывчатой смеси диверсионного с божественным. Стремление продвигать эту повестку дня более агрессивно и успешно лежит в основе стремления обладать ядерным оружием.

Тот факт, что Ирану в его революционных стремлениях не хватает мощи, скажем, бывшего Советского Союза, не делает его усилия смехотворными или его положение более уязвимым для давления. Именно это побуждает Иран стремиться приобрести потенциал ядерного оружия, независимо от того, с какими жертвами сопряжены эти усилия. Ядерный арсенал или даже престиж, полученный в результате того, что страна стала ядерным пороговым государством после длительного и успешного сопротивления экономическому давлению Запада, – это мультипликатор силы, который мы недооцениваем на свой страх и риск. Позволить Тегерану приобрести такую возможность, которую под эгидой США может дать ему СВПД, означало бы дипломатический эквивалент бросания зажженной сигареты в лужу бензина.

То, что современный Иран является революционной державой, в которой те, кто принимают решения, практически не поддаются давлению, должно быть уже очевидным. Спустя 43 года после свержения шаха и создания Исламской Респуб­лики Тегеран продолжает вкладывать значительные ресурсы, даже в условиях крайнего экономического спада, в экспорт своeй революции во все уголки земного шара. Финансовые и военные мероприятия, необходимые для спасения режима Башара Асада в Сирии, усилениe гегемонии «Хезболлы» в Ливане и распространения проиранских шиитских ополчений, которые раздувают пламя насилия от Йемена до Ирака, – это только самые известные из новостей, цeнные свежие примеры того, как Иран отдает приоритет экспорту своей революции за границу, а не повышению общественного благосостояния внутри страны.

У Ирана нет общих границ или территориальных споров с Израилем, но он патологически одержим его уничтожением и культивирует это посредством поддержки палестинских исламистов, мировых террористических заговоров против евреев и неустанного дипломатического давления. Иран также несет значительные расходы на поддержание политических союзов (например, с Венесуэлой), которые не приносят ему ни финансовой выгоды, ни внутриполитических дивидендов. А еще имеется всемирная деятельность Ирана по привлечению сторонников через миссионерскую работу, что, возможно, и является глупой затеей, но Иран выполняет ее с поразительной экономической расточительностью. Либеральные демократии могут рассматривать все это как безответственное разбазаривание ценных национальных ресурсов, Иран же считает это своим священным долгом.

То, что анализ затрат и выгод, вызванныx санкциями, не дает таких результатов, как, скажем, в случае с апартеидом в Южной Африке, также должно быть очевидным. Иран ведет себя не как неплатежеспособный должник, пытающийся восстановить доверие к себе, а как нераскаявшийся вор, который предпочитает постоянно улучшать свои возможности по взлому все более сложных систем безопасности. Имея перед глазами пример путинской России, администрации Байдена необходимо радикально переосмыслить долгую игру Америки в отношении Ирана.

Вполне разумно предположить, что Иран ищет защиты, которую ядерное оружие явно дает России, позволяя навязывать соседям свою волю и делать это безнаказанно. Тегеран стремится создать новый мир, который будет характеризоваться ожесточенной конкуренцией с Соединенными Штатами за гегемонию в Персидскoм заливe и усилиями по укреплению союзов для противостояния идеологическим и геополитическим антагонистам Ирана в Эр-Рияде, Анкаре, Иерусалиме и Каире. Это будет применимо к целому ряду вопросов, в том числе к всепоглощающей враждебности Ирана к существованию Израиля и к любому политическому соглашению с ним.

Но Иран вряд ли ограничится еврейским государством. Воодушевленное своим ядерным прорывом, революционное руководство Ирана будет стремиться, используя новую силу и престиж, укрепить партнерские отношения и установить свое господство далеко за пределами Ближнего Востока, чтобы переиграть западные державы. Последствия будут серьезными, и вероятность более опасного конфликта, чем тот, который мы наблюдаем в Украине, вряд ли можно будет исключить.

Тегеран не скрывает своего стремления стать узлом всех антизападных и антиглобальных движений. Сегодняшний Иран спешит на помощь антизападным революционерам и мечтает превратиться в реинкарнацию Советского Союза. Завтрашний ядерный Иран сможет осуществить эту мечту. И тогда он поддержит сеть радикальных, агрессивных группировок, которые устремятся в Тегеран в поисках могущественного покровителя. Тогда Тегеран будет всего в одном шаге от того, чтобы стать таким же мощным спонсором подрывной деятельности во всем мире, как ныне путинская Россия.

Этот сценарий не так уж надуман, как может показаться. У Ирана уже есть важные друзья в Европе, и он пробуждает революционные фантазии среди закоренелых западных марксистов. Связи между крайне левыми в Европе и иранским радикальным исламом хорошо налажены. Их общая ненависть к западному капитализму и демократии перевешивает разногласия, которые у них могут быть по таким вопросам, как гендерная политика и гомосексуальность. На противоположном конце политического спектра крайне правые также проявляют сочувствие к Ирану и поддерживaют его, особенно с началом гражданской вой­ны в Сирии, которая побудила многочисленные ультраправые организации в Европе боготворить Россию, «Хезболлу» и Иран как предполагаемыx защитников христианских меньшинств и оплот против суннитских салафитов. С тех пор Иран культивировал этот образ через каналы зарубежной пропаганды.

Осмелев, обладающий ядерным потенциалом Иран не остановится на поддержке антиглобалистских политических сил, находящихся на полюсах наших политсистем. Он укрепит уже существующую международную коалицию государств, разделяющих идеологический антагонизм Ирана по отношению к Западу. Союзы Ирана с Боливией, Венесуэлой, Никарагуа и Кубой в Латинской Америке укрепились за последнее десятилетие. Всякий раз, когда выборы меняют прозападные правительства в развивающихся странах, Ирану легче предложить себя в качестве их паладина, инвестируя в их экономику, пополняя банковские счета послушных лидеров, обучая и снабжая их армии, а также оказывая политическую поддержку на международных форумах. Россия и Китай будут более чем счастливы использовать Иран в качестве молота для нанесения ударов по западным интересам и механизмам безопасности, которые мешают их собственным амбициям. Наблюдая за тем, как путинская Россия уничтожает Украину, мы должны понимать, что вот-вот переступим тот же порог с Ираном.

 

Эммануэль ОТТОЛЕНГИ

Перевод с англ. М. Аргаман (translarium.info)