Ювелир из Собибора

«Шломо поставил кассету с еврейской религиозной музыкой. Потом закрыл глаза, как будто стоял у Стены Плача в Святом городе, раскачиваясь взад и вперед, подобно людям в заунывном плаче, вопрошающим своего Бога о причинах всех своих страданий, не понимая, но никогда не теряя веры в Него. „Они пели“, – тихо сказал он. И не стал пояснять, кто „они“. Длинная череда стариков, женщин и детей, которые никогда больше нас не покинут...»

Ричард Рашке, «Побег из Собибора»

 

Ювелир Шломо Шмайзнер был одним из 47 оставшихся в живых узников нацистского лагеря смерти Собибор, созданного в оккупированной Польше. О своем пребывании в Собиборе, куда он был пригнан в 15-летнем возрасте, и о том, что ему там пришлось пережить, он рассказал в автобиографической книге «Ад в Собиборе. Трагедия еврейского подростка» («Inferno em Sibibor. A tragédia de um adolescente judeu»), опубликованной в Бразилии в 1968 г. Книга, а также интервью c Шломо Шмайзнером, легли в основу этой статьи.

Станислав Шмайзнер, больше известный под именем Шломо, родился в 13 марта 1927 г. в городе Пулавы Люблинского воеводства в семье владельца фруктовых магазинов Йоселя Шмайзнера и его жена Посл. У Шломо была старшая сестра Рырка и младший брат Моше.

До Второй мировой вой­ны в Пулавах проживало около 4000 евреев. Дома говорили в основном на идише. Шломо посещал религиозную школу. После ее окончания освоил профессию ювелира, хотя отец мечтал, чтобы он стал врачом или адвокатом. Как потом оказалось, сын сделал правильный выбор: избранная им профессия спасла ему жизнь.

Еврейская община Пулав жила практически изолированно в польской антисемитской среде. Многие пулавские евреи по этой причине еще задолго до вой­ны покинули родные места и эмигрировали на Запад. Вскоре после гитлеровского вторжения в Польшу и ее раздела между Германией и СССР пришлось покинуть Пулавы и семье Шломо. Скитаясь по селам, перенося голод и болезни, семья в конце концов оказалась в гетто Ополе-Любельске. Весной 1942 г. гетто закрыли, и в мае около 2000 согнанных туда евреев вынуждены были его покинуть. Среди них – Шломо с семьей. Им пришлось пешком преодолеть долгий путь до городка Налечув, где находилась железнодорожная станция. Всех, кто отставал в пути, расстреливали. В Налечуве семью Шмайзнер в числе других втолкнули в битком набитые вагоны для скота и отправили без воды и пищи в концлагерь Собибор.

Нацистский лагерь уничтожения Собибор был создан на юго-востоке Польши в марте 1942 г. в рамках программы «Рейнхард», предусматривавшей полное уничтожение еврейского населения Европы. Его обнесли несколькими рядами колючей проволоки и минными полями, а по углам установили вышки с пулеметами. Лагерь просуществовал чуть меньше полутора лет, и за это время в нем погибло около 250 тыс. евреев. В Собибор были депортированы еврейские жертвы из Советского Союза, Польши и ряда стран Западной Европы.

Технология его работы была предельно проста. В находившийся в лесу лагерь вела небольшая железная дорога, по которой туда доставляли еврейских смертников. Их сразу же отправляли в так называемую «баню» – газовую камеру, где в течение 15 минут они оказывались удушены газом. После этого узники из так называемой «зондеркоманды» сбрасывали трупы для захоронения в специально вырытый ров, находящийся возле концлагеря. Фактически «конвейер смерти» обслуживался теми же людьми, которым вскоре предстояло самим стать его жертвами. С точки зрения нацистов, такой подход был экономически более оправданным.

Помимо тех, кого умертвляли сразу, было еще около 500 узников, занимавшихся в лагере хозяйственными работами. Лагерь был разделен на три подлагеря. В подлагере I располагались мастерские. Немцам нужны были слесари, столяры, плотники. Но не только: они желали получать удовольствие от жизни. По приказу командования в день прибытия потенциальные смертники должны были танцевать, петь или плясать. Музыканты играли на инструментах, захваченных с собой. Хор новоприбывших громко распевал популярные песни. Женщины-узницы перешивали одежду, снятую с уничтоженных, вязали лагерникам носки. Художники рисовали их портреты, которые те посылали домой, а ювелиры изготовляли перстни и рукоятки для плетей, которыми они наотмашь хлестали тех, кто был принужден на них работать.

В подлагере II у прибывающих на поездах евреев отнимали багаж. Вещи сразу же отбирались и просматривались. Часы, деньги и драгоценности становились «доходом Третьего рейха», а на самом деле в основном присваивались командованием лагеря. Рядом находился хозяйственный двор – там держали кроликов и разводили гусей, чтобы лагерная охрана не голодала.

Подлагерем III были газовые камеры. Второй и третий подлагеря соединяли проходы: один для мужчин, другой – для женщин и детей. Их всех заставляли раздеваться и проходить в так называемую «баню» – газовую камеру. К ней шли по тропе, цинично называемой охраной «Химмельштрассе» («Небесная дорога»). Но женщин и детей сначала провожали в «парикмахерский барак», где наскоро стригли. Волосы отсылали на фабрику, находившуюся недалеко от Нюрнберга, где из них изготавливали войлок. Он шел на зимнюю форму для солдат вермахта и на мягкую обувь для моряков-подвод­ников – ведь, находясь на борту лодки, нельзя было шуметь.

Охрану лагеря осуществляли эс­эсовцы и украинские полицейские-«травники» (в Травниках был расположен учебный центр СС. – Э. Г.). Это были в основном фольксдойче, выходцы из Украины. В частности, в их составе был также печально известный убийца Иван Демьянюк.

Когда 12 мая 1942 г. в Собибор привезли очередную партию евреев и толпу прибывших разделили на мужчин и женщин, 15-летний Шломо Шмайзнер услышал, что в лагере ищут ремесленников, и, еще не зная о том, что их привезли в лагерь уничтожения, обратился к заместителю коменданта лагеря Густаву Вагнеру, которого за его жестокость и садизм называли Зверь: «Я ювелир, я вам нужен». Он показал Вагнеру бумажник с золотой монограммой и коробку с инструментами. Вагнер, подумав, вытолкал его из толпы. «Я увлек за собой также моего брата и двоюродного брата, сказав, что они тоже ювелиры, – вспоминал Шломо. – После отбора эсэсовцы увели в 1-й подлагерь небольшую группу мужчин-ремесленников, в которую вошел и я, а остальных прибывших отправили в газовые камеры. Нас поместили в бараках и накормили». Так четверо молодых людей оказались в рабочей зоне лагеря и по прибытии избежали смерти, хотя ювелиром из них был только Шломо.

«13 мая состоялась моя первая встреча с комендантом лагеря Францем Штанглем, – продолжает Шломо. – Он приказал мне сделать серебряный перстень, на котором я должен был выгравировать символы жизни и смерти. Я понял, что жизнь – это для него и его охраны, а смерть – для нас, заключенных евреев. Штангль не убивал сам, он это делал „чужими руками“. Он всегда находился в своей конторе, ведя счет убитым».

Заказов у Шломо было более чем достаточно. Золота в лагере было настолько много (включая золотые зубы и коронки, вырванные у погибших в газовых камерах), что работал он от зари до зари. В Собиборе Шмайзнер изготавливал украшения не только для высшего командования, но и для других эсэсовцев. «Я сделал эсэсовцам 32 перстня, – вспоминал он. – Для некоторых я делал даже золотые стельки».

Он постоянно думал о судьбе своих родителей и сестры. О них он ничего не знал, и эта мысль не давала ему покоя. «Так как они были, казалось, довольны моей работой, я как-то попросил Вагнера сообщить мне о моих родных. На это Вагнер вежливо сказал: „Они чувствуют себя прекрасно, и можешь быть уверен, что скоро ты встретишься с ними“».

Вскоре после этого разговора Шломо получил послание от своего друга Авраама, работавшего в подлагере III в «зондеркоманде». «В нашу мастерскую зашел украинский охранник, фольксдойче по фамилии Клатт. Он принес записку, адресованную мне от узника, которого я знал. В ней он сообщил мне, что все они мертвы, и я должен читать по ним кадиш. Позднее я получил от него подробное письмо. „Дорогой друг! – было написано в письме. – Я просил тебя читать кадиш не только за твоих родителей, но и за всех, кого уничтожают... Теперь знай, что из всей массы евреев, прибывших сюда, уже почти все мертвы. После того как тысячи евреев проведут через ворота лагеря, они проходят длинный коридор и попадают в лагерь II. Там их заставляют раздеться и загоняют в один большой барак якобы для мытья. Туда за раз входят сотни людей. Двери барака герметично запирают, включают дизельный двигатель, выхлопной газ которого поступает в барак, пока все там не погибнут от удушья“».

Содержание письма потрясло Шломо. В глубине души он еще лелеял надежду снова увидеть кого-нибудь из своих близких. Поняв, что это невозможно, он решил любой ценой отомстить за их гибель, за уничтожение всех тех, кого пригнали сюда, в ад Собибора, на верную смерть. «С этого дня я искал любой способ, чтобы отомстить».

Но вскоре Шломо сам оказался на волоске от смерти. Он вспоминает: «Все эсэсовцы завидовали печатке коменданта и приказывали мне сделать им такие же. Награбленное золото они не имели права хранить, т. к. оно, снятое с жертв, принадлежало Третьему рейху. Однажды командование лагеря узнало, что другие эсэсовцы заставляли меня делать им кольца. Обезумев от бешенства, Вагнер ворвался в мастерскую, схватил меня за шиворот и погнал в лагерь III. Чувствуя приближающуюся смерть, я, упав на колени и весь дрожа, стал умолять его: „Хозяин жизни и смерти, вы уже один раз спасли меня, взяв в мастера, смилуйтесь еще раз, не тащите меня на смерть!“ Огромный «Зверь» Густав Вагнер был неподвижен. Казалось, он пытался сдержать дикую ярость. Он поглядел на меня сверху вниз, а затем ударил ногой в пах и снова заорал, приказывая: „Убирайся в первый лагерь!“ Я никогда в жизни не мчался так быстро. Я был спасен еще раз». Ни Шломо, ни матерый убийца Вагнер тогда не могли предположить, что их пути когда-нибудь снова пересекутся. И роли поменяются...

Но вскоре Шломо появиться в «ювелирной мастерской» больше не пришлось. В сентябре 1942 г. комендант Штангль был переведен в Треблинку, а руководить Собибором был назначен гауптштурмфюрер Франц Райхляйтнер. Новый шеф считал, что ювелирное дело в Собиборе продолжать бессмысленно, поэтому Шломо был переведен на работу в ремонтную мастерскую. Как механику и сварщику ему разрешалось свободно перемещаться по Собибору, кроме лагеря III, где располагались газовые камеры. Это позволяло ему завязать контакты со многими узниками, и он принял активное участие в подготовке восстания в лагере.

Его подняли сами заключенные, без помощи партизан и антифашистского сопротивления. Они шли на риск, но терять им было нечего. Если удастся – замечательно. Если нет – получат пулю в затылок. Но это все же лучше, чем смерть в газовой камере. Оружия у узникoв практически не было, но, несмотря ни на что, им удалось перебить эс­эсовцев и вырваться на свободу. Это был практически единственный случай за всю историю Третьего рейха, когда лагерное восстание увенчалось успехом.

Однако как его организовать? Сначала в июле 1943 г. был сформирован подпольный отряд, которым руководил бывший глава юденрата в Жолкиеве Леон Фельдхендлер. Но в конце сентября в Собибор из Минского трудового лагеря СС прибыли советские евреи-военнопленные. В составе отряда был лейтенант Красной армии Александр Печерский, который и возглавил восстание. Леон Фельдхендлер перешел в его заместители.

Новый командир, или просто Саша, как его называли в отряде, сразу же предложил смелый план: не тайно бежать, а нападать первыми. Планировалось сначала убить эсэсовцев, завладеть их оружием и устроить массовый побег. Печерский объяснял это так: «Уничтожать немцев нужно в мастерских, куда заманить по одиночке под разными предлогами. Затем перерезать связь с помещением охраны. И тогда уже прорываться. Мы не можем рассчитывать на чью-либо помощь. Только на свои силы».

16-летний Шмайзнер был членом подпольного комитета лагеря. Ему было поручено особое задание – он должен был украсть с оружейного склада винтовки для советских военнопленных. Под предлогом ремонта он, перехитрив охранника, вошел в «украинские» казармы, взял пять винтовок и боеприпасы, а затем спрятал их, завернув в одеяло и засунув в печную трубу. Позже он передал их Печерскому, но одну винтовку оставил себе.

«Я помню день восстания в Собиборе – знаменательный день в истории, – продолжает Шломо. – В этот день около 600 безоружных узников Собибора, захватив оружие, одержали победу над значительной частью эсэсовцев и украинцев-охранников. 14 октября 1943 г., без десяти пять, после переклички евреи-ремесленники прибыли, как обычно, на построение. В 5.05 прозвучал сигнал, и они начали выстраиваться во дворе. В этот день на перекличку пришло гораздо меньше эсэсовцев, чем обычно. Вагнер в лагере отсутствовал, т. к. был в отпуске, и все собравшиеся поняли, что вот-вот что-то должно произойти».

«Печерский скомандовал заключенным: „Наш день настал! Большинство немцев мертвы! Давайте умрем с честью! Помните, что, если кто-то выживет, он должен рассказать миру о том, что здесь произошло“», – пишет в своей книге «Побег из Собибора» журналист Рихард Рашке.

Восставшим удалось расправиться с 11 эсэсовцами и убить около двух сотен украинских полицейских. Однако уцелевшие подняли тревогу. После этого узники Собибора пошли на прорыв. С вышки заработал пулемет. Военнопленные, захватившие оружие, вступили в сражение с охраной. «Кто-то из бежавших впереди советских военнопленных закричал: „За Родину! За Сталина!“ Суматоха была невообразимой», – пишет Шломо. Люди бросались на колючую проволоку, разрывая ее своими телами. Они подрывались на окружавших лагерь минных полях, погибали под пулями, но остановить их уже ничто не могло. Выломав ворота лагеря, они сумели вырваться на свободу.

Шломо открыл огонь по одной из сторожевых башен, и ему удалось убить автоматчика. В толпе восставших он побежал за Печерским к ограждению лагеря, а затем в направлении леса, оставив Собибор позади. Но бежавшие вместе с ним брат Моше, двоюродный брат Ноах и племянник Янкель погибли во время побега...

Около 130 узников не приняли участия в восстании. Кто-то из них болел тифом и был настолько изможден, что не мог примкнуть к восставшим. А кто-то просто надеялся на чудо. Но оно, к сожалению, не произошло: после побега нацисты расстреляли всех, кто остался в лагере, разрушили здания, уничтожили газовые камеры и засадили овощами участки территории, где находились бараки узников. Они пытались уничтожить доказательства убийства около 250 тыс. мужчин, женщин и детей, погибших за время существования лагеря, но не смогли стереть свидетельства тех, кто бежал. И хотя около 80 человек погибли во время прорыва, тремстам узникам все же удалось убежать в лес. Всего же Собибор смогли пережить только 47 человек…

Вместе с Печерским и его отрядом Шломо оказался в лесу. Держаться всем вместе было опасно: немцы были рядом. Решено было разделиться на группы. Им всем предстояло сделать выбор – либо, покинув Польшу и перейдя реку Буг, идти за Печерским в Белоруссию, либо остаться в Польше и присоединиться к партизанам. Польские евреи просили Шломо остаться, поскольку у него единственного из них была винтовка.

Вместе с 14 польскими евреями Шломо двинулся дальше по лесу. Через несколько дней они увидели указатель «зондеркоманды» Собибора. Это означало, что все это время они двигались по кругу. Но их удача была в том, что они не были обнаружены немцами, которые тщательно прочесывали территорию, прилегающую к лагерю.

Однaко смерть все время ходила рядом... В лесу беглецы из Собибора встретили отряд польских партизан, к которому решили присоединиться. Это закончилось для них всех трагедией... «Один из поляков, их лидер, приказал нам поднять руки для обыска, – рассказывает Шломо. – Те, у кого всё еще оставалось золото или ценные вещи, потеряли всё... Тогда я понял, что попал в руки партизан-националистов. Я сказал себе: „С нами покончено!“ После обыска они начали стрелять в нас в упор. Я бросился на землю, стрельба усиливалась. Пока я лежал, притворяясь мертвым, бандиты ушли, так как думали, что все мы мертвы... Тогда я поднял голову и увидел, что рядом... все погибли... Это должно было быть чудом, что я остался жив... В страхе я покинул это зловещее место. Все мальчики уже были в вечности... Они встретили смерть от рук своих соотечественников-поляков». Впоследствии Шломо всe-таки удалось примкнуть к партизанам, в рядах которых он воевал до окончания вой­ны.

В 1947 г. Шломо эмигрировал в Бразилию, открыл в Рио ювелирное дело, потом возглавил фабрику по переработке сырья и, наконец, уехал на Амазонку, купил там участок джунглей и превратил его в ранчо. Там он любил слушать русские песни, которые услышал в Собиборе. Жил одиноко, семьи не завел. Собибор для него не закончился... По его словам, он вытравил у него способность сострадать, смеяться и плакать. У себя в комнате Шломо хранил две винтовки, завернутые в одеяло. Здесь, на ранчо, он написал свою книгу воспоминаний. В 1987 г. совместно с Эстер Тернер-Рааб и Томасом Блаттом, также выжившими в лагере, он принимал участие в написании сценария документального фильма «Побег из Собибора». Он также несколько раз приезжал в Германию для дачи показаний на судебных процессах против военных преступников.

В 1967 г. осуществилась, по его словам, самая большая мечта его жизни: он опознал бывшего коменданта лагеря Штангля, который позже был экстрадирован в Германию, где его приговорили к пожизненному заключению. А потом опознал и его заместителя Густава Вагнера.

Штангль сообщил на суде, что Вагнер с 1950 г. проживал в Бразилии под именем Гюнтера Менделя, работал механиком, купил ферму в окрестностях Сан-Пауло в 30 милях от дома Штангля. Но в 1978 г. его выследил «охотник за нацистами» Симон Визенталь и сообщил об этом Шмайзнеру. Вагнера Шмайзнер опознал в полицейском участке Сан-Пауло, лично встретившись с ним. «„Халло, Густль!“ – обратился к нему Шломо. – „Кто это сказал?!“ – „Это я, маленький еврейский ювелир из Собибора!“ Нимало не смутившись, Вагнер заметил, что он, Шломо, должен быть ему благодарен за то, что остался в живых...» – описывает этот эпизод в своей книге Р. Рашке.

По данным бразильских властей и адвоката Вагнерa, тoт покончил жизнь самоубийством в октябре 1978 г. Но существуют и другие версии ухода Вагнера из жизни. Шмайзнеру была известна истинная причина его смерти, но он скрывал ее, в разговорах намекая, что знает об этом несколько больше.

3 марта 1989 г. на 62-м году жизни Шломо Шмайзнер скончался от разрыва сердца в бразильском городе Гоянии. «Я хочу сказать молодым людям во всех странах мира, – призывал он в своем интервью, – сделайте всё возможное, чтобы Холокост никогда больше не повторился!» Этому он сам, ювелир из Собибора, посвятил свою жизнь.

 

Эстер ГИНЗБУРГ