Германия-2020: мечты и реальность

Более 60 лет он был заморожен во льду, затем проснулся в совершенно другом мире: в фильме «Замороженный» с Луи де Фюнесом дедушка, ставший жертвой несчастного случая в Антарктике в 1905 г., оказывается во Франции в 1970-е гг. Ученые боятся, что он не переживет шок, и потому создают для него идеальные условия: жителям целого городского района приходится одеваться в исторические костюмы, ездить на бричках и читать специально изданные старые газеты. Я чувствую себя немного как тот размороженный дедушка. За исключением того, что никто не устанавливает для меня декорации. Я провел за рубежом всего 16 лет, но наше время стало настолько стремительным, что я чувствую, что пропустил десятилетия.

Когда я покидал Германию, взрослые люди все еще обращались друг к другу на «вы». Такие слова, как «работник культуры» и «агитация» (применительно к критике правительства), были известны только из уроков истории. Если бы мне тогда кто-то сказал, что бывшие сексоты Штази, старые коммунистические кадры и функционеры переименованной Социалистической единой партии Германии займут ведущие позиции в политике и обществе, я бы объявил этого человека сумасшедшим.

Когда я уезжал из Германии, блок ХДС/ХСС еще выступал за традиционные семейные ценности, обязательную военную службу, ядерную энергетику, против неограниченной иммиграции и двой­ного гражданства. Политика «мультикульти» считалась провалившейся. И я не мог себе представить, чтобы кто-то, не являющийся экстремистом, мог бояться открыто высказывать свое мнение.

Все 16 лет работы корреспондентом и руководителем корреспондентского пункта в Москве (Борис Райтшустер был создателем и руководителем московского корпункта германского журнала Focus. – Ред.) я всегда высоко оценивал и хвалил демократию, средства массовой информации и свободу в Германии. Я даже защищал ЕС и его брюссельских функционеров.

Вернувшись, я испытал шок. Я смотрю по сторонам и не могу поверить своим глазам. Я не понимаю, что случилось с Германией. Я вернулся в чужую страну. И, как мигрант, я регулярно сталкиваюсь с загадками. Я постоянно вспоминаю старую еврейскую шутку моего друга Шурика из Грузии: «Раньше, когда меня спрашивали, как у меня дела, я отвечал: „Дерьмо!“ А теперь выясняется, что тогда был чистый марципан!»

В прежней Германии было многое, что мне не нравилось. Некоторые вещи казались мне немного стерильными. Сегодня тротуары и зеленые насаждения в Берлине часто напоминают мини-свалки. Раньше я изводил своих российских знакомых рассказами о том, как комфортно и безопасно я чувствовал себя в Германии. Сегодня, когда я приезжаю в Москву, в каком-то смысле все наоборот.

С тех пор, как я вернулся, не проходит и дня, чтобы внутри меня не рухнул какой-нибудь маленький мир. Сначала я думал, что это связано с тем, что я живу в Берлине: ГДР здесь только кажется мертвой, в реальности же она живет в уровне сервиса, в государственном аппарате и в политике. Но проблемы куда глубже.

Конечно, и те, кто не покидал надолго Германию, тоже чувствуют изменения. Но им помогает эффект привыкания: для них все менялось понемногу, у них было время переварить эти изменения. В отличие от героя Луи де Фюнеса в фильме «Замороженный» и меня, они избавлены от «шока оттаивания».

Хотя, возможно, этот шок был бы им полезен. Может быть, мои впечатления помогут обнажить то безумие, которое кажется знакомым или даже нормальным тем, кто остался здесь, хотя на самом деле это не так давно появилось в их жизни. Это как в известной истории о лягушке, которая не замечала, что ее решили сварить, поскольку температура воды поднималась очень медленно.

Мой диагноз по возвращении горький, но однозначный: старой Федеративной Республики Германия, из которой я уехал тогда, больше не существует. По крайней мере, Берлин – это причудливая смесь старого Запада и старого Востока. Здесь меня все время преследует Москва и социалистическое дежа-вю. Нет, это не реинкарнация ГДР. Но дух «совка», как презрительно называют в России социалистический образ мышления и менталитет, можно отчетливо почувствовать в этой новой Германии. Он глубоко проник в политику, в общество и в средства массовой информации. В одних областях глубже, в других – меньше, но он присутствует повсеместно. Уж поверьте мне, за 16 лет пребывания в Москве у меня развился тонкий нюх на «совок» и социалистический образ мышления.

Мне понятно, что той ФРГ, из которой я уехал (и с которой я – какая ирония судьбы! – достаточно часто боролся, считая ее слишком консервативной во многих отношениях), больше не будет. Но я мечтаю о том, что мы вернем призрак «совка», социализма, туда, где ему место: на свалку истории.

Я мечтаю о том, чтобы центр общества, бесчисленное количество людей, с которыми я встречаюсь на каждой из моих лекций и у которых сердце в нужном месте, смогли вернуть себе верховенство дискурса в стране и сломать диктат левых идеологов и борцов за веру.

Я мечтаю о том, чтобы люди снова могли открыто говорить о своих страхах и заботах, высказывать обиды и проблемы, не опасаясь быть за это опороченными и не боясь за свое существование.

Я мечтаю о том, чтобы играющие во властный покер больше не стравливали людей друг с другом и не дегуманизировали политических оппонентов.

Я мечтаю о том, чтобы были возможны объективные дискуссии на темы, которые волнуют многих: безопасность, иммиграция, ислам, европолитика, взаимоотношения между полами, окружающая среда и климат.

Я мечтаю о монетарной политике, которая не будет опираться на печатание денег, но будет давать людям уверенность в их сбережениях, а не ощущение тихой экспроприации.

Я мечтаю об общественно-правовых СМИ, в которых равное место занимают очень разные взгляды и точки зрения, в том числе консервативные и либеральные.

Я слишком взрослый, чтобы верить в чудеса. Но история показывает, что политические системы, оторванные от реальности, идут под откос. Наша демократия может быть спасена от этого упадка, который будет иметь фатальные последствия, если мы не будем продолжать полагаться на желаемое и подавлять восприятие реальности, а вместо этого вернемся на полную тревожных реалий землю.

С тем политическим персоналом, который сегодня цепляется за капитанский мостик, мы не сможет этого сделать. Но в нашей стране полно прилежных, умных и способных людей. Только их больше волнует практическая жизнь и работа, и они недостаточно представлены в нашем нынешнем политическом ландшафте, где доминируют партийные чиновники. И они часто разочарованы в политике. Она вызывает у них безнадежную фрустрацию. История учит нас, что такая апатия ускоряет путь к катастрофе.

Но история учит нас еще кое-чему: тому, что особенно в кризисных ситуациях часто возникают необычные силы самоисцеления и обновления. Тут будет к месту вспомнить старую русскую пословицу, которую я выучил в Москве: «Надежда умирает последней».

Вот почему я не позволю лишить меня моей мечты. О том, что политика в этой стране вернется на путь разума и тон будут задавать не громкоговорители идеологов, укрывшихся в высоких башнях из слоновой кости, и не идеологи из телевышек, а те, кто каждый день заботится о том, чтобы наша жизнь функционировала должным образом.

Но поскольку одни лишь мечты не помогают, у меня тоже есть благое намерение на новый год: говорить, не боясь. Не позволять затыкать мне рот. Сообщать о происходящем. И по мере собственных возможностей придерживаться принципа, которому меня научили русские диссиденты: «Ты должен делать то, что должен, что бы ни случилось». В этом духе – всем вам счастливого, свободного и не заидеологизированного нового года!

 

Борис РАЙТШУСТЕР

Перевод с нем.